Иванов катер. Не стреляйте белых лебедей. Самый последний день. Вы чье, старичье? Великолепная шестерка. Коррида в большом порядке.
Шрифт:
– Такой, стало быть, нынче улов, мужики… Ты куда это, парень?
– Четверть часа поскучайте, - сказал Сергей и вышел.
Он вернулся быстрее, чем обещал: вошел красный, запыхавшийся, но довольный. Молча поставил на стол бутылку, сел слева от шкипера.
– Выпить захочется - так и парилка не нужна, - улыбнулся старик.
Стол был уже накрыт: сопел самовар, стояли стаканы, соленая щука, вяленый лещ, грузди прошлогоднего засола - уже склеенные, пожухлые, моченая брусника, отварные, крепенькие - одна к одной - сыроежки в уксусе.
– Все теперь на вино горазды, - сказала
– Что мужики пьют да бабам подносят - это не удивительно, а вот что бабы пьют да мужикам подносят - это уж совсем на удивление.
– Вот я тебе, мать, и поднесу, чтоб меньше удивлялась, - улыбнулся шкипер и налил старухе на донышко граненого стакана.
– Ну, гости дорогие, выпьем, как говорится, за хлеб да за сено, за пол да за стены, за мышку, за кошку, за нашу дворняжку да за козу Машку.
Мужчины выпили, а женщины только пригубили и тут же отставили стаканы подальше.
– Кушайте, гости дорогие, - сказала старуха и, отломив корочку хлеба, стала жевать ее передними уцелевшими зубами.
Еленка ухаживала за ней, выбирая кусочки помягче и повкуснее. Авдотья Кузьминична принимала эти знаки внимания с царственной невозмутимостью.
– Мы с тобой на той неделе по чернику пойдем, - сказала она.
– Как, Иван, отпустишь матроса-то?
– Да какая тебе черника сейчас!
– засмеялся шкипер.
– Ноги убьете да комаров покормите - вот и вся добыча.
– Сегодня у нас что?
– спросила Авдотья Кузьминична и сама же важно пояснила: - Сегодня у нас семнадцатое, по-старому - день Андрея Наливы и память иконы божьей матери Ганатской. Через четыре дня - Казанская. А на Казанскую, считай, так: поспела черника, поспела и рожь. Зажинки в старину начинались, песни по вечерам молодежь играла, и хороводы водили в поле.
– Это же когда было-то, мать?
– улыбаясь, спросил шкипер.
– Это тогда было, когда мы еще без химии жили. А теперь все смешалось и календарь твой недействительный.
– То не мой календарь, а божий, - строго сказала старуха.
– Земля по божьему календарю творит.
– Ну, насчет приметы это верно, - сказал старик, сдаваясь.
– Коли черника, то и рожь. Это верно.
– А насчет леща какая примета, Игнат Григорьич?
– спросил Иван.
– Пообещал я, понимаешь, Никифорову мальчонке…
– Лещ вообще-то берет, - сказал шкипер.
– Однако жара стоит, звон в воздухе, а он этого не любит. В глубину ушел, к стрежню поближе. Попробуй с плотов, что против Никольских островов зачалены.
– А на приваду что?
– Кашку свари покруче: пшенку либо перловку. Анисовых капель добавь маленько, чтобы дух по воде шел. А червей я тебе дам.
Червей старик разводил сам в железном ящике, подсыпал им мучицы и спитого чаю, раз в два дня поливал разведенным молоком. Черви у него росли крупные, вертлявые, ярко-красные - один в один, не в пример бледным и тощим обитателям супесных берегов.
– Давай, мать, за молоком завтра навостряйся, - озабоченно сказал старик.
– Пятые сутки червей одним чаем потчую.
– А что же Машка-то ваша?
– спросила Еленка.
– Или забастовала?
Старуха горестно вздохнула, а шкипер засмеялся:
– Тю-тю наша Машка!
– Продали?… - ахнула Еленка.
– Да как же так?
– Расскажи, мать. Повесели гостей!
– смеялся шкипер.
– Смеху тут немного, - вздохнула старуха.
– А дело было так. Задумала я козленочка поиметь…
– Это она задумала, она!… - хохотал шкипер.
– Не Машка, Трофимыч, а она!
– Да будет тебе, - отмахнулась старуха.
– Ну, покормила я свою Машку, почистила, причесала - ладненькая такая козочка стала, аккуратненькая. Григорьич ей рюмочку поднес - заиграла моя Машка, как молодая: копытцами бьет, глаз имеет, трепещет вся. Ну, думаю, быть мне с козленочком. Привела ее на пункт, фельдшеру предъявила. Осмотрел ее фельдшер, огладил. "Давай, говорит, Кузьминична, с богом на святое дело. Сейчас, говорит, Борьку приведу". Отвел он меня во дворик, указал, куда Машку привязать, а сам ушел. Привязала, стою. Обошлось, думаю, не углядел фельдшер, что Машка-то ровня мне будет, если по козлиному веку считать. Только это я порадовалась, фельдшер козла вводит, Борьку то есть. Глянула я: батюшки светы, бугай! Ну, чистый бугай: грудь колесом, рога как оглобли и землю копытом роет. "Не мешай ему, - говорит фельдшер, - Кузьминична: дело он свое знает, породы знатнеющей, только, говорит, с норовом, паразит". Впустил он, значит, его, а сам пошел: дела, мол. Ну, я стою, жду. И Борька стоит. И Машка моя вздыхает, ножками перебирает, глаз на меня косит: перепугалась, видать. Машенька, говорю, касаточка, не бойся, говорю. Он, говорю, только с виду такой архаровец, а так - козлик как козлик. Только это я сказала, Борька вдруг фыркнул этак насмешливо, подскочил да как с разгона даст Машке в бок. Машка - и ножки кверху, а он, паразит, развернулся да этим же манером мне в зад рожищами-то своими! Я и с копыт долой. Валяемся вместе с Машкой в пыли, а он отошел в сторонку и ровно смеется над нами. Поднялась я: пойдем, говорю, Машка, домой. Видно, говорю, стары мы с тобой стали: фельдшера еще обмануть можем, а уж козлов этих чертовых…
– Разобрался козел-то!
– весело кричал старик.
– Сразу, брат, и разобрался, и меры принял!…
– Вот и решили мы Машку продать, - вздохнула старуха, не обращая внимания на шумную веселость мужа.
– В Петров день и продали. Наревелась я, как веревку-то из полы в полу передавала, а этот, - она кивнула на шкипера, - только водку глотал да песни орал с радости.
– С горя, мать, с горя!
– сказал шкипер.
– И мне Машку жалко, но обновление в жизни должно быть.
– Неужели продали?
– тихо спросила Еленка, все еще не веря.
– Уговорил, - опять вздохнула старуха.
– Неделю балабонил: телка, говорит, купим.
– Телок-то получше будет, - сказал вдруг Сергей.
– Да, - сказал старик, закуривая, - коза - ту хоть газетами корми, а коровке сенцо подавай.
– Ну, вот и на попятный, - пригорюнилась Авдотья Кузьминична.
– Ну, ровно чуяла я…
– Будет, мать, у тебя телок, будет, - сказал шкипер.
– Я от своего слова сроду еще не отказывался. А что сено теперь дороже молочка, так это тоже надо учесть.