Июнь 1941. Разгром Западного фронта
Шрифт:
Примечание. Не исключено. что фамилия Н. А. Шляпина не попала в Приказ № 270 из «политических соображений». В качестве негатива там были упомянуты якобы добровольно сдавшиеся в плен генералы Понеделин, Кириллов и Качалов; в качестве позитива — вышедшие из окружения бригадный комиссар Попель, полковник Новиков, генералы Болдин и Кузнецов, армейский комиссар Бирюков. Упоминание Шляпина вместо Болдина делало бы сальдо не в пользу строевых командиров, а подхлестнуть Приказ должен был как раз их.
Есть еще один человек, воспоминания которого могли бы пролить свет на загадочную «лесную дивизию». Это генерал-лейтенант С. А. Калинин, командовавший в боях под Ярцево оперативной группой, в которую как раз и входила 91-я СД. Он писал: «…в первых числах августа, в районе боев 91-й дивизии вышел из окружения с большой группой красноармейцев и командиров генерал И. В. Болдин… В лесу западнее реки Вопь к возглавляемому им отряду примкнули оставшиеся в тылу бойцы и командиры 91-й дивизии» [507] . Ясности не прибавилось. Кто к кому примкнул, Шляпин — к Болдину или Болдин — к Шляпину? И почему снова разрыв в датировках? Есть две даты — 7 и 11 августа. 11-го «лесная дивизия» вышла из окружения. А 7-го отряд Болдина соединился с отрядом Шляпина. Читаем в мемуарах самого И. В. Болдина:
507
Размышления о минувшем. М.: 1963. С. 142.
И снова осталась у генерала горстка бойцов и командиров. Вот с этой сотней самых верных своих людей, с кем мыкался по вражеским тылам дольше всего, И. В. Болдин и наткнулся в лесах западнее Вопи на большой организованный отряд из личного состава 91-й дивизии во главе с ее замполитом. Вот она («1-я лесная») как бы и возникла вновь. По иронии судьбы, когда потерявшая командарма и члена Военного совета 50-я армия вышла к Туле, ее новым командующим был назначен как раз И. В. Болдин. Вопрос о порядочности и правдивости после войны, когда он сел за мемуары, уже не стоял. Казалось, все списали и война, и 270-й Приказ, да и вообще… «победителей не судят». И родился еще один миф, один из многих мифов этой войны. Ведь некому было опровергнуть написанное. Генерал Стрельбицкий в своих мемуарах лето 41-го вообще пропустил, хотя именно ему стыдиться было нечего, он тогда показал себя достойно и был за первые бои награжден орденом Красного Знамени. Остальные отряды той, первой «лесной дивизии», которые двигались не вместе с Болдиным и, возможно, другими маршрутами, могли и не выйти к своим, погибли в боях. Или вышли, но никто о них не узнал, ибо в приказы Ставки они не попали. Как, например, вот эти. Ни к кому не примыкали, шли себе лесами и в конце концов вышли.
В августе 1941 г. кавалерийская группа полковника Л. М. Доватора вела бои во вражеском тылу. Его конники уже не были «окруженцами»: их действия на оккупированной земле осуществлялись по приказу Верховного Командования и имели целью дезорганизовать коммуникации противника, сорвать снабжение его войск. 25 августа западнее г. Белый они встретили отряд военных численностью человек в 250. Старший группы, оборванный, заросший многодневной щетиной, уже, собственно, бородой, полковник представился как и.о. командира 2-й стрелковой дивизии К. П. Дюков. Но этот отряд уже не был сводным отрядом дивизии. Отступая из района крепости Осовец, 2-я с непрерывными боями, неся жестокие потери от ударов авиации, прошла районы Сокулок, Крынок, Малой и Большой Берестовицы и дошла до Рубежевичей на старой границе. При попытке пробиться дальше на восток, предпринятой 3 июля 1941 г., остатки дивизии прекратили существование. Отдельные разрозненные группы лесами Минской, Витебской и Смоленской областей стали продвигаться на восток. Группа полковника Дюкова сложилась из воинов разных частей, которые присоединились к нему на пути к своим, хотя в ней и были военнослужащие из 2-й, в частности командир саперного батальона капитан Лазарев. В ночь на 1 сентября 1941 г. окруженцы вместе с конницей с боем прорвались через боевые порядки немцев и вышли в расположение частей 30-й армии Западного фронта. Их «одиссея» закончилась. Еще имеется свидетельство о группе майора А. В. Андреева, командира 130-го КАП 1-го корпуса, также присоединившейся к Доватору. В середине октября 1941 г. Андреев командовал 978-м артполком 18-й СД Ленфронта (бывшей дивизии ЛАНО — Ленинградской армии народного ополчения). Майор И. Г. Грозников, командовавший 262-м КАП того же корпуса, числится пропавшим без вести в июне 1941 г.
Когда фронт ушел далеко на восток, части полевой жандармерии, охранявшие тыл германской армии, быстро и качественно организовали «фильтрацию» советских граждан, перемешавшихся по оккупированной территории. Кордоны, контрольно-пропускные пункты, «аусвайсы», патрулирование населенных пунктов, дорог и железнодорожных путей. Огромное количество мелких групп (два-три человека) и просто одиночек из остатков советских войск было выловлено ими и отправлено в концлагеря. Пытавшихся сопротивляться или бежать убивали. К началу зимы все было кончено. Кто не ушел в партизаны (или в полицаи и так называемые «силы местной самообороны»), не осел по деревням, став «примаками», — все оказались за колючей проволокой. Из письма С. П. Узгорской: «Здесь по Бобруйской дороге немцы прошли далеко к Смоленску, а из лесов до самого снега выходили большие и малые группы наших солдат, шли тысячи. Это я знаю от семьи моего мужа, жителей Славгорода Могилевской области. У них перед домом у дубка похоронен матрос (с Пинской речной флотилии. — Д. Е.), вышел с группой, узнал обстановку с немцами, где переправа через Сож, и матрос сказал — хватит, больше отступать не буду — и тут у дома в одиночку принял бой, он был с автоматом, здесь же его и похоронили — парень не старше 25-ти. Вот они, неизвестные герои! А сколько было погибших на здешних полях, всех жителей немцы выгоняли на поля почти месяц хоронить солдат. Очень много было среднеазиатов среди погибших. Под кручами у берегов пряталось много раненых солдат, так немцы установили таксу за каждого сданного солдата, среди жителей находились и такие,
Глава 12
О судьбе армейских управлений
Как логическое завершение, мне хотелось бы поставить рассказ о командовании белостокской группировкой, о том, что с ней произошло, когда начался распад обеих входивших в нее армий, когда штабы оказались предоставлены сами себе и самостоятельно начали выходить из вражеского кольца.
С самого начала боевых действий расположение штаба 10-й армии было засечено противником, и он был вынужден под непрерывными бомбежками постоянно оттягиваться от линии фронта все дальше в тыл. Только в первой половине дня 22 июня по штабу было нанесено четыре воздушных удара, последний раз — более чем 30 машинами. В ночь с 24 на 25 июня штаб переместился в лес в районе станции Валилы. Кроме собственно функции управления войсками, там был развернут формировочный пункт, куда патрулями и пограничниками направлялись потерявшие свои части и уходившие на восток мелкие группы и отдельные военнослужащие. Случались и недоразумения, когда за дезертиров «бдительными» патрульными и воинами-чекистами принимались снабженцы боевых частей, рыскавшие в тылах в поисках горючего, боеприпасов и провианта. Вспоминает Т. Я. Криницкий, 50-й танковый полк 25-й ТД: «Вечером Пожидаев вернулся из боя и приказал нам выехать рано утром 26.06 затемно, что мы и сделали. До Белостока добрались благополучно, но там склады с горючим были взорваны, и мы возвратились, но нас по дороге на Волковыск задержал патруль как дезертиров, машину отобрали, а лейтенанту приказали идти в штаб. Оказывается, в 700–800 м в лесу стоял штаб военного округа (10-й армии. — Д. Е.) и был сам маршал Кулик. Нас держали до захода солнца, все собирали по дорогам отступавших одиноких красноармейцев. Насобирали нас 30 человек. Построил капитан, тоже участник испанских событий, ибо имел орден Красного Знамени, и повел нас вверх к штабу, но штаб уже снимался. Палатка еще стояла, а три танка (2 Т-34 и 1 КВ) разворачивались вниз к дороге, и было очень много легковых машин, но нас стороной повели вверх по лесу, где мы прошли километра два и расположились на ночлег. Дали нам по баночке консервов, махорки, мы поужинали и легли спать. Под утро, а может и раньше, нас разбудили, посадили на машины и повезли, как сказал капитан, на передовую… Привезли нас, разгрузились. Только-только солнце начало подниматься, светало, и мы видим: наш полк, танкисты проверяют матчасть, и ходит наш Пожидаев. Как увидел и пришел к нам, капитан доложил, что привез дезертиров. Пожидаев посмотрел и говорит: „Это же мои бойцы, я вчера послал их в Белосток за горючим, а вы их задержали и считаете дезертирами“. Он хотел его застрелить, но только поругался, а говорить уже не мог, охрип и отпустил его на все четыре стороны и машины не дал» [508] .
508
Личный архив Д. Н. Егорова — И. И. Шапиро, письмо.
Утром 26-го управление армии вновь двинулось на восток и расположилось в Замковом лесу северо-восточнее Волковыска. При перебазировании оперативный отдел, в котором в тот момент находился командующий, подвергся нападению переодетых в советскую форму диверсантов. Днем 26 июня значительные силы уже обычной германской пехоты при поддержке нескольких танков атаковали штаб. Атаку удалось отразить, после чего силами штабной охраны была занята оборона в районе кирпичного завода у Шведской горы. К вечеру завязался бой на западной окраине Волковыска, противника с трудом сдерживали остатки отошедших к городу подразделений. Снова началась ожесточенная бомбежка расположения штаба армии, в котором скопилось множество раненых и автотранспорта без горючего. А. М. Олейник вспоминал: «Замковый лес был переполнен военнослужащими, которые при виде транспорта пожелали им воспользоваться и начали собираться возле автомобиля. Западнее леса на высоком железнодорожном полотне, в 1000–1500 метрах, безжизненно стояли товарные вагоны, ничем не примечательные. Но вдруг в мгновение вагоны ожили — преобразовались в бронепоезд врага. Орудийные снаряды бронепоезда накрыли осколками многих нерасторопных солдат».
К 27 июня штаб 10-й армии оказался в окружении. Из разрозненных военнослужащих формировались отряды и тут же бросались в бой. На подступах к Замковому лесу были оборудованы инженерные заграждения. Руководил устройством заграждений генерал Д. М. Карбышев. После полудня на КП армии вновь было совершено нападение. На этот раз поднялась паника, которую офицерам штаба с трудом удалось прекратить. К вечеру 27 июня стало известно, что передовые части вермахта находятся на подступах к Минску. Тогда командарм К. Д. Голубев принял решение об отходе на восток, но все пути оказались отрезанными и блокированными противником. Какое-то время вместе со штабом армии находилось и управление 5-го стрелкового корпуса. В ночь на 28-е штарм оставил Волковыск и двинулся по проселочной дороге на Деречин.
28 июня разведка установила, что переправы через реку Щара уже захвачены немцами. Исправив в устье Щары старый мост, не обозначенный на картах, группа генерала Голубева вечером 29 июня подошла к станции Выгода, утром 30-го она находилась в районе деревни Соловичи. Впереди была рокада Столбцы — Несвиж, по которой сплошным потоком двигались колонны немецких войск.
Один из переходов колонны штаба армии должен был пролегать в направлении станций Выгода — Городея. В голове колонны находились два мотоцикла с пулеметами, бронемашина, грузовик с пограничниками. В броневике ехал генерал П. И. Ляпин, в грузовике, рядом с водителем, — начальник оперативного отдела штарма полковник С. А. Маркушевич. За этой группой — командарм К. Д. Голубев с несколькими штабными командирами и усиленным взводом пограничников. За ними — на расстоянии 1–2 км — основная часть колонны: работники управления, медсанбат с ранеными и больными, хозчасть. Возглавлял ее начальник артиллерии армии М. М. Барсуков. В одной из двух исправных легковушек должны были ехать Д. М. Карбышев с полковником П. Ф. Сухаревичем. С флангов и тыла штабную колонну охраняли батальон охраны штарма и механизированный отряд (4 танка и 3 бронемашины).
В какое-то время колонна ночью проходила через железнодорожную магистраль Барановичи — Минск. После пересечения рокады авангард остановился, чтобы подождать основную группу. Но за спиной вспыхнула перестрелка. На разведку Ляпиным были посланы старшина-мотоциклист, а затем — лейтенант. Вернувшись, он доложил, что на большаке за железной дорогой валяется наша перевернутая строевая полуторка и стоит подбитый немецкий танк с порванной гусеницей. Штабная колонна исчезла. Это свидетельство начопера Маркушевича. После реконструкции событие может выглядеть так.