Иверский свет
Шрифт:
Ведь и жизнь — «продолжение следует»—
только нам не узнать — зачем?
III ДЕЙСТВИЕ
ЯВЛЕНИЕ I
Я ограбил собратьев и Лавру.
Я преступно владею Тобой.
На такси, как красивую лярву,
Я отвез Тебя в дом под Москвой.
Опущу занайесок тенета,
не включаю огня впопыхах.
Как стремительно лик Твой темнеет
в моих наглых руках!
Знаю — краски темнеют от времени.
И процесс их необратим.
Ты
Скоро мы Тебя не разглядим.
Понимаю я, тем не менее,
ни при чем живописца письмо —
если лик Твой темнеет от времени,
то преступно время само.
На музейных стенах и семейных
окисляешься взглядом толпы...
Может, это не лик Твой темнеет,
а становятся люди слепы?
До того как я стал аферистом,
был мой взор и дух просветлен.
И рублевские Три Арфиста —
как три арфы— струились в нем...
Честолюбец, в слепом паскудстве,
с вечных плеч срываю парчу.
Я за каждую эту секунду
10 лет получу.
За коляской следя милицейскою,
я стою на крыльце.
И семь слез — как Большая Медведица
на Твоем непроглядном лице.
ЯВЛЕНИЕ 2
ХОР НИМФ:
Я 41-я на Плисецкую,
26-я на пледы чешские,
30-я на Таганку,
35-я на Ваганьково,
кто на Мадонну — запись на Морвокзале,
а Вы, с ребенком, тут не стояли!
Кто был девятая, станет десятой,
Борисова станет Мусатовой,
я 16-я к глазному,
75-я на Глазунова,
110-я на аборты
(придет очередь — подработаю),
26-я на фестивали,
а Вы, с ребенком, тут не стояли!
47-я на автодетали
(меня родили — и записали),
я уже 1000-я на автомобили
(меня записали — потом родили),
что дают? кому давать?
а еще мать!
Я 45-я за «35-ми»,
а Вы, с ребенком, чего тут пялитесь?
Кто на Мадонну — отметка в 10-ть.
А Вы, с ребенком — и не надейтесь!
Не вы, а я — 1-я на среду,
а Вы — первая куда следует...
(ПРОДОЛЖЕНИЕСЛЕДУЕТ)
Режиссерские ремарки
о жанре поэмы
Кто-то ноздри раздует в полемике:
«Пахнет жареным!»
Детектив обернулся поэмой?
Пахнет жанром.
Пусть я выверну жизнь наизнанку,
но идея поэмы проста.
— Что ты ищешь, художник? — Не знаю.
Назовем ее — Красота.
Это света взметенное знамя,
это светлая мука с креста.
— Как зовут Тебя, Муза? — Не знаю.
Назовем ее — Красота.
Отстоявши полночные смены,
не попавши в священный
вы, читательница поэмы,
может, вы героиня и есть?
Просветлев от забот ежегодных,
отстояла очередя.
И в Москву прилетела Джоконда,
чтоб секунду взглянуть на Тебя.
Но едва за тобою проследую,
растворяешься в улицах ты...
Жизнь моя — продолжение следует.
И на встречных — след Красоты.
НАДПИСЬ НА «ИЗБРАННОМ»
Не отрекусь
от каждой строчки прошлой —
от самой безнадежной и продрогшей
из аюрисуль.
Не откажусь
от жизни торопливой,
от детских неоправданных трамплинов
и от кощунств.
Не отступлюсь —
«Ни шагу! Не она ль за нами?»
Наверное, с заблудшими, лгунами...
Мой каждый куст!
В мой страшный чае,
хотя и бредовая,
поэзия меня не предавала,
не отреклась.
— 715 —
Я жизнь мою
в исповедальне высказал.
Но на весь мир транслировалась исповедь.
Все признаю.
Толпа кликуш
ждет, хохоча, у двери»
«Кус его, кус!»
Все, что сказал, вздохнув, удостоверю.
Не отрекусь.
ОСЕНЬ В СИГУЛДЕ
Свисаю с вагонной площадки,
прощайте,
прощай, мое лето,
пора мне,
на даче стучат топорами,
мой дом забивают дощатый,
прощайте,
леса мои сбросили кроны,
пусты они и грустны,
как ящик с аккордеона,
а музыку — унесли,
— 7 16 —
мы — люди,
мы тоже порожни,
уходим мы,
так уж положено,
из стен,
матерей
и из женщин,
и этот порядок извечен,
прощай, моя мама,
у окон
ты станешь прозрачно, как кокон,
наверно, умаялась за день,
присядем
друзья и враги, бывайте,
гуд бай,
из меня сейчас
сс свистом вы выбегаете,
и я ухожу из вас.
О редина, попрощаемся,
буду звезда, ветла,
не плачу, не попрошайка.
Спасибо, жизнь, что была.
На стрельбищах
в 10 баллов
я пробовал выбить 100,
спасибо, что ошибался,
но трижды спасибо, что
в прозрачные мои лопатки
вошла гениальность, как
в резиновую
перчатку
красный мужской кулак,
«Андрей Вознесенский» — будет,
побыть бы не словом, не бульдиком,
еще на щеке твоей душной —
«Андрюшкой»,
спасибо, что в рощах осенних
ты встретилась, что-то спросила