«Ивановский миф» и литература
Шрифт:
«— Спиваются цыгане <…> Работы нет. Чего им делать? Сидят и пьют! <…> Везде бардак. Когда это кончится?! — Гога не злится, а просто размышляет. — Все разрушается, и почему должно быть лучше — предпосылок не видно. Только и надежды на то, что Россия — страна непредсказуемая.
Ишь как завернул! Но я с ним согласен:
— Да, — говорю, — умом Россию не понять.
— Аршином общим не измерить… Тютчев, кажется?
Тут уж я не выдержал и в голос рассмеялся не над Гогой, конечно, а над собственным удивлением от того, что цыган знает Тютчева!»
Да, Фалеев не скрывает, что многое меняется сегодня в цыганской жизни отнюдь не в лучшую сторону. И говорит
Все чаще в литературе нашего края обнаруживается желание выйти за рамки обычной реальной жизни, дать волю фантазии и воображению. «В действительности все совсем не так, как на самом деле» — эти слова А. де Сент-Экзюпери Мария Махова избрала одним из эпиграфов к своей книге «Другие вещи» (2012). Это своеобразный калейдоскоп жизненных ликов, претворенных в песни, в байки, в анекдот. Но держится все это прежде всего на любви к близким людям, на вере в силу творчества. Впрочем, сама Мария Махова сформулировала кредо своей поэзии следующим образом:
…гладить собак, удивляться, придумывать сказки, тихо скользить, не дышать, замереть, улететь, видеть, что мир бесконечно и радостно счастлив, там, где плечо твое, там, где улыбка, там, где … вот из осколочков этих, мелодий напетых, камешков, буковок, звуков, мгновений и лет, сложится дом на зеленой горе разноцветный, сложится песенка, лесенка, жизнь и сюжет.Свой «разноцветный дом» в поэзии строит Ян Бруштейн, получивший самую высокую оценку в сетях Интернета (премия «Поэт года»). Бруштейн — автор поэтических книг «Карта туманных мест», «Красные деревья», «Планета Снегирь», «Тоскана на Нерли» (2011). Одна из самых заветных тем Бруштейна — мечта о Флоренции, заповедном месте мировой и европейской культуры:
В моих бесцензурных по-прежнему снах Я камни топтал и Мадрида, и Ниццы… Но чаще всего, представляете, снится Ночная Флоренция с криками птах. Здесь воздух так вкусен, бездымен и чист, Я вижу, как время свивается в узел И как пролетают усталые музы К последним поэтам, не спящим в ночи.Яну Бруштейну тесно и неуютно в городе, где ему выпала участь жить на протяжении сорока лет («На этой улице печальной/ Мне бросили канат причальный, / Но я не протянул руки».). Нет в окружающей жизни того терпкого привкуса культуры, который пьянил молодого поэта в волошинском Коктебеле, в окуджавской Москве или в гостеприимном грузинском Телави, где когда-то в подвале на улице Руставели автор прекрасно проводил время: «Вода со вкусом земляники / На стенах сомкнутые лики, / Людей, зверей и вечных лун». Всего этого нет в городе, где живет поэт. А есть, например, больничное окно, город предстает в весьма жалком виде:
//За окошком больницы — фабричный пейзаж
Намалеван кармином и охрой.
И сырые дымы возмущают пейзан,
Заставляют ругаться и охать.
Да,
Сама небрежность стиха призвана как бы подчеркнуть аляповатость, убогость открывающейся урбанистики.
Можно ли душой прикипеть к такому? А ведь можно. Если чувствуешь и понимаешь, что от тебя, таких, как ты, зависит судьба того места, которое мы называем «малой родиной». В этом убеждают стихи, приходящие из самой глубинки российской жизни. Одно из последних подтверждений этому — книга избранных стихов Евгения Смирнова, живущего в маленьком городке Наволоки. Называется книга «И что за люди мы такие? Стихи из российской глубинки» (2014). Уже само название книги показательно. С одной стороны, это заглядывание в душевный строй людей, по которым особенно жестко прошелся каток всяческих перестроек. И вместе с тем это книга душевного противостояния всему тому страшному, что случилось с нами за последние двадцать лет. Об основном пафосе этой книги хорошо сказано в предисловии к книге, написанном Виктором Соколовым: «Читая стихи Евгения Смирнова, рожденные в сосредоточенной раздумчивости приволжского края, то и дело ощущаешь: не такой уж он, этот край, тихий да спокойный. Верится, что здесь не только умеют оглянуться в прошлое — с тем лучшим в нем, что еще, слава Богу, не до конца потеряно, но и сиднем сидеть на своей печи вовсе не хотят:
Да, мы вернемся к тем истокам, Где жизни суть и чистота, К мечтам о добром и высоком, Не обижающим Христа… Давайте встретим год грядущий, О новой думая судьбе, И будь не ждущим — будь идущим, С частичкой Родины в себе!Главное, чтобы жила она в сердце человеческом, „частичка Родины“. Это ведь, пожалуй, синоним понятия „патриотизм“, о коем слышишь немало высоких, но часто таких пустых слов…».
Вот и подошла к концу наша книга, главными героями которой стали один из многих краев огромной России и литература, связанная с ним и ставшая центральным источником местного мифа. В ходе работы над этой книгой выяснилось по крайней мере два важных обстоятельства. Местный характер «ивановского мифа» относителен. В призме этого мифа, как в капле воды, отразились многие перипетии российской истории и культуры, порой в самых их острых моментах (нечаевщина, развитие капитализма, серебряный век, становление, формирование, крушение советской власти и многое другое). Выяснилось, что «ивановский миф» не сводим к какому-то одному виду. Его спектр весьма разнообразен. Черные краски перемежаются здесь с красками светлыми, злое соседствует с добрым.
Маятник истории делает «ивановский миф» подвижным, динамичным. На протяжении веков он не раз перестраивался, на первый план выходили то те, то другие коллизии, но оставалось нерушимы ядро «ивановского мифа», то, что мы в своей книге назвали «вопрекизмом». Вопреки всему, в сопротивлении самым страшным обстоятельствам жизни, «ивановский человек» в его лучшем проявлении оставался на высоте нравственного, духовного существования. Литература ивановского края, представленная во всем ее многообразии, закрепляет такую направленность «ивановского мифа».