Иван Петрович Павлов (1849 —1936 гг.)
Шрифт:
Я возражал ему: «Допустим, что Вы правы, Иван Петрович, и какие-то капиталисты заработали свое богатство честным путем, благодаря уму, способностям и т. д. Но справедливо ли, что после смерти таких разбогатевших честных тружеников все принадлежащие им общественные блага переходят в руки их потомков или родственников, т. е. лиц, не имевших никаких заслуг в создании этих благ, и, к тому же, зачастую не отличающихся особыми способностями, умом и трудолюбием?»
По-видимому, он не ожидал такого вопроса. Несколько смутившись, он ответил: «Да, это, действительно, несправедливо».
Однажды весной 1932 г. Иван Петрович с возмущением рассказал о том, что он не смог разговаривать с молодым финном, жителем Колтуши, из-за того, что тот совсем не понимал русской речи. «Вот, господин коммунист,— раздраженно говорил он, обращаясь ко мне в конце своего рассказа,— до чего мы дожили. Взрослый гражданин России, живя под носом Ленинграда, не знает русского языка. Позор, позор, стыд!» Я согласился с ним и сказал, что в школах всех национальных
В начале 30-х годов Иван Петрович порой резко отзывался о продовольственных и других экономических затруднениях, вызванных непонятной ему мобилизацией всех сил и ресурсов для успешного выполнения плана индустриализации страны. Он по-прежнему довольно часто предавался острым и язвительным «отступлениям» по поводу тех или иных событий в тогдашней нашей жизни, основная суть которых все еще оставалась ему непонятной.
Зная Ивана Петровича, его прогрессивные взгляды на многие важные вопросы социальной жизни, его любовное отношение к труду и трудовому народу, восхищение мирной политикой и созидательной работой в области науки и культуры, горячую симпатию к проводимой в нашей стране политике равенства и братства народов, кристальную честность и чистоту, нельзя было сомневаться, что его критическое отношение к некоторым сторонам нашей новой жизни со временем ослабнет и исчезнет, по мере того как ослабнут и исчезнут временные затруднения страны.
Примечательно, что даже в период противоречивого отношения Ивана Петровича к некоторым сторонам советской действительности он всякий раз, возвратившись из-за границы, какое-то время почти не замечал или не затрагивал наших недостатков и с возмущением говорил об уродливых явлениях капиталистического мира. Так, осенью 1932 г. после поездки в Рим на XIV Международный конгресс физиологов Иван Петрович с негодованием рассказывал о мрачных временах в фашистской Италии, о Муссолини, «который нахально лез в президиум конгресса, хотя никто его не избирал, сидел там, задрав нос вверх, и глупым взглядом горделиво смотрел на председательствующего итальянского ученого (если память мне не изменяет, Павлов назвал фамилию Ботацци), рабски адресовавшего ему тошнотворные приветственные слова». Павлов говорил также о том, что отверг приглашение римского папы посетить его резиденцию.
Иван Петрович делился своими впечатлениями о фашистской Германии, в частности о Берлине, где он проездом задержался на один-два дня. Он говорил примерно следующее: «Нечего греха таить, я раньше не верил сообщениям наших русских газет об экономических трудностях, кризисе, безработице, нищете и о лишениях народа во многих европейских странах, в частности в Германии. Побывав в Берлине, сам я опять-таки не заметил никаких экономических затруднений и кризиса, никаких признаков нищеты и лишений. Наоборот, мне показалось, что там все в порядке: народ одет прилично, магазины переполнены товарами, правда, в них почему-то мало бывало покупателей. Только вечером, когда я прочитал местную газету, я убедился в том, что у них дела весьма плохи, что среди населения очень много нуждающихся. В газете этой на первой же странице было напечатано воззвание мэра города к имущей части населения с призывом оказать бездомным и голодающим, число которых признавалось очень большим, всемерную помощь деньгами, предоставлением свободного угла для жилья и даже моральным утешением».
Советская страна с каждым годом росла и крепла. Политическая же эволюция Павлова шла неравномерно. В течение 1933 и особенно 1934 г. во взглядах Ивана Петровича произошли некоторые позитивные сдвиги.
Летом 1934 г. по поручению покойного академика А. А. Борисяка, одного из тогдашних руководителей биологических учреждений Академии наук СССР, я отправился в Колтуши, где Иван Петрович обычно проводил свой летний отдых. Нужно было выяснить, не пожелает ли он расширить рабочую площадь Физиологического института в связи с переездом в Москву нескольких находившихся по соседству с ним академических институтов (Института физиологии растений, Зоологического института и др.). День был прекрасный. Иван Петрович встретил меня приветливо. За месяц отдыха на лоне природы он загорел, стал веселее, жизнерадостнее. Он познакомил меня с ходом строительства научного городка в Колтушах, показывал
Потом Павлов пригласил меня к себе домой. За завтраком велась оживленная и интересная беседа, длившаяся примерно 2 часа. Я убедился, что месяц отдыха в Колтушах благоприятно сказался на эволюции политических взглядов Павлова. Он восторгался растущей экономической и военной мощью нашей страны, крупными индустриальными гигантами, выдвинувшими Россию на одно из первых мест в мире, механизацией сельского хозяйства, ведущей к облегчению тяжелого труда крестьянина и повышению продуктивности земли нашей. Прочувствованно говорил о расцвете науки и культуры в стране, в частности о щедрой материальной и моральной поддержке его научной работы, говорил о своей тревоге — сумеет ли он ее оправдать. С особым подъемом рассказывал он о том, как читал в наших газетах сообщения о полете нескольких советских мощных самолетов по странам Европы — полете, изумившем европейцев и вызвавшем зависть у одних, страх у других, восторг у третьих. Он примерно так охарактеризовал значение этого полета: «Нуте-ка, господа европейцы, взгляните-ка на нас! Привыкли считать себя учителями, а нас отсталыми? Прошли те времена, прошли! Гордая Америка и та вынуждена была опустить свой нос, признать нас. Ишь ты, штука-то какая!» А с каким воодушевлением, восторгом и гордостью говорил Иван Петрович о нашей созидательной внутренней политике! С негодованием и возмущением обрушивался он на поджигателей и застрельщиков грабительских империалистических войн, которые ненавидел всей душой и мысль о которых всегда причиняла ему мучительные физические страдания. Особенно гневно он говорил о фашизме в Германии и Италии. В заключение беседы он выразил спокойную уверенность за будущее нашей Родины, так как ее судьба находится в честных, крепких и мудрых руках.
И. П. Павлов играет в городки. В белом костюме - автор
Я никогда раньше не видел Ивана Петровича в таком приподнятом настроении. Он то сидел, то вставал, дри этом говорил взволнованно, сильно жестикулируя».
Под конец нашей беседы сидевшая все время безмолвно в стороне Серафима Васильевна обратилась ко мне со словами: «Все это хорошо, очень хорошо, но вы, господин коммунист, немного бы о религии подумали». Я шутливо ответил: «Серафима Васильевна, обратитесь, пожалуйста, к Ивану Петровичу по этому вопросу; видите, теперь он сам стал большим коммунистом!» На это Иван Петрович искренне и громко расхохотался. Я также не мог удержаться от смеха. Улыбалась и Серафима Васильевна.
После завтрака мы спустились во двор и поиграли с Иваном Петровичем в любимые им городки. Нельзя было не восхищаться юношеским увлечением и азартом этого 85-летнего старика. Он радовался каждому удачному удару, огорчался при неудачном, не скупился на похвалу или укор другим участникам игры. Под обстрелом оказался и я, хотя первый раз в жизни играл в городки и попал в его группу. Эта игра также снималась на кинопленку.
Я покинул Колтуши в состоянии радостного волнения, безмерно счастливый, что провел уникальный в своем роде день с Иваном Петровичем. Такие дни не забываются всю жизнь.
В заключение своих воспоминаний об Иване Петровиче я хотел привести несколько разных по характеру эпизодов, характеризующих отдельные черты его высокого морального облика.
Кристальная честность, обаятельная простота и скромность гармонически сочетались в нем с исключительной добротой, чуткостью и сердечностью не только по отношению к людям, но и по отношению к подопытным животным.
Помнится, например, случай гневного возбуждения и глубоких переживаний Ивана Петровича по поводу гибели собаки одного сотрудника, работавшего в Колтушах. Иван Петрович спросил о причинах смерти собаки и сотрудник ответил, что по данным вскрытия трупа наиболее вероятной причиной смерти является истощение от недоедания. Павлов буквально вышел из себя и стал так сердито и громко кричать на него, бранить такими крепкими словами за бездушное отношение к животным, что бедняга чуть не заплакал. Иван Петрович тоже примерно на протяжении часа не мог успокоиться, возбужденно повторял: «Какой позор, какое варварство! При обилии пищевых продуктов в институте потерять собаку из-за недоедания! Да какое же вы имеете право заниматься наукой, господин? Уже нашли бы себе занятие, более соответствующее вашей черствой душе!»