Июнь 1941. Разгром Западного фронта
Шрифт:
Многие эпизоды боев, которые вели летом 41-го года окруженные войска Западного фронта, скорее всего, утеряны навсегда. Их участников и просто свидетелей безжалостно выкосили война и неумолимый Хронос. Воины, вышедшие из окружения, гибли в боях, имевшие несчастье попасть в плен умирали в адовых кругах концлагерей. Многим посчастливилось уцелеть, но никому в голову не пришло, да никто бы тогда и не позволил, записать «по горячим следам» их воспоминания об июне 1941 г. Те свидетельства, что собрали в 70-80-е годы историки-«любители» (историки-«профессионалы» не сочли нужным «опускаться» до сбора фактов среди непосредственных участников событий), часто дают пищу для раздумий, но не могут полностью прояснить те или иные события. Вот, например, Л. М. Атрохов пишет: «В марте месяце этого года я обращался к Вам… вы мне давали адреса служивших в крепости Осовец Белостокской области. И вот Сорокин Николай Иванович на фотографии узнал моего брата лейтенанта Атрохова Евгения Малаховича, командира стрелкового взвода, с которым вместе принял бой 29 июня 1941 года около М. Берестовицы Гродненской области. На автомашине с пулеметом на кабине они пробивались к своим, в одной деревне наскочили на часть немцев и с боем проскочили деревню, но после того, как выехали на чистое место, их расстреляли немцы. Из 12 человек осталось двое: Сорокин и еще один. А мой брат, а также ком. полка, ком. батальона, интендант дивизии и солдаты погибли. Я связался с Берестовицей, мне ответили, что инцидент такой был, и попросили описать, как я узнал и есть ли очевидцы». Описанная трагедия каким-то образом связана со 2-й стрелковой дивизией,
Е. С. Лешенко, младший сержант из 407-го стрелкового полка 108-й СД 44-го корпуса, вспоминал: «Вечером 1 июля наш 407-й полк пополнился: пришли 3 полковника и 4 подполковника (по-видимому, из разбитых или потерянных полков) и с нашим командованием возглавили марш-рейд прорыва из окружения». Вот хорошо было бы узнать, откуда в полк пришли сразу семь старших офицеров.
Я уже писал о судьбе начальника штаба 85-й стрелковой дивизии 3-й армии Д. И. Удальцова. По документам ЦАМО он числится пропавшим без вести. Из свидетельств очевидцев явствует, что днем 22 июня полковник Удальцов, узнав по радио о начале войны, попрощался с семьей, посадил в свою служебную «эмку» нескольких командиров, так же, как он сам, оказавшихся вдали от своей дивизии, и уехал в Гродно. Одним из тех, кто уехал с Д. И. Удальцовым, был редактор дивизионной газеты «Воин» старший политрук Т. П. Рудаков. Его семья сумела покинуть Белоруссию и поселилась в Коврове. Ничего о судьбе своего мужа и отца известно не было. Осенью того же 41-го года Рудаков неожиданно появился в Коврове. Он заскочил буквально на час, но застал дома только детей (жена была на работе). Оставив супруге записку, бывший редактор «дивизионки» убыл на фронт, где через несколько дней погиб. Что же было в этой записке? Помимо того что пишет в таких случаях мужчина своим близким, Рудаков просил найти Удальцовых и передать его жене Марии Федоровне, чтобы прочла в одном из летних номеров «Известий» его заметку «16 дней в тылу врага». После войны вдова Рудакова нашла семью полковника и передала ей фото Д. И. Удальцова вместе с содержанием записки. Газету нашли и прочли заметку. Там Рудаков рассказывал (естественно, без указания фамилий и воинских званий), как полковник Удальцов собирал разрозненные группы отступающих красноармейцев и формировал из них боеспособный отряд для прорыва из окружения. Следовательно, старший политрук был с Удальцовым до конца и мог рассказать о его дальнейшей судьбе. С его гибелью (а Рудаков не успел отправить с фронта ни одного письма) оборвалась последняя ниточка, которая таила в себе надежду на то, что удастся узнать, где и при каких обстоятельствах погиб Дмитрий Иванович Удальцов.
И вот еще одно письмо. Если бы не был верующим… «Мой отец Зенкевич Адольф Казимирович родился в г. Ленинграде в 1901 году, в 1919-м вступил в Красную Армию. В 1938 году в звании капитана был уволен из армии как политически неблагонадежный поляк, хотя и был членом ВКП(б) с 1922 года. В апреле 1941 г. его восстановили в армии после многих писем Калинину и Ворошилову, которых, по преданию, лично знал мой дед Зенкевич Казимир Викентьевич — рабочий Путиловского (завода). В это же время его направили командиром отдельного зенитного артиллерийского дивизиона (МЗА) № 94 или 93 под Белостоком. Я думаю, что это могла быть 10-я армия… Последнее письмо мы получили от него 22 июня 1941 г. 15 июня он писал: нахожусь в нескольких километрах от Белостока, получаем новую технику. Писал, что подали документы НКО на присвоение звания майора, что в Сокулках на базаре дешевая свинина и яйца и что он ждет нас с матерью и еще братом Иосифом, который умер от голода в Ленинграде 1 марта 1942 г. На этом все. Есть документ, что пропал без вести. Искал, писал… Лет 10 тому назад у нас пошла мода говорить с душами умерших. Мы с дочкой вызвали отца. Он „сказал“: „Меня расстреляли немцы 28 июня 1941 года под Минском“. Белосток — Минск, конечно, это несерьезно» [492] . Скептики, не верящие в существование души у человека и в ее бессмертие, недоуменно пожмут плечами. А. Исаев посетовал: «Как же можно в книгу о войне помешать такое письмо». Е. Дриг был еще категоричнее: «злостный оффтопик». Можно, в такую очень даже можно. В состав Белостокской бригады ПВО действительно входил 94-й дивизион МЗА (малой зенитной артиллерии). 479-й зенитный полк этой бригады был уничтожен 24 июня под Слонимом, а один из его дивизионов — между Барановичами и Столбцами. 94-й также мог быть на сборах в Крупках и успеть добраться лишь до Минска. Под Минском (в месте с названием Дрозды на западной окраине города) действительно есть небольшая братская могила, в которой похоронили группу советских офицеров, 16–18 человек, РАССТРЕЛЯННЫХ нацистами 28 ИЮНЯ 1941 ГОДА. Церковь признает возможность общения с душами умерших, но категорически запрещает верующим заниматься оккультизмом. Но тут, я почти уверен, сын комдива получил ответ на свой вопрос. Но не поверил. «По участку армии непрерывным потоком идут люди и даже части…» И одной из капель в этом потоке был сорокалетний капитан Красной Армии, бывший политзаключенный, поляк А. К. Зенкевич.
492
Личный архив Д. Н. Егорова — И. И. Шапиро, письмо.
О том, КАК сражались, прорываясь на восток, окруженные войска Западного фронта, написано крайне мало. Часто это общие фразы о «героическом сопротивлении» в монографиях и фундаментальных работах, значительно реже — мемуары участников событий с конкретными фактами и фамилиями. Изданные воспоминания воинов-«окруженцев» все уместятся, пожалуй, в одной небольшой стопке, все, что было издано после 1991 г., также малоинформативно.
После совещания на восточном берегу Щары генералы Болдин и Никитин решили отходить на восток разными маршрутами… И. С. Никитин повел на восток своих конников, Болдин пошел, взяв с собой всего несколько офицеров. В лесах западнее Минска он встретил многочисленную группу войск во главе с командиром 8-й противотанковой бригады полковником И. С. Стрельбицким. Здесь были остатки частей как армий прикрытия, так и окружных резервов. В частности, в район д. Великое (20 км западнее Минска) вышли остатки 59-го полка 85-й СД 3-й армии, до ста штыков, во главе с и.о. командира капитаном Б. М. Цикунковым. Собрав из окруженцев весьма внушительные силы и разбив их на батальоны, отважный комбриг предпринял 1 июля отчаянную попытку пробиться на восток через захваченную врагом столицу Белоруссии. Войска даже захватили несколько улиц на окраине города, но из-за отсутствия противотанковых средств были вынуждены отступить. Именно в этот момент, когда группа Стрельбицкого снова отошла в леса и приводила себя в порядок, появился И. В. Болдин с адъютантом и несколькими офицерами. Он и возглавил отряд, который позже получил название «лесная дивизия Болдина», но имя его истинного создателя (полковника-артиллериста) при этом обычно не упоминалось. Кроме самого И. С. Стрельбицкого, в его группе было много старших офицеров, в том числе командир 27-й дивизии А. М. Степанов и начштаба дивизии подполковник Яблоков. Также к Стрельбицкому примкнула группа 21-го стрелкового корпуса в составе управления корпуса и отряда 37-й дивизии вместе с комдивом и начальником штаба. Если верить И. В. Болдину, генералы В. Б. Борисов и А. М. Степанов были настроены подавленно, и ему пришлось приводить их в чувство. Кто не читал ничего, кроме мемуаров самого Болдина, может даже восхититься: ах какой вы, Иван Васильевич Болдин, мужественный и собранный. А почему же вы из-под Гродно никого не вывели и где ваш танк? Почему с кавалеристами генерала Никитина или мотострелками из 204-й дивизии не пошли?
Е. С. Крицин рассказывал К. М. Симонову: «Северо-западнее Минска собрались части, с дивизию. Разведка донесла, что близко штаб мотоциклетного полка. Уничтожили штаб. В штабе взяли документы и восемнадцать машин. Тут появились немецкие танки. А у нас было всего два танка и две пушки. Он приказал открыть огонь. Били до последнего
Приняв на себя командование группой, генерал-лейтенант И. В. Болдин назначил своим заместителем полковника Стрельбицкого и поручил ему организовать сбор оружия и боеприпасов. Началась подготовка прорыва южнее Минска. Но когда батальоны пошли в атаку, их встретили огнем мощные заслоны с танками. Атакующие понесли огромные потери, были рассеяны и отброшены назад. Когда И. С. Стрельбицкий на танкетке Т-37 вернулся из района боев для доклада, лес, в котором находился Болдин и другие командиры, был подвергнут массированной бомбардировке и артиллерийско-минометному обстрелу. Начались пожары. Пришлось разделиться на группы и покидать лес. В. Б. Борисов повел свой штаб и 37-ю дивизию, с Болдиным снова осталась горстка людей, в том числе Стрельбицкий и Степанов. 3 июля при переходе старой границы они обнаружили, что в дотах находится группа советских военнослужащих. Их возглавлял секретарь партбюро 245-го гаубичного артполка 37-й дивизии старший политрук К. Н. Осипов. Как написал сам Болдин, Осипов шел с группой однополчан на Молодечно, потом присоединился к группе полковника Бессарина. Я немало времени потратил на установление личности этого полковника. Уже махнув рукой, вдруг обратил внимание на необычную схожесть фамилий Бессарин и Бисярин. Зам. комдива 24-й СД по строевой части полковник В. З. Бисярин был направлен генералом Галииким в штаб 13-й армии для согласования ряда вопросов, но попал в окружение. Так что, видимо, восприняв на слух искаженную фамилию офицера, И. В. Болдин позже написал о нем в своих мемуарах [493] .
493
Болдин И. В. Страницы жизни. М.: 1961. с. 110.
Организовав в лесу сборный пункт и расставив офицеров по лесным дорогам, удалось, как писал И. В. Болдин, за несколько часов собрать свыше пяти тысяч военнослужащих. 4 июля из собранных людей была сформирована «дивизия»: со штабом, отдельными отрядами, прокуратурой и трибуналом. При проверке документов выяснилось, что более двухсот человек сохранили партбилеты. На общем собрании секретарем «лесной» парторганизации выбрали Осипова. 5 июля «дивизия» Болдина перешла в наступление с целью прорыва на восток и соединения со своими войсками за Минском. Начало было многообещающим: бойцы сражались самоотверженно, все контратаки противника были отражены. Тогда немцы ввели в бой несколько десятков танков. За короткое время они расчленили и разгромили советское импровизированное соединение, из матчасти артиллерии осталось только два 45-мм противотанковых орудия. У Б. М. Цикункова уцелело 63 человека. Штаб И. В. Болдина потерял управление, остатки отрядов начали самостоятельно выходить в заранее условленный район сбора восточнее Минска. Раньше всех туда вышел отряд К. Н. Осипова в количестве до 300 бойцов и командиров. Вновь началось формирование. И вот отсюда в мемуарах генерала начинается самое любопытное. Он описывает, как создавалась разведгруппа, какие данные она приносила. Пишет о нападениях на немецкие штабы, о разгроме гарнизона в деревне Журавы, где были взяты богатые трофеи, в том числе радиомашины. Численность «лесной дивизии» была тогда около двух тысяч. Приводятся фамилии: капитаны Тагиров и Баринов, политрук Булгаков, старший политрук Ефремов, майор Пахомов. Хронологии событий нет, но можно предположить, что до 10, от силы до 15, июля произошло все описанное И. В. Болдиным. И вдруг на 130-й странице мы видим, что в повествовании возникает разрыв минимум в 10 дней. В конце июля Болдин «со товарищи» останавливается на отдых в Бердинском лесу, но сколько их туда дошло и что происходило до этого, не указывается. Странно и непонятно. Я еще вернусь к этой «дивизии», чтобы попробовать разгадать эту неясность.
Вопрос. Чем характеризовалась первая декада июля для командования Западного фронта?
Ответ. Отсутствием основной части войск, окруженных в нескольких «котлах» западнее Минска, и отсутствием достоверной информации о них.
Немцы форсировали Березину и продвигались к Днепру. 3 июля И. В. Сталин выступил по радио, и над всей страной пронеслось: «Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои!»
Из боевого донесения начальника инженерного управления Западного фронта начальнику ГВИУ РККА от 4 июля 1941 г.: «[Из] состава частей 3-й армии вышли остатки саперного батальона 4-го стрелкового корпуса [в] составе помощника командира батальона, одного среднего командира и сорока бойцов… Из управлений начальника строительства вышли и продолжают работу: 71-е управление начальника строительства — Могилев; 72-е управление начальника строительства — ст. Быхов и район Смоленск[а]; из 73-го управления начальника строительства вышел 15-й участок, отдельные командир и бойцы; [из] 74-го управления начальника строительства вышли группы людей до состава участка во главе с главным инженером тов. Ляшкевичем». Однако начальник ИУ генерал П. М. Васильев не указал в донесении, что, кроме самого военинженера 1 ранга Ляшкевича и его людей, с ними вышла большая часть управления 62-го УРа во главе с комендантом генерал-майором М. И. Пузыревым. Впрочем, сапер докладывал о саперах, которые строили укрепрайон и были подрядчиками, об уровцах — заказчиках должен был докладывать пом. командующего по УРам генерал Михайлин, но его к этому времени уже не было в живых — он был убит под Берестовицей при воздушном налете еще 23 июня.
Из оперсводки штаба Западного фронта № 21 к 20:00 5 июля 1941 г.: «Данные о положении и действии частей 3-й и 10-й армий, 21-го стрелкового, 6-го механизированного и 6-го кавалерийского корпусов не поступают с 26–27.6.41 г. 2-й эшелон штаба 3-й армии в составе 180 человек, выйдя из окружения, прибыл и разместился в районе Гусино. Указания об отходе были получены от командующего 3-й армией в 18.00 26.6.41 г. в Б. Берестовица. Оперативная группа (КМГ. — Д. Е.) должна была отходить в ночь на 27.6.41 г. на Пески, где для нее был наведен мост 35-м понтонным полком». Видимо, как раз этим мостом воспользовался — и после прохода своих частей взорвал его — генерал Мостовенко.
В эти сводки не попали, да и не могли попасть, события, произошедшие 3 июля в Минске, 4 июля — у деревень Гуды и Липнишки Лидского района, 4 июля — у станции Лесная под Барановичами и 7 июля — в районе Слонима. 3 июля на Могилевском шоссе на въезде в Минск показался средний танк Т-28… К началу войны эта машина находилась на хранении на 105-м окружном автобронетанковом складе. К 27 июня, когда стало ясно, что высшее командование начисто забыло про этот склад, его начальник майор Денисковский самостоятельно принял решение об эвакуации в тыл наиболее ценного имущества. Старший сержант сверхсрочной службы Д. И. Малько, заведовавший одним из хранилищ, попросил у майора разрешения спасти ценную боевую машину, тот согласился. В качестве механика-водителя танка Малько принимал участие в боевых действиях в Испании и кампаниях в Монголии (Халхин-Гол) и на Карельском перешейке. Заправив танк бензином и маслом, запасшись патронами и отправив в деревню беременную жену, он повел танк по Могилевскому шоссе. При подходе к райцентру Червень колонна 105-го склада была обстреляна самолетом противника, пуля перебила трубку подачи топлива в карбюратор двигателя Т-28. За час Д. И. Малько устранил неисправность, но за мостом через Березину его остановил полковник в форме танковых войск — с этого момента у защитников моста в Березино появилась танковая поддержка. Утром 2 июля командир 2-го корпуса генерал-майор А. Н. Ермаков направил Малько и сержанта Звонарева для наблюдения за шоссе, на западном берегу танк еще раз сменил хозяина. На этот раз это был майор Михайлов не то из Минского танкового училища, не то еще откуда-то, и четыре курсанта с ним. На найденном поблизости складе сборный экипаж загрузил танк боеприпасами, после чего было решено прорываться через Минск на Смоленское шоссе. Была вторая половина дня 3 июля.