Из другого теста

Сергеева Александра

— Я больше не буду, — вполне искренно пообещала Акери, поглаживая руку подруги.

— Чего не будешь?

— Свинствовать.

— Свинячить, — поправила её Наруга и внезапно поинтересовалась: — Вернёмся в ту долбанную котловину?

Берры насторожились, что в их случае всегда лезло в глаза. Наруга предпочла этого не заметить. С Ари и того проще: та игнорировала чужие эмоции с многозначительной отстранённостью младенца. Особенно, когда речь шла о серьёзных вещах.

— Надо, — вздохнула она. — Не так получилось, как я надеялась. На Кунитаоши лес всегда молодой. Он быстро

растёт и быстро умирает. А этот лес очень-очень старый. Он насторожился. Обижать меня, вроде, не хочет. Но и сближаться не торопится.

— Да уж, старики терпеть не могут всё новое, — заметила Наруга. — Но в дерево ты же залезла. Получается, тебя приняли в семью.

— Конечно, не приняли, — опровергла Акери. — Лес на этой планете едва ли не самое древнее существо в галактике. Представляешь, как он не любит всё новое? Дерево приняло меня, но не по своей воле. Оно не может мне противостоять. Я же сильней его.

— Да? — дурашливо поразилась Наруга. — Поздравляю! До меня одно не доходит: лес тебя не принял, так какого хрена ты сидела в дереве пять дней? Выход потеряла?

— Нет, искала.

— Что искала? — сбилась Наруга с насмешливого тона.

— Ну, выход же, — чуть досадливо пояснила Акери. — Как сделать вас Ари. Чтобы выдать тебя замуж.

— Выдать меня замуж, — многозначительно повторила госпожа Таноль персонально Гетберу. — Надеюсь, за него?

— Конечно. Ты же другого не хочешь. А стать его женой не получится. Вы же нестабильны. Верней, женой стать получится. Но ребёнка у вас не получится. Его долго носить. И всё это время тебе нельзя развоплощаться. А ты не сможешь. Твоё тело само это сделает, когда придёт опасность. Но обратно воплотиться в тебя ребёнок не сможет. Поэтому тебе надо снова переродиться.

— В мандарина или червя? — брякнула опешившая Наруга.

— В Ари. В такого оборотня, который может долго быть в любом месте, — терпеливо выкладывала Акери результаты сидения в дереве. — И тогда ты родишь Ари. То есть берра.

— Когда? — не выдержал Гетбер.

— Когда мы сходим к озеру Мрака. Вместе с ней.

— Не нравится мне это, — глухо обронил Гет.

— Зато Ари нравится, — заявила Наруга, насмешливо приподняв брови. — И тут я больше доверяю ей, а не вам. Пусть я и не великий знаток магии, но и вы, ребята, в ней плаваете. Неубедительны в научных вопросах. Чтоб мне сдохнуть! Вы и сами-то о себе толком ничего не знаете.

Берры переглянулись. И с одной-то их дамой спорить весьма сложно. А уж с двумя сразу! Впрочем, именно старый вожак этого делать и не станет — вполне резонно рассчитывала Наруга. Ему жизненно важно найти любой рецепт против вымирания стаи, и тут уж любые способы сгодятся. А Гет никогда не пойдет против стаи — это Наруга усвоила твёрдо.

— Они ждут, — хмуро прорычал тот, не сдвинувшись с места.

— Мы идем к Нутберу, — вспомнила Акери и взялась за штаны: — Объясним, почему нам нужно в место перерождения.

— А мы? — Наруга выжидательно уставилась на своего заколдованного королевича.

— Обязательно, — мотнул башкой тот.

— Я хочу есть, — объявила Акери, поднявшись со шкур в полной готовности к эпохальной встрече.

— Есть? — не сразу сообразил Ригбер.

— Вообще-то,

твоя подружка сутки не ела, — вернулся к Наруге ядовитый задор. — А ты её с Машки стащил и сразу в постель. И надолго её у тебя хватит?

— Там и накормим, — пробасил Гетбер и встал: — Пойдём. Майор ждёт.

Глава 19

Они вышли на улицу. Наруга, не оглядываясь, решительно потопала в сторону центрального строения, где обитал майор и вожак. Но вдруг остановилась перед носом валяющегося Дубль-Гета. Медведи не заходили в крепость, основательно не уменьшившись — не в силах были протащиться по улице без потерь. Их бы и вовсе не впускали, но дубли предпочитали отираться рядом со своими беррами. А переубеждению не поддавались, игнорируя интересы представителей затесавшегося на их планету человечества. В том числе и в вопросах комфортного сосуществования. Так что, миновав общеупотребительную часть улицы, у жилищ берров они вновь раздувались до более комфортных размеров.

Наруга вздохнула и присела на корточки — дубль её избранника разразился пространным вздохом. Госпожа Таноль заглянула в глаза зверю: с этой широкой треугольной бугристой морды из-под мохнатых век на неё смотрел Гетбер — один в один. Дубль-Гет пялился на самку товарища неотрывно, и Наруга тотчас присочинила ему тоску во взоре. Даже мысленно посмеялась над великовозрастной сентиментальной дурищей. Но тут медведь глухо простонал и явно наподдал этой самой тоски.

— Да будут у нас дети, будут, — ворчливо пообещала она, проведя ладонью по широкому медвежьему носу. — Я-то что сделаю, раз у нас всё так… не понять как? Стараюсь же. А хочешь, я тебе рыбы велю притащить?..

Развалившийся неподалеку Дубль-Ри моментально поднял голову. Уж в его-то бесстыжем взоре тоской и не пахло. Этот оглоед в два счёта оказался на лапах. И Наруга тут же ощутила тычок в спину, провозгласивший его готовность мчаться всегда и куда угодно, где дадут. Особенно за рыбой, ловить которую шестилапы не умели, что не мешало им по ней фанатеть. Оба хвоста Дубль-Ри осторожно, но настойчиво обвили лодыжки поднявшейся хозяйки крепости. А затем нежно подтолкнули её в сторону лестницы на второй уровень. Все шесть лап обжоры приплясывали в нетерпении, а синий язык свисал из пасти полотнищем победы.

— Хорошо, — максимально строгим тоном сдалась госпожа Таноль. — Но сначала я схожу к вожаку, а потом уже раздача подарков.

Её провожали довольное урчание и тяжкие вздохи. Однако Наруга ничуть не сомневалась: подачку оба сожрут с одинаковым аппетитом.

Ввалившись в центральный дом, где ютились старики-разведчики, четвёрка заговорщиков как раз поспела к завтраку. Стол ломился под грудами слегка обжаренного мяса. А трое неспешно набивающих животы седовласых берров являли собой подлинно величественное зрелище. Старый вожак оказался могучим высоким мужиком с седой косматой башкой. И эта седина была единственным, что соответствовало определению «старый». Наруга не дала бы ему больше семидесяти лет. И не знай, кто перед ней, решила бы, что львиную долю жизни этот мужик посвятил сохранению своего драгоценного здоровья, вбухав в него целое состояние.