Иверский свет
Шрифт:
Чужие фары сгрудят темноту —
я друга жду.
Сказал — приедет после девяти.
В соседних окнах смотрят детектив.
Зайдет вражда. Я выгоню вражду —
я друга жду.
Проходят годы — Германа все нет.
Из всей природы вырубают свет.
Увидимся в раю или в аду.
Я друга жду, всю жизнь я друга жду!
Сказал — приедет после девяти.
Судьба, обереги его в пути.
ТОСКА
Загляжусь ли на поезд с осенних откосов,
забреду
будто душу высасывают насосом,
будто тянет вытяжка или вьюшка,
будто что-то случилось или случится
ниже горла высасывает ключицы.
Или ноет какая вина запущенная?
Или женщину мучил — и вот наказанье?
Сложишь песню — отпустит,
а дальше — пуще.
Показали дорогу, да путь заказали.
Точно тайный горб на груди таскаю —
тоска такая!
Я забыл, какие у тебя волосы,
я забыл, какое твое дыханье,
подари мне прощенье,
коли виновен,
а простивши — опять одари виною...
В человеческом организме
девяносто процентов воды,
как, наверное, в Паганини
девяносто процентов любви!
Даже если — как исключение
вас растаптывает толпа,
в человеческом
назначении
девяносто процентов добра.
Девяносто процентов музыки,
даже если она беда,
так во мне,
несмотря на мусор,
девяносто процентов тебя.
ВОДНАЯ ЛЫЖНИЦА
В трос вросла, не сняв очки бутыльи —
уводи!
Обожает, чтобы уводили!
Аж щека на повороте у воды.
Проскользила — боже! — состругала,
наклонившись, как в рубанке оселок.
Не любительница — профессионалка,
золотая чемпионка ног!
Я горжусь твоей слепой свободой,
обмирающею до кишок,—
золотою вольницей увода
на глазах у всех, почти что нагишом.
«Как же, вот сейчас видала —
в облачках она витала.
Пара крылышков на ей,
как подвязочки!
Только уточняю: номер Зв'/г-- »
Горизонты растворялись
между небом и водой,
облаками, островами,
между камнем и рукой.
На матрасе — пять подружек,
лицами одна к одной,
как пять пальцев в босоножке
перетянуты тесьмой.
Пляж и полдень — продолженье
той божественной ступни.
Пошевеливает Время
величавою ногой.
Я люблю уйти в сиянье,
где границы никакой.
Море — полусостоянье
между небом и землей,
между водами и сушей,
между многими и мной;
между вымыслом и сущим,
между телом и душой.
Как
что-то вот произойдет:
суша, растворяясь в море,
переходит в небосвод.
И уже из небосвода
«то-то возвращалось к нам
вроде бога и природы
и хожденья по водам.
Понятно, бог был невидим.
ТОЛЬКО треугольная чайка
замерла в центре не-ба,
белая и тяжело дышащая, —
как белые плавки бога...
В юры я подымаюсь рано.
Ястреб жестокий
парит со мной,
сверху отсвечивающий —
как жестяный,
снизу —
мягкий и теневой.
Женщина
в стрижечке светло-ореховой,
светлая ночью, темная днем,
с сизой подкладкою
плащ фиолетовый!..
Чересполосица в доме моем.
ТБИЛИССКИЕ БАЗАРЫ
Долой Рафаэля!
Да здравствует Рубенс!
Фонтаны форели,
Цветастая грубость!
Здесь праздники в будни.
Арбы и арбузы.
Торговки — как бубны,
В браслетах и бусах.
Индиго индеек.
Вино и хурма.
Ты нынче без денег?
Пей задарма!
Да здравствуют бабы,
Торговки салатом,
Под стать баобабам
В четыре обхвата!
Базары — пожары.
Здесь огненно, молодо
Пылают загаром
Не руки, а золото.
В них отблески масел
И вин золотых.
Да здравствует мастер,
Что выпишет их!
ФАРЫ ДАЛЬНЕГО СВЕТА
Если жизнь облыжная вас не дарит дланями —
помогите ближнему, помогите дальнему!
Помогите встречному, все равно чем именно.
Подвезите женщину — не скажите имени.
Не ищите в Библии утешенья книжного.
Отомстите гибели — помогите ближнему.
В жизни чувства сближены, будто сучья яблони,
покачаешь нижние — отзовутся дальние.
Пусть навстречу женщине, что вам грусть доставил**
улыбнутся ближние, улыбнутся дальние.
У души обиженной есть отрада тайная:
как чему-то ближнему, улыбнуться — дальнему...
ПОВЕСТЬ
Он вышел в сад. Смеркался чао.
Усадьба в сумраке белела,
смущая душу, словно часть
незагорелая у тела.
А за самим особняком
пристройка помнилась неясно.
Он двери отворил пинком.
Нашарил ключ и засмеялся.
За дверью матовой светло.
Тогда здесь спальня находилась.
Она отставила шитье
и ничему не удивилась.
СОН
Мы снова встретились. И нас
везла машина грузовая.
Влюбились мы — в который раз.