Иванов катер. Не стреляйте белых лебедей. Самый последний день. Вы чье, старичье? Великолепная шестерка. Коррида в большом порядке.
Шрифт:
– Привет!
– насмешливо сказал Сергей. Вместе с Шурой в кубрик вполз удушливо-сладкий запах. Сергей повел носом.
– "В полет"!
– Угадал, - улыбнулась Шура, обмахиваясь платочком.
– Жара! Погуляем?
– Занимаюсь я, между прочим. Радиотехника.
– Ну, занимайся, я обожду.
– И Шура с готовностью уселась на свободный диван.
– Да чего уж… - Сергей с сердцем захлопнул книгу.
– Пошли.
– Пиджак бы захватил, - сказала Шура, вставая.
– Жара - сама говоришь.
–
– Не захотим, - буркнул Сергей и первым полез из кубрика.
Шура вздохнула и покорно полезла следом. Иван ошалело проводил ее глазами и долго сидел на старом диване, испытывая смутное чувство гадливости и досады.
Чувство это оставило его только возле баржи-такелажки, когда еще на подходе он увидел на ней Еленку: она, тихо смеясь, играла с Дружком. Пес притворно рычал, стараясь лизнуть ее в лицо, но она ловко увертывалась. Иван остановился, любуясь ее мягкими движениями, и на душе сразу посветлело.
– Купили!… - торжествующе закричала Еленка, увидев его.
– С белой лысинкой!… Да погоди же, Дружок!…
Она стремительно повернулась, уходя от собачьих лап, и легкое платье раздулось куполом.
Он вдруг захотел сказать, что любит ее, что она самая высокая его награда, что… И опять не сказал. Взошел по гибким сходням на баржу, подавил вздох.
– Ну, пойдем. Показывай.
Они открыли тяжелую дверь, но сразу же свернули вниз, в глухой, огромный трюм, где в полутемной выгородке стояла чистенькая рыжая телочка с белой отметинкой на лбу. Перед нею была бадейка с пойлом, но телочка уже не ела, а только меланхолически двигала мокрыми добрыми губами и вздыхала. Старуха стояла подле, то оглаживая ее, то поправляя бадью, а шкипер сидел на ящике и курил, усмехаясь.
– Вот красавица-то моя, гляди, Трофимыч!… Вот умница-разумница, вот звездочка моя ясная!… - запричитала старуха.
– Сподобились, Трофимыч, - улыбнулся шкипер.
– Сподобились мы, значит, счастья в коровьем образе.
– Молчи, балабон, прости господи!… - зыркнула на него жена и снова начала оглаживать телочку.
– Ну, скушай, ясынька моя, ну, хлебца…
– Сказали бы мне лет сорок назад, что старуха моя от телка спятит, я бы ни за что не поверил, - улыбаясь, сказал шкипер.
– Наверх бы шли, дымокуры!
– сердито сказала Авдотья Кузьминична.
– Нечего тут курить, непривычная она.
– Видал?… - хитро подмигнул шкипер.
– Пойдем, Трофимыч, от греха…
– Вовремя ты пожаловал, - сказал старик, когда они выбрались на палубу.
– Встретил я, когда телушку-то торговал, лесника нашего Климова Константина. Закинулся насчет сенца, а он и говорит: Луконина топь. Там, говорит, сроду никто не косил, потому что дорог нет и далеко. Осока, конечно, но добрая. Коси, говорит, на здоровье, но выдергивай разом, а то колхоз заметит, и пропала твоя косьба. Вот я насчет завтра и подумал. Там
– Косцов надо, - сказал Иван.
– Ты да я - много ли наработаем?… Ты вот что, Игнат Григорьич, ты Еленку за Пашей направь. За Пашей да за Михалычем: он сам помощь предлагал. А я на топлякоподъемник смотаюсь, Васю с Лидой попрошу. Да пусть Еленка косы у Никифоровых возьмет: у них есть…
Договорившись, Иван торопливо вернулся на катер. Сергей сидел в кубрике и прилежно трудился над радиотехникой.
– Ты чего… тут?
– удивился Иван.
– А где мне быть?
– А Шура?
– Ах, Шура!
– Сергей встал, с хрустом, с вывертом потянулся.
– Черт ее знает. Может, дома ревет, может, на чужом пиджаке сидит… - Он поглядел на Ивана, засмеялся: - Чудак ты, капитан, честное слово, чудак!, По-твоему, если девке чего на ум взбрело, так сразу надо поддакивать, да? Нет уж, сроду они мной не командовали и командовать не будут.
– Дело ваше, - сказал Иван.
– Сейчас к Васе сходим, на топлякоподъемник.
По пути Иван рассказал о покупке и о том, что завтра надо косить на Лукониной топи.
– Надо так надо, - сказал Сергей.
– Правда, косец из меня плохой.
– Затемно пойдем.
– Ну?
– И назад - затемно. Весь день с комарами.
– Ну?
– Все-таки выходной завтра…
– Что ты меня отговариваешь?… - усмехнулся Сергей.
– Ты прямо скажи: нужно - поеду, не нужно…
– Нужно, - улыбнулся Иван.
– Ну, и кончен разговор!…
Вышли, когда чуть просветлело. В предутренней тишине особенно громко стучал мотор. Иван стоял за штурвалом, Сергей курил, сидя на высоком комингсе рубки.
– А ничего, что катер без спросу взяли?
– спросил он вдруг.
– Ничего, - сказал Иван.
Шкипер, Михалыч и Вася курили на корме, прячась от ходового ветерка. "Волгарь" бежал на полных оборотах, носовые волны елкой расходились по сонной реке. Иван придвинул табурет, сел.
– Странно, - сказал Сергей.
– Сидишь за штурвалом. Непривычно.
– А-а. Знаешь, сколько я порогов обил, пока за штурвал пустили? Медкомиссия отказала вчистую: только на берегу.
– Заново комиссовали?
– Нет. Просто само собой, вроде все в порядке. Врачи молчат, начальство молчит, и я молчу. Молчком и работаю.
Из-за рубки вышел шкипер:
– Держи на стрежень, Трофимыч. Протокой не пройдешь: мель.
Катер повернул за мыс, и сразу берега расступились, исчезнув где-то за туманной линией горизонта, и вокруг разлилась вода. Желтая, почти неподвижная, она затопила все низины, все ложки, и мертвые березы по пояс торчали в ней.
– Гиблое место, - вздохнул шкипер.
– Даже птица стороной облетает.