Иверский свет

Вознесенский Андрей Андреевич

небом единым жив человек.

Ваши холсты из фашистского бреда

от изуверов свершали побег.

Свернуто в трубку запретное небо,

но только небом жив человек.

Не протрубили трубы господни

над катастрофою мировой —

в трубочку свернутые полотна

воют архангельскою трубой!

Кто целовал твое поле, Россия,

пока не выступят васильки?

Твои сорняки всемирно красивы,

хоть экспортируй их, сорняки.

С

поезда выйдешь — как окликают!

По полю дрожь.

Поле пришпорено васильками,

как ни уходишь — все не уйдешь...

Выйдешь ли вечером — будто захварываешь,

во поле углические зрачки.

Ах, Марк Захарович, Марк Захарович,

все васильки, все васильки...

Не Иегова, не Иисусе,

ах, Марк Захарович, нарисуйте

непобедимо синий завет —

Небом Единым Жив Человек.

В. Шкловскому

Мама, кто там наверху, голенастенький —

руки в стороны — и парит?

Знать, инструктор лечебной гимнастики.

Мир не может за ним повторить.

Когда я придаю бумаге

черты твоей поспешной красоты,

я думаю не о рифмовке —

с ума бы не сойти!

Когда ты в шапочке бассейной

ко мне припустишь из воды,

молю не о души спасенье —

с ума бы не сойти!

А за оградой монастырской,

как спирт ударят нашатырный,

послегрозовые сады —

с ума бы не сойти!

Когда отчетливо и грубо

стрекозы посреди полей

стоят, как черные шурупы

стеклянных, замерших дверей,

такое растворится лето,

что только вымолвишь: «Прости,

за что мне это, человеку!

С ума бы не сойти!»

Куда-то душу уносили —

забыли принести.

«Господь,— скажу,— или Россия,

назад не отпусти!»

Есть русская интеллигенция.

Вы думали — нет? Есть.

Не масса индифферентная,

а совесть страны и честь.

Есть в Рихтере и Аверинцеве

земских врачей черты —

постольку интеллигенция,

поскольку они честны.

«Нет пороков в своем отечестве».

Не уважаю лесть.

Есть пороки в моем отечестве,

зато и пророки есть.

Такие, как вне коррозии,

ноздрей петербуржской вздет,

Николай Александрович Козырев

небесный интеллигент.

Когда он читает лекции,

над кафедрой, бритый весь —

он истой интеллигенции

уиплующий в небо перст.

Воюет с извечной дурью,

для подвига рождена,

отечественная литература —

отечественная война.

Какое призванье лестное

служить ей, отдавши честь:

«Есть,

русская интеллигенция!

Есть!»

КНИЖНЫЙ БУМ

Попробуйте купить Ахматову.

Вам букинисты объяснят,

что черный том ее агатовый

куда дороже, чем агат.

И многие не потому ли —

как к отпущению грехов —

стоят в почетном карауле

за томиком ее стихов?

«Прибавьте тиражи журналам»,

мы молимся книгобогам,

прибавьте тиражи желаньям

и журавлям!

Все реже в небесах бензинных

услышишь журавлиный зов.

Все монолитней в магазинах

сплошной Массивий Муравлев.

Страна поэтами богата,

но должен инженер копить

в размере чуть ли не зарплаты,

чтобы Ахматову купить.

Страною заново открыты

те, кто писали «для элит».

Есть всенародная элита.

Она за книгами стоит.

Страна желает первородства.

И, может, в этом добрый знак.

Ахматова не продается.

Не продается Пастернак.

ШКОЛЬНИК

Твой кумир тебя взял на премьеру.

И Любимов — Ромео!

И плечо твое онемело

от присутствия слева.

Что-то будет! Когда бы час пробил,

жизнь ты б отдал с восторгом

за омытый сиянием профиль

в темноте над толстовкой.

Вдруг любимовская рапира —

повезло тебе, крестник! —

обломившись, со сцены влепилась

в ручку вашего кресла.

Стало жутко и весело стало

от такого событья!

Ты кусок неразгаданной стали

взял губами, забывшись.

«Как люблю вас, Борис Леонидович!

думал ты, — повезло мне родиться.

Моя жизнь передачей больничною,

может, вам пригодится.,.»

Распрямись, мое детство согбенное.

Детство. Самозабвенье.

И пророческая рапира.

И такая Россия!..

Через год пролетал он над нами

в белом гробе на фоне небес,

будто в лодке — откинутый навзничь,

взявший весла на грудь — гребец.

Это было не погребенье.

Была воля небесная скул.

Был над родиной выдох гребельный —

он по ней слишком сильно вздохнул.

Суздальская богоматерь,

сияющая на белой стене,

как кинокассирша

в полукруглом овале окошечка!

Дай мне

билет,

куда не допускают

после шестнадцати...

Невмоготу понимать все.

МУРОМСКИЙ СРУБ

Деревянный сруб,

деревянный друг,

пальцы свел в кулак

деревянных рук,