«Ивановский миф» и литература
Шрифт:
Эта поэма явно перекликается с повестью В. Распутина «Последний срок». И в том, и в другом произведении центральным событием становится уход из жизни многострадальной русской старухи: Анны — у Распутина, Марьи — у Щасной. Но если прозаик в разработке основной коллизии идет путем подробного психологического исследования, то поэтесса стремится главным образом выявить итоговое содержание, вытекающее из «пограничной» ситуации между жизнью и смертью, в которой пребывает ее героиня.
Что несет последний рассвет старухе Марье? Страх? Отчаяние? Тридцать лет живет она без самых близких людей (муж погиб на финской, сын пропал без вести в Великую Отечественную войну). Все это есть в предсмертных чувствах Марьи. Но есть и другое. Непреходящее прошлое, в котором нетленным остается материнская
Рассказывая о хождениях материнского сердца по кругам памяти, Л. Щасная нередко прибегает к символике, к притче. Особенно показательны в этом плане сцены «вещего» сна, поэтические картины потустороннего мира, где Марья, повинуясь «последней заботе», ищет сына. С одной стороны, здесь героиня предъявляет счет Богу, допустившему гибель сыновей, чей последний крик с «разверстых уст» был детским криком: мама! А отсюда и материнский вопрос к всевышнему:
Куда ж ты, господи, смотрел, Ты ж старший среди старших! За что, скажи, такой удел Детей постигнул наших?Но, с другой стороны, в финале поэмы в самом образе Марьи открывается, в сущности, божеское начало, близость ее к тому пониманию Богородицы, которое с древних времен бытовало в русском народе, а именно: связь культа Богородицы с образом матери-земли, которая, по наблюдению Г. Федотова, предстает в народной вере не только кормилицей и утешительницей, но и является «хранительницей нравственной правды» [349] . Заканчивается поэма словами, где голос Марьи сливается с голосом Земли — матери всего живого, которая способна воскресить из тлена умерших за нее:
349
Федотов Г. Стихи духовные. М., 1991. С. 75.
Перестроечные времена внесли в поэзию Л. Щасной дух смятения и то неизвестное ранее поэтессе чувство, которое она нарекла «вином ярости». Щасная восприняла эти времена как агрессию против всего, что ей было дорого и любимо:
Вы сброшены со всех счетов, Герои тыла и фронтов — Герои всех моих поэм… Грядет засилье новых тем: Забвение собственных имен, Вражды племен, конца времен И в мать швыряемых камней Средь окаянства наших дней.(«Чистый порог»)
Сам стих здесь как метроном, отсчитывающий часы страшной истории «конца
Дальше — больше. Звери берут власть над людьми. В магазинах «навалом органов непарных — печенки, сердца, языка». А те, «кто был людьми вчера лишь, но удержал по ветру нос», обрастают «душной шерстью», становясь «неолюдоедами». Автор, достигая пика своей мрачной фантазии, не выдерживает и вносит в поэму ноту милосердия. Животные в конечном счете обращаются к Богу с просьбой простить «двуногих»:
Корова пала на колени И молит Бога за людей; И с нею козы и олени, Слоны и кони всех мастей. Невыносим для них порядок Перестановленных вещей. Добро бессмертно. Как Кощей! Вся злоба выпала в осадок.Природа мудрее и добрее людей, ибо в ней заключена великая материнская сила. Поэма Л. Щасной становится поэмой-предупреждением: люди, порывая с животворным земным началом, обречены на гибель. Сама же лирическая героиня, сознавая свою маргинальность в дичающей современности, остается с дорогим ей миром. С несчастными матерями, с горячо любимым мужем, чью жизнь подточила смертельная болезнь, вызванная атомной радиацией (штурман на подводной лодке), со всем тем, что она называет родиной. И никто не смеет оспорить ее право на эту ее «горькую радость».
Многообразие женских голосов в ивановской литературе стало особенно ощутимо в 1980—1990-е годы. Назовем некоторые из них.
Вероника Алеева-Матяж. Выпустила в 1995 году поэтический сборник «Изумрудный лягушонок». Бесхитростная исповедь женского сердца. Извечное стремление женской души к гармонии и невозможность обрести в крутой круговерти будней хотя бы относительный покой. Мольба «пугливой женщины-ребенка» (Баркова) о милосердии, ностальгия по детству и шаг в сторону жизни, которая отвергает придуманный душевный комфорт. А потому о своей музе Вероника может написать так:
Вот она… тихонько, тихо Родилась из слов влюбленных. Ножки выпрямила. Встала. Покачнулась и пошла По асфальту раскаленному.Светлана Олексенко — автор поэтических сборников «Алое на белом» (1996), «Между бездной и песней» (1999). В ее поэзии узнаваем лик чеховской чайки, сбитой рукой равнодушного человека. Иногда даже кажется, что лирическая героиня, соблазненная бездной, примирилась с ролью жертвы и ей остается только стенать, все глубже погружаясь в эту бездну. Но… Слава тому богу, который помогает поэтессе переплавить боль в песню.
Мария Игнатьева (Шершень). Поэтические сборники: «Всего любовь назад» (1992), «Театр теней» (1997). Ее поэзия не боится быть пафосно театральной. Но за театральностью — бессонница, боль.
Галина Рогожкина — автор небольшой поэтической книжки «Чертополох». Тонкая акварельная лирика, сдобренная прелестной автоиронией:
Лист, как снег следами, Испещрен словами. Препинаний знаки, Словно буераки. Строчку прочитаешь — Только повздыхаешь: «Эх, ты, дура-баба, не пиши, не надо…»