Июнь 1941. Разгром Западного фронта

Егоров Дмитрий

Этим суровым командиром, с которым довелось встретиться военврачу Шапиро на дорогах отступления, как раз и был И. С. Лазаренко. Совершенно непохоже на поведение струсившего и поддавшегося панике человека. Вина его, если она вообще была, на «высшую меру» не потянула; единственный из всех генералов, кто был арестован по «делу Павлова», он был через какое-то время помилован. После освобождения из тюрьмы Иван Сидорович Лазаренко получил под команду 369-ю стрелковую дивизию и погиб в бою 25 июня 1944 г. у деревни Холмы Могилевской области, посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза. Константин Симонов вывел его под фамилией Талызин в романе «Последнее лето» своей трилогии «Живые и мертвые».

Когда я был студентом и, кроме гражданской, получал военно-учетную специальность, один преподаватель нашей военной кафедры, ныне, увы, покойный (действительно сожалею о его преждевременной кончине — кавторанг был с хорошим чувством военно-морского юмора, читаю А. Покровского и постоянно вспоминаю его), категорически заявил, что расстрелы лета 41-го благотворно повлияли на

офицерский корпус РККА, они встряхнули его и мобилизовали на борьбу с врагом. Участники войны часто свидетельствуют об обратном. Солдаты под впечатлением прошедших арестов переставали верить своим командирам, подозревая в них изменников, офицеры, чувствуя себя потенциальными «клиентами» НКВД, находились в страхе и растерянности. Ставший невольным свидетелем ареста комфронта Д. Г. Павлова полковник И. Г. Старинов поведал о еще одном эпизоде, произошедшем в тот же день. Новый начштаба фронта генерал Г. К. Маландин, к которому с трудом пробился сапер, не захотел выслушать его доклад об устройстве заграждений и направил к одному из штабных командиров.

«— Разрешите? — осведомился я.

Командир поднял голову, и лицо его побелело, щека задергалась в нервном тике… В недоумении потоптавшись на месте, я сделал шаг вперед, чтобы доложить суть дела. И тогда тот, к кому я явился с докладом, залепетал вдруг какие-то жалкие оправдания:

— Я был в войсках и делал все… Я ни в чем не виноват…

Он смотрел мимо меня. Я невольно оглянулся, и тут меня как обухом по голове ударило. За моей спиной, тараща глаза, стояли два командира-пограничника. Памятуя неприятное происшествие на мосту под Вязьмой, я давно уже никуда не ездил без пограничников, помогавших налаживать взаимодействие с охраной объектов… Они-то и вызвали смятение. При появлении людей в зеленых фуражках потерял самообладание волевой, опытный командир, обычно не терявшийся в самой сложной обстановке» [522] . Воистину — достойна жалости армия, офицеров которой в тяжелейшие для государства дни уничтожают собственные карательные органы.

522

Рабкин И. Г. Время, люди, самолеты. М., 1985, с. 212.

Первым, кто из руководства белостокской группировки вышел из окружения, возможно, оказался командир 5-го стрелкового корпуса 10-й армии генерал-майор А. В. Гарнов. Насколько мне известно, в изданиях советского периода только Л. М. Сандалов в своей рассекреченной и изданной ничтожным тиражом книге «Первые дни войны» упомянул о нем без указания должности, да и сообщил всего-то: погиб в боях в окружении [523] . Лично мне потребовалось немало времени, чтобы получить данные на этого человека. Но в справке из Института военной истории МО СССР, подписанной лично Д. А. Волкогоновым, значилось: пропал без вести в июле 1941 г. Что-то здесь было не так. Только устный рассказ бывшего комдива 86-й Краснознаменной дивизии генерал-майора М. А. Зашибалова в изложении И. И. Шапиро, лично знакомой с ним, поставил точку в этих поисках. Генерал Гарнов, избежав плена, перешел линию фронта и, как и положено, явился в штаб Западного фронта. Но, на свою беду, нарвался на армейского комиссара 1 ранга Мехлиса. Тот, подтверждая свою репутацию жестокого, бессердечного и психически нездорового человека, обрушился на командира корпуса с грубой руганью и угрозами расправы. Что оставалось честному солдату? Здесь же, прямо в штабе фронта, генерал застрелился. А что Мехлис? Ничего. Как молох древнеизраильских мифов, он пошел по войне дальше. Сталин послал его «спасать» Северо-Западный фронт, и там Мехлис отправил «на гильотину» командарма 34-й армии К. М. Качанова, а начальника артиллерии армии генерал-майора артиллерии В. С. Гончарова расстрелял лично без суда и безо всякого на то основания [524] .

523

Освобождение городов. М.: ВИ, 1985, с. 177.

524

ВИЖ, 1994, № 4, с. 82.

Примечание. Тяжело раненный на реке Нарев полковник Зашибалов не командовал дивизией при ее отходе на рубежи рек Зельвянка и Щара. Как он мог узнать о судьбе командира корпуса? Но я нашел небольшую зацепку… Один из красноармейцев 86-й, художник полковой школы 330-го полка А. М. Николаев, за отличную службу премированный отпуском, находился дома, в Елабуге, когда началась война. Надеясь вернуться в родную часть, он добрался до Москвы. На Белорусском вокзале боец неожиданно встретил своего комдива: раненного, измученного и голодного, ничего о судьбе своей дивизии не знавшего. Николаев накормил М. А. Зашибалова хлебом и салом. Зашибалов долго раздумывал, что делать дальше, а потом сказал, что пойдет в политуправление, к Мехлису. Видимо, Мехлис нашел время и принял полковника, и тот в разговоре с армейским комиссаром узнал о судьбе генерала А. В. Гарнова (в соответствующей, разумеется, интерпретации).

Репрессии в отношении участников сражения в Белоруссии не ограничились летним судилищем над «Павловым и Кo». Командир 188-го артполка 7-й бригады ПВО полковник Галинский

был арестован за «пораженческие настроения», вышедший из окружения начальник штаба 311-го ПАП РГК майор Кашин был показательно расстрелян перед строем. Согласно приказу № 15 от 18 сентября 1941 г. был расстрелян начальник артиллерии 64-й стрелковой дивизии майор С. Н. Гаев, неоднократно упоминаемый в превосходной степени в литературе по боям за Минск. 4 ноября 1941 г. военный трибунал Приволжского ВО вынес смертный приговор начальнику штаба 13-го механизированного корпуса полковнику И. И. Грызунову.

По возвращении из партизан в действующую армию бывший командир 208-й МД полковник В. И. Ничипорович, как кавалерист по специальности, был направлен на учебу в Академию имени К. Е. Ворошилова. 18.05.1943 г. ему было присвоено звание генерал-майор. 30 мая 1943 г. В. И. Ничипорович был арестован органами КР «СМЕРШ» на должности зам. командира 4-го Кубанского гвардейского кавкорпуса. Обвинение — измена Родине (ст. 58–1 «б» УК РСФСР). Он умер 31 января 1945 г. в Бутырской тюрьме, а 4 октября 1952 г. постановлением 3-го ГУ МГБ СССР следственное дело в отношении генерала Ничипоровича было прекращено «за отсутствием состава преступления» [525] . Чем не угодил неплохо воевавший командир, неизвестно. Вернувшийся из немецкого плена бывший командир 4-й танковой дивизии генерал-майор танковых войск А. Г. Потатурчев 7 января 1946 г. также был арестован органами КР «СМЕРШ», 30 сентября 1948 г. он умер в ходе следствия, также в Бутырках. Чего «органы» добивались от генерала, установить не удалось: в справке из ЦА ФСБ стоит лаконичное «следственные материалы уничтожены» [526] .

525

Личный архив Д. Н. Егорова — И. И. Шапиро, справка ФСБ РФ № 10/А-764 от 28 февраля 2007 г., оригинал.

526

Там же, оригинал.

29 декабря 1945 г. ГУКР «СМЕРШ» арестовало освобожденного из плена генерал-майора Е. А. Егорова, бывшего командира 4-го корпуса 3-й армии. Обвинение стандартное — 58-я статья, пункт 1 «б». Основанием для ареста послужило недолгое участие в антисоветской организации, из которой генерал добровольно вышел и оставшееся время находился в концлагере на равных условиях с остальными пленными командирами РККА. Несмотря на положительную характеристику поведения комкора-4 в плену бывшим командующим 5-й армией Потаповым (был тяжело ранен и пленен в сентябре 1941 г. в окружении под Киевом), Военная коллегия Верховного суда СССР после пятилетнего разбирательства 19 апреля 1950 г. приговорила Егорова Евгения Арсеньевича к расстрелу. За день до этого, 18 апреля, был осужден к смерти маршал авиации С. А. Худяков, бывший начальник штаба ВВС Западного округа. Но маршал посмертно реабилитирован, а на генерале Егорове до сих пор висит клеймо изменника [527] . Та же участь постигла командира 36-й кавдивизии генерал-майора Е. С. Зыбина. Он был освобожден из плена союзниками 29 апреля 1945 г. и вскоре передан советской стороне. Надо заметить, что еще 23 октября 1942 г. Зыбин был заочно приговорен к расстрелу Военной коллегией Верховного суда СССР. Но арестован он был не сразу, а только 29 декабря 1945 г., как и Егоров, что несколько странно для уже приговоренного к «вышке». Обвинение было аналогичным, дата вынесения второго (уникальный случай) смертного приговора — на пять дней позже — 24 апреля 1950 г.

527

ВИЖ, 1993, № 5, с. 6–10.

Причиной вынесения смертных приговоров этим генералам могут являться показания власовца И. А. Благовещенского (в 1941 г. — генерал-майора береговой службы, начальника Либавского ВМУ ПВО), данные им на процессе по делу А. А. Власова и командования РОА: «…принимал участие в антисоветских разговорах, проводимых Закутным, Трухиным, Зыбиным и другими… Затем в декабре 1941 года я совместно с Егоровым и Зыбиным составил обращение в адрес германского командования, в котором просил разрешить нам сформировать русские части для борьбы против большевиков» [528] .

528

Еременко А. И. В начале войны. М., 1965, с. 63–64.

Полковнику Н. М. Каланчуку, бывшему начальнику штаба 29-й танковой дивизии, первоначально повезло. После освобождения из плена он прошел госпроверку, был восстановлен в звании и назначен начальником тактического цикла Уфимского пехотного училища. Арест последовал 16 декабря 1950 г., решением ОСО МГБ СССР от 28 апреля 1951 г. танкист получил 10 лет лагерей. В апреле 55-го он был освобожден из заключения и реабилитирован [529] . Но злоключения полковника на этом не закончились. Впоследствии он принял участие в правозащитном движении и, по не подтвержденным пока данным, подвергался преследованиям со стороны КГБ СССР.

529

Личный архив Д. Н. Егорова — И. И. Шапиро, справка ЦА ФСБ, оригинал.