Из Харькова в Европу с мужем-предателем
Шрифт:
Тем временем Квислинг написал Нансену о своем новом назначении и поспешил заверить его, что он и дальше готов выполнять для него задания. В этом же письме он упоминает о возобновлении «красного террора», а также заявляет, что русские не хотят иметь ничего общего с иностранцами. Он был потрясен арестами и другими случаями репрессий, которые видел своими глазами, как он писал, и что даже теперь, спустя много лет, было ясно, что у него не осталось никаких иллюзий в отношении советского режима [132] . Одним из ярких примеров происходивших переворотов было исключение Троцкого из Коммунистической партии 29 июня — всего через несколько дней после того, как Квислинг написал письмо Нансену.
132
NB, Nansen Archive, Ms. fol. 1988: A1+A1B, folder LII.
Работа Квислинга для Притца на этот раз закончилась, когда Притц
133
Vogt, Mennesket Vidkun, стр. 68.
134
Dahl, Vidkun Quisling, стр. 123-31.
135
NB, Quisling Archive, Brevserie (Letter Series) no. 337.
В записной книжке Квислинга за 1927 год помечено, что он выехал из России в Осло через Хельсинки и Або, куда прибыл в канун Рождества. Если Рестад был прав, говоря, что Мария жила с Квислингом с июня, то она должна была выехать домой вместе с ним и провести большую часть 1927 года в Норвегии, судя по письмам, которые писал ей Квислинг из Москвы, отражающим все более тревожное положение в Советской России.
В мае он написал, что русским женщинам стало труднее выходить замуж за иностранцев и получать выездные визы, даже при наличии иностранного гражданства. А 19 июля он заявил, что миссия в Москве больше не доверяет курьерской службе и теперь все члены миссии по очереди выполняют обязанности курьера. 30 августа, после восьми месяцев разлуки, Квислинг сообщил Марии, что ему, вероятно, придется остаться в Москве еще на некоторое время. Поэтому ей стоит подумать о том, чтобы приехать сюда и пожить здесь некоторое время до того, как она отвезет свою мать в Осло. Он также писал, что собирается ехать в Харьков на следующей неделе; ее мать должна была заполнить несколько бумаг, среди которых была просьба о выдаче ей выездной визы. Не менее интересной частью его письма было предупреждение Марии, что ситуация в России значительно изменилась. В сентябре Марии сообщили, что она может получить дипломатический паспорт в Осло, а также финскую визу и laisser passer (дипломатический документ, предоставляющий право свободного пересечения границы), а 4 октября Квислинг посоветовал ей получить и российскую визу через Министерство иностранных дел [136] .
136
UB, Quisling Archive, Ms. fol. 3920:XII:1.
Паспорт Марии с визой российского посольства в Христиании, который ей выдали 1 декабря 1928 года, свидетельствовал, что гражданка Мария Квислинг имеет право въехать в Советский Союз через любой пограничный пункт и беспрепятственно путешествовать как супруга секретаря норвежской миссии [137] .
Старшая Пасешникова так никогда и не поехала в Норвегию. Квислингу пришлось изменить свои планы и вернуться в Норвегию для встречи с Нансеном до того, как он взял Марию с собой, возвращаясь в Москву в ноябре 1928 года. Тут также стоит отметить, что во время их долгой разлуки до этого момента, видимо, у нее не было каких-либо причин для поездки обратно во Францию.
137
Арве
Последний год, который Мария провела на своей родине, прежде чем в конце 1929 года навсегда вернуться с Квислингом в Осло (к этому времени Великобритания официально восстановила дипломатические отношения с Советским Союзом), не мог быть для них очень приятным. Даже учитывая то, что она жила с Квислингом в достатке в британском посольстве, и у них было достаточно денег, чтобы покупать различные произведения искусства. Те люди, от которых Мария привыкла получать поддержку, потеряли власть, НЭП кончился, коллективизация и сталинский террор укрепились. Квислинг получил прямое напоминание о сталинской ксенофобии в 1934 году, когда человек, которого он взял в качестве курьера в Харькове в 1922 году и который затем продолжал работать с иностранцами, написал Квислингу из Франции, что он стал инвалидом после трех лет, проведенных в лагере на Соловках [138] .
138
RA, Arkiv fra Nedre Slottsgate 3, box 1 (письмо от Раевского от 21 января 1934 года). NB, Nansen Archive, Ms. fol. 1988, RU3B.
Кроме того, работа Квислинга в Москве для Притца закончилась, и он уже не мог ожидать дальнейших указаний от Нансена. Нансен покинул пост верховного комиссара по делам репатриации армянских беженцев 8 сентября 1927 года, а спустя два года армянский план полностью свернули. У Квислинга не было никакого будущего в армии [139] , и ему не удалось устроиться на дипломатическую службу.
Так что, когда Мария и Видкун в 1929 году накануне Рождества вернулись в Осло, их будущее выглядело неопределенным, но у них были семья и друзья, поддерживающие их, и Норвегия оставалась мирной страной во все более беспокойном мире. Этого, однако, нельзя было сказать о Китае, куда недавно прибыла Александра.
139
NB, Quisling Archive, Ms. fol. 3996:3.
Глава 29.НОВАЯ ЖИЗНЬ АЛЕКСАНДРЫ
Когда ухоженный пригород Христиании остался позади и последний фьорд растаял вдали, Александра вдруг ощутила свободу, как тогда, когда впервые перестала чувствовать себя зависимой от Квислинга. Она поняла, что теперь вольна в выборе собеседников, и, наконец, ощутила себя собой.
Ее вспыльчивый агент из бюро путешествий был прав по крайней мере в том, что у нее будут интересные попутчики по дороге во Францию. Во время этой поездки она очень подружилась с говорящей по-французски молодой норвежкой Титти Киллингстад. Они переписывались до смерти Титти в 1978 году. Титти ехала в Барселону работать гувернанткой в семье датского консула. Александра описывала ее как красивую и энергичную, любящую веселье и приключения женщину, что совпадало с ее собственным настроением в то время. Они обе считали это путешествие началом нового и радостного этапа их жизни.
Вторым попутчиком группы, собранной бюро путешествий, был русский господин, который представился как граф Баранов. У него была своя история. До Первой мировой войны он был губернатором Нижнего Новгорода, властным и авторитетным, и нажил себе много врагов. Царское правительство обвинило его и еще нескольких человек, включая шведа Альфреда Нобеля, в финансовых спекуляциях, и он потерял свою должность. Нобель должен был ему деньги, и теперь Баранов возвращался домой из Христиании, где он встречался с Нобелем, и был в радостном предвкушении встречи с сыновьями во Франции.
Александра почувствовала облегчение, вернувшись во Францию, где язык и образ жизни были ей знакомы, но ее тревога возрастала по мере приближения поезда к Ницце, где ей предстояла встреча с тетей, которую она никогда не видела. Хотя тетя Женя была очень приветлива, она ничего не сказала о своем реальном положении, а Александра хорошо понимала свою нестабильную денежную ситуацию и опасалась, что будет обузой для тети.
Когда такси остановилось по нужному адресу, Александра увидела, что ее тетя живет в хорошем доме в приличном районе города. Но когда она вошла в дом, он напомнил ей пчелиный улей из-за количества жильцов. Первую ночь ей пришлось провести в ванной комнате. Оказалось, что давно истратив деньги, полученные от нефтяных промыслов, конфискованных румынскими властями, тетя Женя теперь обеднела и выживала только за счет сдачи в аренду своей жилплощади.
После приветствий, объятий и поцелуев Александра почувствовала, что тетя рада ей, но все же озабочена ее приездом. Александра подумала, что тетя Женя недоумевает, почему Александра без мужа и не знает, как долго тут пробудет. Александра еще раз повторила то, что писала в телеграмме из Осло: Видкун считал, что холодную зиму ей будет лучше провести в теплом климате. Оказалось, что причины беспокойства тети иные: она переживала, что Александра приехала потребовать отчет о своей доле от прибыли, которую ранее приносило семейное нефтяное дело, и которую она давно потратила. Александра успокоила тетю, что причина ее приезда была вовсе не в этом.