Из Харькова в Европу с мужем-предателем
Шрифт:
Пока его не было, я думала о том, какие еще неожиданности ждут меня впереди. Очень скоро Видкун вернулся и сказал, что мне не о чем беспокоиться, так как он все устроил благодаря своим связям. Этот подлец Никитин получил по заслугам и ему придется уехать в Южную Америку с обещанием никогда не возвращаться в Европу. Что касается меня, то я не могу оставаться одна в Париже, а должна сопровождать Видкуна обратно в Осло, как и планировалось.
Я не возражала. Напротив, я была счастлива, что смогу вернуться к спокойной размеренной жизни в Норвегии и с нетерпением ждала возможности вновь увидеть своих родственников и новых друзей, которые остались там. Может быть, они смогут помочь Видкуну решить его личные проблемы. Больше всего я надеялась, что моя дорогая
Единственной разницей были его нежность, галантность и внимание, что глубоко меня тронуло. Я наслаждалось заботой и теплом Видкуна. С того момента, как мы покинули Париж, к нему вернулось прежнее чувство юмора. Теперь он был спокойным и веселым.
Чем ближе мы подъезжали к Норвегии, тем сильнее было мое желание снова увидеть наш дом и вернуться к нормальной жизни. Я с нетерпением хотела узнать, есть ли письма от мамы и моих друзей, также я очень скучала по своим вещам: семейным фотографиям и письмам, маминым подаркам, по моей роскошной шубке и по всем прекрасным свадебным подаркам, которыми нам почти не удалось воспользоваться.
Видкун, однако, становился все более задумчивым, когда наше путешествие стало подходить к концу, и я стала часто замечать грусть и озабоченность в его глазах. В такие моменты он был особенно внимателен и нежен. Он говорил, что хорошо понимает мое нетерпение вернуться домой в Осло, но было несколько веских причин не торопиться. Мне нужно было восстановить силы до того, как мы приедем. Такое неторопливое путешествие также давало нам редкую возможность быть вдвоем без посторонних людей. Кроме того, он просто выполнял свое старое обещание показать мне Европу. Как бы вскользь он добавил, что это путешествие поможет мне узнать возможности обучения в небольших странах, через которые мы проезжаем.
— Возьми Бельгию, например. Многим эта маленькая страна не нравится, но она является одной их самых технологически и промышленно развитых стран и имеет самую большую населенность на квадратный километр в Европе. У бельгийцев самые лучшие профессиональные школы, и то, что французский — один из двух официальных языков, даст тебе возможность чувствовать себя там как дома. Имей это в виду.
Бельгия казалась мне страной промышленных чудес. Заводы, шахты, высокие дымовые трубы, извергающие грязный дым над унылым пейзажем с разбросанными сортировочными железнодорожными станциями. Брюссель имел некоторую провинциальную привлекательность, к тому же каким-то странным образом напоминал мне Харьков, но, увидев несколько подобных городов, я не почувствовала желания там жить. Хотя именно этого хотел Видкун.
— Нет, спасибо, Видкун. Бельгия, возможно, действительно прекрасная страна, но это не для меня. Если я слишком глупа, чтобы выучить норвежский язык для обучения в университете в Норвегии, мне следует забыть о возвращении в школу или продолжить свое образование во Франции, которую я люблю с детства.
Голландия была следующей. Хотя погода была отвратительной, это не помешало мне сразу же полюбить это очаровательную страну с ее каналами, ветряными мельницами и чистоплотными приветливыми людьми. Я бродила по Роттердаму, Амстердаму и другим древним городам и была так заворожена увиденным,
Оставив позади Голландию, мы быстро пересекли Германию и продолжили нашу поездку по Дании. Насколько я помню, Дания была очень красивой страной, и Видкун не упустил возможности показать мне все ее достопримечательности. Он долго рассказывал о важной роли этой страны в европейской истории, не забыв упомянуть о ее близкой связи с Россией из-за породнившихся царских семей. Он напомнил мне, что вдовствующая императрица Мария Федоровна, бывшая датская принцесса Мария Дагмар, сейчас живет в Дании с ее младшими внуками после их побега из Крыма.
Но опрятно выглядевший пейзаж, со всем его очарованием, казался чужим и совершенно не напоминал мне Россию. Я объяснила Видкуну, что когда я прежде думала о Дании, то представляла страну, где родился Ганс Христиан Андерсен. Видкун, однако, не был обескуражен. Через некоторое время я сказала, что все эти люди кажутся настолько успешными и счастливыми, разъезжая повсюду на своих велосипедах, что и мне захотелось присоединиться к этой занятой и деловой толпе. Это моментально вызвало еще одно предложение.
— Послушай, Ася, это нетрудно сделать. Если хочешь, мы купим тебе велосипед, и ты сможешь пожить здесь некоторое время. Фредериксхавн находится недалеко от Осло, поэтому я смог бы часто навещать тебя, — сказал Видкун полушутя-полусерьезно. В то же время его лицо выражало смятение и тоску.
Мое терпение подошло к концу, и я решила взять быка за рога.
— Послушай, Видкун, что это с тобой? Сначала ты бросил меня в Париже без какого-либо объяснения. Как только я стала привыкать к этому городу, ты вдруг решил перевезти меня обратно в Осло. А теперь, когда мы находимся всего в нескольких часах езды от него, ты снова пытаешься избавиться от меня. Я не понимаю тебя. Ты же знаешь, насколько несчастной ты меня сделал, да и ты сам не выглядишь слишком счастливым. Нет, дай мне закончить то, что я хочу сказать. Я всегда считала тебя мудрым и благоразумным человеком. Прошу тебя, скажи мне честно, наконец, что с тобой происходит?
Видкун внимательно выслушал меня, глядя на меня с грустью и болью в глазах.
— Ася, ты знаешь, что я был счастлив с тобой в эти последние дни, счастлив так, как не был долгое время прежде. Я бы хотел путешествовать с тобой без конца, вокруг света, только ты и я. И мне так жаль, что нам нужно возвращаться домой, а мне ехать в Телемарк!
Он выглядел таким несчастным, что я почувствовала сильную жалость к нему. В тот момент я была готова отправиться с ним куда угодно.
— Почему тебе нужно ехать в Телемарк? — спросила я.
— Ну, потому что Мара ждет меня там, — сказал Видкун ничего не выражающим голосом. Затем он сказал мне, что привез Мару прямо к своим родителям домой, не останавливаясь в нашей квартире в Осло. Больше он ничего мне не объяснял, а я ничего не могла сказать или сделать после этого. Я сама захотела узнать правду, но эта правда не принесла мне покоя. Единственным утешением было то, что Мара не жила в моем доме.
Несмотря на то, что я была потрясена услышанным, я все же почувствовала легкое волнение и облегчение, когда поздно вечером мы прибыли на Эрлинг Скалгссонсгат, 26. Здание было таким же, каким я его запомнила — желтым, большим и почти не отличимым от других домов в этом квартале. Это был наш с Видкуном дом, в котором мы провели первые месяцы нашего брака. В квартире было темно, поскольку электричество было отключено, но, к счастью, это был сезон «белых ночей», как говорят у нас в России. Я открыла тяжелые портьеры и распахнула окно. Тусклый свет ночного северного небосклона осветил комнату. Тем временем Видкун спустился вниз за остальным моим багажом. Вместо того чтобы войти в квартиру, он остановился у входной двери и сказал: