Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)
Шрифт:
— Подь ко мне, Кондратьич.
— Что прикажешь, госпожа? — быстро подскочив к боярыне, спрашивает дворецкий. — Не насчет ли милостыни, матушка?
— О том самом, — подтверждает Фекла Андреевна, — прикажи Фектисте-то прислать из поварни аржаных пирогов с кашей да с луком поболе, да некое число с говядиной. Знает она, как надобно…
— А меду да браги как прикажешь?
— Сколь и прошлый год. Да расчисли, дабы кажному парню по прянику медовому, а девкам — по два. Меду же и браги, кому по скольку, сам знаешь, а ежели…
Распахнулись двери
— Чей малец-то? — с улыбкой спросила Фекла Андреевна у Кондратьича.
— Терешкин, — ответил тот, — Васюткой звать…
Мальчик в это время с решимостью отчаяния вдруг засеменил торопливо к кивоту и, держа на протянутых руках снопик, взволнованно заговорил нараспев:
— Я ма-аинькой моло-отчик, при-нес бо-огу сноопчик…
Тут Васютка немного замялся, но, оправившись, громко закончил:
— Ххлисту бо-оженьке!
Положил платочек со снопочком на приступку перед кивотом и, обернувшись к боярам, поклонился. На миг он замер на месте, но потом, сразу оробев, бросился к сенцам. Кругом все захохотали, а Фекла Андреевна, перехватив Васютку у самых дверей, поцеловала и дала два больших пряника.
Тотчас же парни и девушки запели коляду, наполняя хоромы звонкими свежими голосами:
Уродилась Коляда Накануне рожества За рекою за быстрою. Там кругом огни горят, Огни горят великие. Вокруг огней скамьи стоят, Скамьи стоят дубовые. Красны девки да молодцы Поют песни Колядушке, Посредь их старик стоит, Точит свой булатный нож. Котлы кипят кипучии, У котлов козел стоит, Хотят козла зарезати…С шумом, рычаньем и козьим блеяньем из задних рядов протолкались парень на четвереньках в вывороченном наизнанку бараньем тулупе, изображая медведя, и коза — другой парень. Одетый козой был в однорядке, сшитой без рукавов, — она застегивалась сверху над головой. Из однорядки высоко торчала на длинной шее деревянная козья голова. Парень время от времени дергал веревку под однорядкой, и нижняя челюсть козы открывалась и захлопывалась, громко щелкая. Коза пустилась плясать вокруг медведя, выбивая дробно ногами, крича по-козьи и припевая:
— Съел медведь тридцать три пирога
И-иих! Кши, кши!
Коза кидается на девушек, щелкает деревянной челюстью, те громко взвизгивают, а медведь отхватывает вприсядку, ревет и ворчит. Парни же и девушки, топоча в лад каблуками, хором припевают:
Ай авсень, ай авсень! Таусень, таусень!Шумят кругом, визжат, хохочут все от смешных выходок и кривляний козы и медведя, хохочет и княжич Иван, забыв обо всем на свете. Хорошо ему, будто он дома, и не княжич, а просто парнишка веселый…
На другой день княжич проснулся поздно и проспал бы еще дольше, если бы не разбудило его пение причта соборного в крестовой, что рядом с его опочивальней.
— Христос рождается, славьте… — услышал Иван знакомые слова песнопения, но глаза его снова закрылись.
Потом сквозь дрему услышал он снова напев, но уже третьего песнопения, и то самый конец.
Княжич опять задремал, сладостно потягиваясь, и казалось ему в полусне, что он в Москве, у себя дома. Радостно ему, одно только тревожит, как бы отец не рассердился, что проспал он. Так оно и есть. Вот кто-то толкает его в плечо. Иван широко открывает глаза и видит Илейку, а позади его еще кого-то.
— Ишь, Иване, как заспался, — говорит Илейка, — все уже позавтракали…
— Тата на меня гневается? — спросил Иван, но, засмеявшись, воскликнул: — Истинно заспал всё! Померещилось мне, что в Москве яз…
— Помститься всякое может не токмо во снях, а и наяву даже, — молвил Илейка. — Вставай же, Иване, борзо. Позавтракаешь, и айда на площади посадские глядеть скоморохов да кукольников…
— Будь здрав, княже, — сказал Федор Курицын, выглядывая из-за Илейки и ласково усмехаясь. — Яз и шубы достал у дворецкого попроще: тобе и Иван Митричу. Ждет он нас в трапезной к завтраку…
Иван быстро вскочил, подбежал к умывальнику и заплескался в воде.
Илейка подал ему ручник и помог одеться.
Входя в трапезную, Иван увидел Константина Александровича, беседовавшего за чаркой меда с Иваном Димитриевичем Руно. Оба они встали при появлении княжича и поздоровались с поклонами.
— Прошу, княже, хлеба-соли откушать и гуся сего рождественского порушить, — кланяясь, говорил наместник. — Фекла Андреевна сама за ним приглядывала, даже Фектисте своей не доверяла…
— Будь здрав, князюшка, — сказала Фекла Андреевна из-за поставца с посудой, — садись, кушай, а яз те вот чарочку ищу поприглядней да поладней.
Иван поклонился хозяевам, помолился на образа и, как это водится у них дома в таких случаях, прежде чем сесть, поклонился всем и молвил:
— С праздничком Христовым…
— И тя с праздничком святым, — ответил за всех Константин Александрович, садясь вслед за княжичем.
— Костянтин Лександрыч, — сказал Иван, принимая блюдце с лучшим куском жареного гуся, — слышал яз, входя, о новой рати ты баил…