Июнь 1941. Разгром Западного фронта
Шрифт:
А литовская земля по-прежнему хранит приметы событий далекого июня. Лишь в конце 80-х годов на тех местах, где горели танки 5-й дивизии и были проплешины, стала расти трава: сорок лет понадобилось природе, чтобы почва, обожженная огнем войны, восстановилась и снова начала родить. В марте 2002 г. в Вильнюсе при строительстве моста были обнаружены останки пяти солдат Красной Армии. Вильнюсская мэрия сообщала, что останки были найдены на глубине 1,1–1,3 м; судя по найденным рядом с останками предметам, как минимум трое военных могли служить в танковой части. Все находки, в том числе знаки отличия, были переданы посольству России в Литве. Но на сегодняшний день в Литве не осталось ни одного советского танка-памятника. Единственный оставшийся (тяжелый ИС-2) находится рядом с музеем камней недалеко от местечка Салантай, около 40 км к северо-востоку от Паланги. После рассмотрения присланного мне фото назвать его военным памятником не поворачивается язык. Увы, в современной Литовской Республике у «власть имущих» оказалась слишком короткая память. Можно, конечно, счесть события 1940 г. в Литве «экспортом революции» или военной оккупацией, но июнь 41-го, как им должно быть известно, освобождением для нее не стал. Для тех, кто не знает или забыл, напомню чуть позже.
5.7. Несколько соображений о причинах поражения войск Прибалтийского округа
Стремительный
«— Кто? — спросил я.
— Диброва звонит. Звонят уже второй раз. Сперва передавали приказание штаба корпуса отвести дежурные подразделения в тыл. Теперь говорит: подразделения оставить на первой линии, но отобрать у них боеприпасы. Чтоб не отвечали на провокацию» [281] . Позже, когда агрессия стала фактом, звонки не прекратились, даже наоборот: «… тут меня снова разыскал адъютант Озерова (командира дивизии, полковника. — Д. Е.). Усталыми каким-то безразличным голосом он прокричал мне в ухо все тот же приказ штаба корпуса: не отвечать, не ввязываться, не дать втянуть себя в провокацию. Это уже выглядело издевательством. Война началась — объявленная или необъявленная, теперь это не имело значения, — в бой втянулись все наши наличные силы, первая линия стояла насмерть, неся жестокие потери, а кто-то на другом конце телефонного провода продолжал повторять одно и то же» [282] .
281
Севастьянов П. В. Неман-Волга-Дунай. М., 1961, с. 10.
282
Там же, с. 15.
Можно ли гарантировать, что никто из командования дивизий прикрытия не поддался нажиму ЧВС, вышедшего в своем рвении за рамки здравого смысла? Мне кажется, что нельзя. Приказы в армии обсуждению не подлежат. Тем более что есть данные о мероприятиях подобного рода не только в Литве, но и по всей западной границе. В 1-м стрелковом корпусе 10-й армии был отдан приказ о глубокой консервации вооружения. К началу войны значительное количество стрелкового и артиллерийского оружия находилось на крепостных складах Осовца в частично разобранном состоянии [283] .
283
Личный архив Д. Н. Егорова — И. И. Шапиро, записанный устный рассказ.
«Танки у нас стояли на территории городка, „на катушках“, и были законсервированы — гусеницы смазаны солидолом и уложены на крыло, а пулеметы вынуты из шаровых установок, разобраны и перенесены в казармы и тоже для предохранения покрыты густой смазкой» [284] . Так было на Украине. Но разве так не могло быть и на берегах Балтики?
После поражения войск Северо-Западного фронта все его командование было снято со своих должностей: командующий Ф. И. Кузнецов был назначен с понижением, начальник штаба П. С. Кленов и командующий ВВС А. П. Ионов были арестованы и впоследствии расстреляны. Корпусной комиссар Диброва был назначен комиссаром 30-й горнострелковой дивизии Южного фронта. Но, как оказалось, в этой печальной истории был замешан еще один «товарищ». Незадолго до войны начальник УПП РККА Запорожец направил в Прибалтийский округ своего заместителя армейского комиссара 2 ранга В. Н. Борисова. Вот кто лез вон из кожи, своими указаниями о «бдительности» и «недопущении провокаций», обрекая находящиеся здесь войска на беспощадный разгром! Видимо, именно присутствием такой важной «птицы» из Москвы в округе можно и объяснить ту непонятную чехарду 21 июня, когда одни приказы штаба тут же менялись на противоположные, важные мероприятия по повышению боеспособности запрещались, разрешались и снова запрещались. Теоретически можно предположить, что командующий округом Ф. И. Кузнецов мог бы игнорировать указания Борисова. Но Кузнецов вполне мог знать, что его предшественник на этом посту генерал-полковник А. Д. Локтионов 19 июня арестован органами госбезопасности и живым вряд ли выйдет. Когда Борисов, ввергнутый в шок разразившейся катастрофой, в которой во многом и сам был повинен, вернулся в Москву, Запорожца уже сменил нарком госконтроля армейский комиссар 1 ранга Л. З. Мехлис, сменилась и вывеска — Управление политической пропаганды стало Главным политическим управлением. Доклад об увиденном в Прибалтике был по духу столь паническим и пораженческим, что Мехлис «вынужден был крепко призвать его [Борисова] к порядку». Это «крепко» вылилось в арест с санкции Мехлиса (Борисову припомнили все, в том числе и службу в Белой армии), лишение воинского звания и срок в 5 лет лагерей.
284
Субботин В. Жизнь поэта. М., 1970, с. 20.
5.8. За левым флангом
4-я армия
Значительно хуже, чем в 3-й и 10-й армиях, складывалась обстановка на участке левого соседа белостокской группировки. На брестском направлении сосредоточились силы вермахта, превосходящие 4-ю советскую армию (командующий — генерал-майор А. А. Коробков) только по личному составу почти в пять раз. На семь советских дивизий обрушился чудовищный молот — кроме правого крыла 4-й полевой армии, они были атакованы частями всей 2-й танковой группы Г. Гудериана в составе трех моторизованных и одного армейского корпусов, а также отдельной пехотной дивизии. В составе 46-го МК находились элитные части СС: мотодивизия «Райх» (командир — группенфюрер СС П. Хауссер) и лейбштандарт «Великая Германия». Одна только 3-я танковая дивизия 24-го МК имела 209 танков, из них 140 средних;
За 5–10 минут до начала артподготовки немецкие штурмовые группы захватили все шесть мостов через Западный Буг в районе Бреста: железнодорожные в Бресте и Семятичах и шоссейно-дорожные западнее Мотыкал, у Коденя, Домачево и Влодавы. Железнодорожный мост у Бреста был захвачен группой, высаженной с бронепоезда, сам бронепоезд был на мосту подбит артогнем из дота «Светлана» 1-й роты 17-го ОПАБ 62-го УРа. Как сообщал командир дота младший лейтенант В. И. Колочаров, огонь вел красноармеец казах Хазамбеков [285] . При захвате моста у Коденя неприятель прибег к более оригинальному приему. С западного берега стали кричать, что по мосту к начальнику советской погранзаставы должны перейти немецкие пограничники для переговоров по важному и не терпящему отлагательств делу. Охранявшие мост военнослужащие 17-го погранотряда и гарнизона 60-го ЖДП НКВД ответили отказом. Тогда с немецкой стороны был открыт огонь из нескольких пулеметов и орудий; под прикрытием огня на мост ворвалась штурмовая группа 3-й танковой дивизии под командой лейтенанта Моллхоффа и унтер-офицера Ханфельда. В завязавшейся схватке вся охрана погибла, фельдфебель Хаслер проверил мост на предмет минирования: подрывных зарядов не оказалось. В 04:15 (по Москве) артиллерия открыла огонь по советской территории, с особым рвением обрабатывалось м. Страдичи. В 04:45 на восточный берег Буга по мосту и с использованием лодок начали переправляться части 3-й ТД. Ответный ружейно-пулеметный огонь был редок, но сразу же принес первые потери: выбыл из строя командир 1-й батареи 543-го дивизиона ПТО обер-лейтенант Йопп.
285
Буг в Огне. Минск, 1965, с. 84.
Наибольшие потери в частях 1-го эшелона армии понесли входившие в 28-й стрелковый корпус (командир — генерал-майор В. С. Попов) 6-я и 42-я стрелковые дивизии. Они скученно размещались в Брестской крепости, которая сразу же подверглась сильному артобстрелу и атакам авиации. К началу войны в крепости находились почти целиком 6-я дивизия (за исключением 202-го гаубичного артполка) и 44-й и 455-й стрелковые полки 42-й дивизии. В результате обе дивизии с первых часов боевых действий утратили целостность и действовали отдельными отрядами. То же произошло с их батальонами, откомандированными на строительство полевых укреплений. В частности, 3-й батальон 125-го стрелкового полка 6-й СД, находившийся в 12–15 км к северу от Бреста, сорвал несколько попыток форсировать Буг на своем участке, но уже к 09:30 был обойден с обоих флангов и перешел к круговой обороне. После нескольких попыток прорвать кольцо окружения в строю осталось несколько десятков человек. Как вспоминал бывший командир батальона капитан М. Е. Колесников, утром 4 июля в ожесточенном бою в 5 км севернее Кобрина остатки 3-го СБ были уничтожены, все оставшиеся в живых попали в плен [286] .
286
Буг в Огне. Минск, 1965, с. 161.
В отчете о действиях 6-й стрелковой дивизии сообщалось, что утром был открыт огонь по казармам и по выходам из казарм в центральной части крепости, а также по мостам и входным воротам крепости и домам начсостава. Обстрел вызвал замешательство среди рядовых и младших командиров, в то время как комсостав, подвергшийся нападению в своих квартирах, был частично уничтожен. Уцелевшие командиры не смогли проникнуть в казармы из-за сильного заградительного огня. В результате красноармейцы, лишенные руководства и управления, группами и поодиночке выходили из крепости, преодолевая под артминометным и ружейно-пулеметным огнем обводный канал, реку Мухавец и вал крепости. Потери учесть было невозможно, так как личный состав обеих дивизий корпуса перемешался. Некоторым командирам (в частности, командиру 44-го стрелкового полка майору П. М. Гаврилову) все же удалось пробраться к своим частям и подразделениям в крепость, однако вывести подразделения они не смогли и сами остались там. В результате личный состав частей 6-й и 42-й дивизий, а также других частей остался в крепости. Матчасть артиллерии находилась в открытых артпарках, большая часть орудий была уничтожена. Конная тяга всех артиллерийских и минометных частей находилась во дворе крепости, у коновязей, и почти вся она также была уничтожена. Машины обоих дивизионных автобатальонов и других частей стояли в объединенных открытых автопарках и сгорели при налете авиации противника.
Бывший зам. командира 6-й дивизии, Герой Советского Союза генерал-лейтенант Ф. А. Осташенко вспоминал, что война застала его за пределами Бреста. В начале июня он был назначен руководителем группы, которая должна была провести рекогносцировку 2-й линии обороны в полосе 4-й армии. Вместе с полковником находились помощник начштаба артиллерии дивизии капитан В. Я. Чертковский, взвод топографов артполка и подразделения стрелков, пулеметчиков и саперов. Утро 22 июня группа Осташенко встретила в деревне Турна к северо-востоку от Бреста. Выехав с личным составом в сторону Бреста, к 7 часам утра он добрался до пересечения шоссейных дорог (Брест — Каменец и Жабинка — Мотыкалы) южнее д. Чернавчицы. Здесь уже находились отошедшие от Бреста разрозненные подразделения из состава обеих дивизий 28-го корпуса, несколько командиров и грузовик с ранеными. Ф. А. Осташенко отправил раненых в Кобринский госпиталь и взял на себя командование этими остаточными группами. Вскоре через посевы ржи вышла еще одна группа — около 30 курсантов полковой школы и 50 бойцов 9-й роты 125-го стрелкового полка во главе с командиром полка майором А. Э. Дулькейтом. Он доложил обстановку в Бресте. Крепость была блокирована, положение штаба дивизии неизвестно, все связные не вернулись. Люди продолжали подходить, и Осташенко приказал майору начать формирование рот и батальонов. Вскоре прибыл зам. командира 42-й СД полковник М. Е. Козырь, под командой которого начали собираться военнослужащие его дивизии. Совместно наметив рубеж обороны, начали окапываться; попытались установить связь со штабом корпуса, но безуспешно. Капитан Чертковский не вернулся, второй командир на месте прежнего корпусного КП никого не обнаружил. Около 10 часов утра в расположение отрядов, удерживавших участок шоссе Брест — Жабинка, вышли два орудия на мехтяге, принадлежавшие корпусному артполку, и грузовик 125-го полка с патронами и гранатами. К сожалению, боеприпасов артиллерии не было ни одного, и артиллеристы убыли на Кобрин. Зато через какое-то время появились две бронемашины из состава 84-го разведбатальона 42-й дивизии, с боем вырвавшиеся из Бреста. В одной из БА оказался зам. командира батальона батальонный комиссар А. Ф. Мухин. Он рассказал, что вел бой с танками противника на северо-западной окраине Бреста, два из них подбил, но и сам потерял одну машину.