Июнь 1941. Разгром Западного фронта
Шрифт:
Начиная с 28 июня германские войска, ранее наступавшие по фронту на оборонительные рубежи 3-й и 10-й армий, перешли теперь к активному преследованию отходящих советских частей. Когда им удавалось на отходе перехватить какое-нибудь подразделение, разыгрывались драматические схватки, в которых победа обычно доставалась немцам. Как писал Х. Слесина, самокатная рота 28-й ПД получила приказ: далеко впереди обнаружена артиллерийская часть Красной Армии на марше, необходимо догнать ее и уничтожить. Вскоре на песчаной лесной дороге были обнаружены следы гусениц тяжелых артиллерийских тягачей. Сблизившись с движущейся в восточном направлении колонной, командир роты принял решение обогнать ее по лесу и полям и блокировать путь отступления. Вечером рота вышла к той же дороге, оказавшись впереди спешащих на восток артиллеристов. Когда на дороге появилась головная машина, немцы предложили русским солдатам не оказывать сопротивления и сдаться. В ответ был открыт огонь из стрелкового оружия и пистолетов, полетели ручные гранаты. Два взвода взяли остановившуюся колонну в кольцо, хотя нацисты до сих пор не имели ясного представления, с кем они имеют дело. Расчеты противотанковых орудий открыли беглый огонь, третий взвод ворвался в деревню и завязал уличный бой. В ходе боя произошел ряд страшных взрывов, происхождение которых было немцам непонятно. Что-то рвалось в воздухе, яркие вспышки освещали вечернее небо, треск и грохот наполняли все вокруг. Под шквалом непрерывного автоматно-пулеметного огня и огня ПТО ответный огонь становился все слабее, немцы продвигались ближе и ближе. Когда подошли на расстояние тридцати метров, наконец, поняли, что атаковали подразделение тяжелой артиллерии на механической тяге. «Теперь солдаты понимают,
Избежать подобной участи удалось по меньшей мере двум сводным отрядам 11-го мехкорпуса. Когда в одну из ночей остатки 204-й мотодивизии проходили Кореличи (находятся на дороге Новогрудок — Мир), дозорные доложили, что в одном из дворов стоит наш танк, по их словам «целехонький». Танк оказался принадлежащим зам. командующего войсками фронта И. В. Болдину, который подтвердил отход на старую границу в направлении станции Столбцы (однако в мемуарах самого Болдина данный факт не фигурирует). В группе 204-й МД было несколько грузовых и легковых автомашин. На грузовиках были установлены 4 станковых пулемета; на них также ехали раненые, больные, с потертыми ногами. Западнее местечка Мир в деревне Уша (там протекает и одноименная речушка с топкими берегами, левый приток Немана) группа была встречена пехотой и мотоциклистами противника. Завязался бой, продолжавшийся с перерывами до вечера. Когда стемнело, уничтожив автомашины, группа Пирова по заранее разведанному маршруту перешла через реку Уша и ушла дальше на восток. Немцы вели обстрел трассирующими пулями, что давало советским воинам дополнительную ориентировку. Этот бой можно считать последним боем, который организованно вели остатки 204-й моторизованной дивизии.
Какие трудности и страдания пришлось перенести тем, кто пошел с генералом Мостовенко, неизвестно. А. И. Бабак вспоминал, что остатки 167-го ЛАП отступали вместе с какой-то танковой частью, но нет уверенности, что она была из 11-го корпуса: «В районе Барановичи мы были окружены. Бои продолжались несколько дней. Прорваться удалось лишь первым танкам. Много живой силы и техники осталось на поле боя. Я, как и другие, прицепился на танк КВ, но прорваться не сумел, так как танк попал на мину, нас всех сбросило. Я спустился к болоту. Там майор-танкист сформировал оставшихся (100–150) и вывел через болото ползком. Под утро мы вышли из окружения и пробирались севернее Барановичей. Возле Минска мы опять попали в окружение, где 5 июля я попал в плен. Нас, оставшихся в живых, погнали в пересыльный лагерь в г. Дзержинск» [486] . Лишь генерал армии К. Н. Галицкий указал в своих мемуарах, что накануне прорыва в Полесье к его 24-й стрелковой дивизии присоединился сводный отряд 11-го мехкорпуса во главе с командиром и замполитом. 14 июля они вышли к своим в 80 км северо-восточнее Мозыря. На местах боев, которые вели части корпуса, осталось 266 танков, 141 бронемашина, 540 колесных машин и 110 мотоциклов. На следующий день южнее Могилева в полосе 61-го стрелкового корпуса вышел отряд 85-й дивизии, который вел зам. комдива полковник К. Ф. Скоробогаткин. Его люди некоторое время совместно продвигались на восток с группой Галицкого. Но среди вышедших не было многих бойцов и командиров, в том числе зам. командира 11-го МК генерал-майора танковых войск П. Г. Макарова, командира 29-й ТД полковника Н. П. Студнева и начальника штаба дивизии подполковника Н. М. Каланчука. Около деревни Большие Жуховичи Кореличского района остатки 29-й ТД были окончательно разгромлены и рассеяны на мелкие группы; полковник Студнев был убит. Н. М. Каланчук в арьергардных боях получил три ранения с контузией и, как он сам писал, вместе с 216-м полевым эвакогоспиталем был пленен в районе Старого Села западнее Минска. В мае 1943 г. за организацию побега, коммунистическую агитацию и пропаганду он был арестован гестапо, заключен в Нюрнбергскую тюрьму, а затем — в концлагерь Бухенвальд. Освобожден в 1945 г. По опубликованным данным, начальник артиллерии 11-го мехкорпуса генерал-майор артиллерии Н. М. Старостин также попал в плен, но в сентябре. Генерал Макаров умер от голода и болезней осенью 1943 г., Н. М. Старостин вскоре после пленения был публично расстрелян немцами для устрашения других пленных. Также попали в плен кавалерийские генералы Никитин и Зыбин, много штабных офицеров и командования частей корпуса: начальник оперотдела штакора подполковник Н. Д. Новодаров, начальник 1-го отделения штадива 6-й КД майор Н. Ф. Панасенко, командиры полков В. В. Рудницкий и Д. М. Алексеев. Начальник штаба корпуса полковник И. Е. Панков пропал без вести. Комкор 6-го КК 5 июля в одном из боев в районе Старого Села был с горсткой кавалеристов прижат к реке, тяжело ранен и подобран немцами. Обстоятельства пленения Е. С. Зыбина неизвестны. Можно лишь предполагать…
486
Личный архив Д. Н. Егорова — И. И. Шапиро, копия.
Справка. 216-й ПЭГ (полевой эвакогоспиталь) не значится в списке медучреждений ЗапОВО. Возможно, он был развернут на базе 216-го войскового лазарета, находившегося в Старых Дорогах Минской области. Либо, если за давностью лет Каланчук ошибся в номере, это мог быть 215-й ПЭГ на базе 215-го лазарета из Ломжи.
Н. С. Степутенко вспоминал: «Из Зельвы я был направлен на р. Неман, где в районе г. Мосты собирались остатки наших разбитых подразделений. 28 июня на р. Неман шла кровавая битва. Воды Немана багровели от человеческой крови. Я потерял своих последних товарищей. У самого прибавилось еще пять ранений. Одна в живот, опасная: осколок пробил правую сторону живота. Извлекли, но в эту дыру проникли кишки. Стянули, заклеили. Поставили на ноги, сказали: живи и воюй. Собирали отряд кавалеристов, 29 июня набралось около 1800 карабинеров (так в письме. — Д. Е.). На Слоним!.. Там прорвемся на Барановичи, и дальше путь на восток, на Осиповичи или на Минск. (Калининское ВУ химзащиты было развернуто на основе ликвидированного кавалерийского училища, и лейтенант Степутенко отлично владел конем. — Д. Е.). Но все не сбылось. У Слонима на р. Щара наш кавалерийский сборный отряд был окружен и полностью уничтожен. У меня прибавилась седьмая рана, но я живой. Преодолел железнодорожное полотно, скрылся во ржи. Это было 30 июня… Наткнулся на мешок с гречневой крупой. Проткнул дыру, начал жевать. Пять дней до этого ничего не ел. Крупа сухая, слюны нет. Нужна вода. Рядом отдельный дом и колодец. Потянуло к колодцу. Попить не успел. Цепь немцев-автоматчиков прочесывала рожь. Под огнем автоматчиков от колодца бросился в рожь. Упал… Помню, как меня за руки волокли на песчаный бугор у дороги. Там было около 200 товарищей жестокой судьбы. В первых числах июля (3-го или 4-го) был брошен в полевой концентрационный лагерь Шталаг-307 в районе Пружаны» [487] . Вполне возможно, что во главе этого отряда мог быть комдив-36 Е. С. Зыбин.
487
Личный архив Д. Н. Егорова — И. И. Шапиро, письмо.
Мне пока еще не удалось точно установить, почему остатки 85-й СД выводил на восток не сам генерал А. В. Бондовский, а его заместитель. Но вот насчет зам. командира по политчасти, депутата Верховного Совета РСФСР, бригадного комиссара Н. И. Толкачева информация есть. Тяжело раненный в обе ноги, истекающий кровью, он был захвачен в плен. Они сохранили ему жизнь (за всю войну было чрезвычайно мало случаев, чтобы к ним в руки попадали политработники
Справка. Командиры полков 6-й кавдивизии подполковники В. В. Рудницкий и Д. М. Алексеев после освобождения из плена успешно прошли госпроверку, были восстановлены в званиях и направлены для дальнейшего прохождения службы в ГУЛАГ МВД СССР, предположительно, в БАМЛАГ — строительство магистрали началось еще до начала войны и было приостановлено в 1942 г., а уже уложенные километры путей — сняты и направлены на строительство обходной ветки вокруг Сталинграда. Майор Н. Ф. Панасенко получил назначение в ИНТАЛАГ. Бывший командир 44-го стрелкового полка, герой обороны Брестской крепости, майор П. М. Гаврилов был назначен начальником лагеря японских военнопленных.
Согласно собранным из разных источников данным, генерал-майор А. В. Бондовский был тяжело ранен где-то южнее Немана и тоже попал в плен, но сумел бежать, либо побег был организован партизанами или подпольщиками. После возвращения на «Большую землю» и проверки органами НКВД был направлен в распоряжение ГУК НКО. Как ограниченно годный после ранения, служил преподавателем на курсах «Выстрел». Писал рапорта с просьбами направить в действующую армию, но просьбу удовлетворили только после гибели на фронте его сына. С 02.12.1943 г. по 21.04.1944 г. Бондовский командовал 324-й стрелковой дивизией, а затем был зам. командира 121-го стрелкового корпуса. В 1949 г. генерал был уволен из армии по состоянию здоровья.
Многим из тех, кто уцелел в боях на оборонительных рубежах, не остался навсегда под Августовом, Бельском, Кольно, Щучином, вышел живым из мясорубок на переправах через Зельвянку и Щару, счастье не погибнуть и выйти к своим не улыбнулось. К исходу дня 29 июня 4-я и 9-я немецкие полевые армии, невзирая на ожесточенные атаки во все стороны, которые предпринимали прорывавшиеся из окружения советские части, все же соединились севернее Слонима. В тот же день моторизованные корпуса 2-й и 3-й танковых групп после взятия Минска замкнули кольцо восточнее него. Пути отхода войск белостокского выступа, 21-го стрелкового корпуса, а также части сил 13-й армии были полностью перерезаны. Это была уже не агония армий и корпусов: распадались и перемешивались, превращаясь в неорганизованные толпы, полки, батальоны и роты. Единый военный организм более не существовал, не стало единого командования, отсутствовали порядок и дисциплина. Паника и хаос, смертельный ужас и единственное желание — как угодно выжить, вырваться из этого кошмара. Десятки тысяч, не представляющие уже реальной военной силы, заполняли леса между Новогрудком и Минском; в центре этого «котла», который позже будут называть «минским» (либо «новогрудским»), находилась обширная Налибокская пуща. В Новогрудке, в здании бывшего воеводского управления, до 22 июня находились штаб 27-й танковой дивизии 17-го мехкорпуса и опергруппа штаба 13-й армии. Есть упоминание о том, что узел связи армии, развернутый в подвале здания, послужил также и командованию 3-й армии, но подробности отсутствуют. Лишь в оперсводке № 10 штаба фронта, составленной на 20:00 29 июня, указывается: «Точных данных о положении частей 3-й армии нет. По отрывочным данным делегата, известно — штаб армии 27.6.41 г. был в Новогрудок, штаб 4-го корпуса 25 и 26.6.41 г. — в Скидель». Начштаба 58-го железнодорожного полка НКВД капитан Грицаев так писал в докладе своему комдиву: «Следующая остановка была в районе между Слонимом и Зельвой. Дальнейший маршрут на Новогрудок. В районе одного из урочищ нач[альник] штаба 3-й армии взял руководство всеми колоннами на себя, но в районе Новогрудок части РККА распылились и его руководство стихийно отпало».
Высоты Новогрудской гряды были весьма удобным местом для сбора людей и занятия круговой обороны, но не нашлось силы, способной вновь поставить их в строй. После 5 июля началась массовая сдача в плен. Отдельные очаги сопротивления решительно и без промедления ликвидировались. 6 июля части вермахта вошли в Новогрудок, и на этом организованное сопротивление советских войск западнее Минска закончилось. З. П. Рябченко, 38-й эскадрон связи 6-й КД, вспоминал: «Потом, не доезжая до Минска (мы не знали, какое число), обратно мы попали на минскую дорогу, а там все так же брели солдаты. Лошади у нас устали, мы их взяли, пустили в лес, а сами пошли с толпой. Не доходя до Минска 2–3 км — там был какой-то колхоз или совхоз, — а там несметное количество солдат в леске, пройти некому, просто негде присесть, — началась стрельба, солдаты начали стрелять молодняк быков. Кто сколько мог отрежет, в жестянках начали варить. Немцы это разнюхали и начали из пушек расстреливать лес, вот где была настоящая мясорубка: кишки на ветках, на земле тоже мокро. И вдруг с западной стороны двинулись бронетранспортеры, стреляя на ходу, и весь народ колыхнулся из леса на Минск. Они не подгоняли. Вышли из леса, а Минск — на глазах, 1–2 км. Наступил вечер. Мы начали входить в Минск, на обочине дороги с обеих сторон стояли 2 танка. Нас обыскали, все, что было у нас, то и бросали в кучу. Всю ночь нас вели по Минску, к утру привели на другую окраину города, в поле, а там уже сидят сидьмя несчетное количество солдат». Г. Т. Косов, 48-й кавполк, рассказывал: «…немцы обнаружили нас и бросили большую по численности авиацию, которая начала сильную бомбежку. В этот момент я был контужен волной от взрыва бомбы и с головы до колен засыпан землей. Как долго я пролежал в этом состоянии, я не знаю. Со слов очевидцев (потом мне рассказали), когда пришли немцы после бомбежки, они увидели мои ноги и рядом немецкий автомат, стали брать автомат и в этот момент извлекли из земли и меня. Я был живым, но в шоковом состоянии. Немцы взяли меня за руки и ноги, забросили на свою автомашину и привезли в лагерь военнопленных в г. Минск. Неопределенное время я еще не понимал, что со мной и где нахожусь». А. Ф. Марышанов, 48-й ЛАП 13-й дивизии: «К Слониму бойцы разных подразделений все были перемешаны. Из нашего подразделения оставалось несколько человек в массе солдат, отступающих на Минск. К Минску шли только отдельные, случайно соединившиеся группы, прорывающиеся через окружение и массовые обстрелы. Чем дальше прорывались, тем дальше уходил фронт». У. А. Билецкий, 444-й корпусной артполк, писал: «Тяжелая и печальная была дорога на восток. Отступая на Волковыск, Любичи, Столбцы, стремились к Минску. Считали, что старая граница крепилась не один десяток годов и враг будет остановлен. И когда пришли к Минску, то узнали, что неделю уже Минск в руках немцев и мы окружены. С окружения выходили группами. Наша группа была обнаружена и обстреляна, я был ранен в ногу и выйти из окружения не смог, попал в плен». Г. Г. Рак из 2-го дивизиона полка вспоминал, что под Минском немцы по ночам освещали местность зенитными прожекторами и расстреливали всех, кто пытался проскочить заслон. Ему было поручено уничтожить хотя бы один прожектор. Рак сумел подобраться вплотную к зенитчикам и бросил две гранаты: одну — в окно избы, где находились немцы, вторую — в автомашину с прожектором. Но самому Григорию Раку избежать плена не удалось. В лагере он встретил многих сослуживцев, в том числе замполита 444-го КАП батальонного комиссара Попова. Попов был выдан предателем, жестоко избит и, согласно пресловутому «приказу о комиссарах», расстрелян.
Как маленький штришок, для полноты картины, приведу и это видение происходившего в Белоруссии в конце июня 41-го. Единственным штурмовым полком ВВС Красной Армии, который был полностью переоснащен машинами Ил-2, был 4-й ШАП майора С. Г. Гетьмана 49-й дивизии Харьковского военного округа. Переданный в состав ВВС Западного фронта, он 26 июня покинул свой аэродром и взял курс на Минск. Когда все пять его эскадрилий сели на Быховский аэродром, бывший на их маршруте промежуточным, оказалось, что лететь им дальше, собственно говоря, некуда. Герой Советского Союза В. Б. Емельяненко, служивший в этом полку, писал, что наводить справки по поводу дальнейшего перелета пришлось у командиров других частей, которые прилетели в Быхов раньше. Как узнали штурмовики, это были остатки полков армейской авиации, подвергшихся ударам в первые же часы войны. И тут выяснились весьма невеселые подробности.