Из Харькова в Европу с мужем-предателем

Юрьева Александра Андреевна

— Я очень тороплюсь, Ася. Мне нужно сразу же ехать в Телемарк.

Я была поражена этим неожиданным поворотом событий.

— Как, так сразу? Ты не можешь бросить меня здесь одну в такое позднее время без газа, электричества и даже воды. Если тебе действительно необходимо сразу уехать, не мог бы ты распорядиться, чтобы включили электричество и воду?

— Нет, слишком поздно, это можно будет сделать только завтра. Оставайся и спи крепко. Уже скоро будет утро. Позже управляющий сделает все, что тебе будет нужно.

Я видела, что он спешил уйти. Заверив меня, чтобы я ни о чем не беспокоилась, и пообещав вернуться как можно скорее, он оставил немного денег на столике в прихожей, дал мне коробку спичек, поцеловал в лоб и исчез.

После того, как Видкун ушел, я была скорее сбита с толку и рассержена, чем испугана. Все-таки

я и прежде жила одна в этой квартире, к тому же у меня были друзья и родственники, с которыми легко связаться. Лучше последовать совету Видкуна и попытаться заснуть.

В прихожей я нашла огрызок свечи, зажгла ее и пошла в другие комнаты. Все постельные принадлежности были упакованы в чемоданы, но я чувствовала, что слишком устала, чтобы распаковывать их поздно ночью. Я только хотела смыть с себя дорожную пыль и попить воды, но воды не было. Все в квартире напоминало о нашем долгом отсутствии. Воздух был затхлый, всюду пыль, мебель накрыта простынями и в серебристом свете выглядела как-то нереально. Проходя по комнатам, я почувствовала дурноту. Сейчас все это не имело ничего общего с моими мечтами о возвращении домой, в мое безопасное и счастливое пристанище, где я была бы занята приятными семейными заботами.

Я провела большую часть этой ночи и другие ночи на нашем балконе, где мне иногда удавалось задремать. Иначе я совсем не могла бы спать, зная, что мой муж, который еще недавно всячески доказывал мне свою любовь, пытается убедить свою семью в том, что Мара — его настоящая жена. Как и в эту первую ночь дома в Осло, так и в течение многих лет впоследствии я ничего не знала о рассказах Видкуна и Мары о том, как он женился на мне фиктивно с единственной целью — вывезти меня из России. А после этого он получил развод, чтобы жениться на Маре.

Наконец, наступило утро. Электричество, газ и воду включили, что сделало мою жизнь более комфортной, но это не могло избавить меня от тяжелых мыслей, которые овладели мной после того короткого периода безоблачного счастья. В моей памяти по-прежнему были свежи парижские воспоминания, и я содрогалась от мысли, что мне снова придется иметь дело с Марой.

Шли дни, но мне никто не звонил. Мои попытки связаться с людьми, которых я знала, были безуспешными. Казалось, что все уехали из города на летние каникулы. В своем первом письме из Телемарка Видкун подтвердил это, сказав, что в это время года все норвежские города пустеют. Он просил меня быть терпеливой и ждать его возвращения. Как обычно, ни в этом, ни в последующих своих письмах он не упоминал о Маре. По приезде я нашла несколько писем, адресованных мне. Они были сложены в аккуратную стопку, и это говорило о том, что Видкун заезжал в квартиру до того, как привез меня в Норвегию. Письма были от мамы, от друзей из Парижа и России, а также от тети Жени, которая написала мне очень милое письмо. Она сказала, что безумно любила папу и маму, и была бы счастлива меня увидеть, если я снова когда-нибудь буду во Франции.

Письма от Видкуна приходили из Телемарка по меньшей мере раз в неделю. В них он давал мне много советов, но рассказывал очень мало новостей и ни слова не говорил о том, когда вернется. Я потеряла ощущение времени, но думаю, что пробыла в Норвегии четыре или пять недель, после чего моя жизнь неожиданно резко изменилась. В один прекрасный день Видкун и Мара без какого-либо предупреждения прибыли в Осло со всем своим багажом, грубо нарушив мой покой.

Глава 27.ИЗ КЛЕТКИ ДА НА ВОЛЮ

Рассказ Александры

Мара была в прекрасном расположении духа, очень загорелая, словно только что вернулась из отпуска. Она тепло меня приветствовала.

«Я так рада, что ты здесь, и что теперь мы будем все вместе!». Я едва оправилась от шока, увидев ее с Видкуном на пороге нашей квартиры, а это новое заявление о нашем ожидаемом проживании вместе совершенно меня поразило. Когда мое смятение немного утихло, я почувствовала отвращение. Одна мысль о том, что мы будем жить втроем под одной крышей после всего случившегося, казалась дикой. Я понятия не имела, что еще Видкун и Мара рассказывали о своем браке, кроме истории, украшенной деталями о нежной дружбе между всеми нами, а особенно между мной и Марой [118] .

118

В 1987

году Арве Юритцен взял интервью у Ханны Трап Майер, приятельницы Александры в Осло, в котором она рассказала об успехе задуманного Видкуном и Марой плана. Она очень хорошо помнила, что когда Видкун представил Мару как свою жену летом 1924 году, никто не поставил эту информацию под сомнение, тем более что Мара и Александра выглядели как близкие подруги, а также потому, что Александра никогда не подавала вида, будто что-то неладно. Juritzen, Privatmennesket, стр. 86.

Семья и друзья Видкуна, вероятно, предпочитали верить ему, а не думать, что их любимец стал двоеженцем или нарушил брачные обеты. Ему также помогало то, что я не говорила по-норвежски, и, следовательно, не понимала, о чем говорили вокруг меня.

С того момента, как Мара вошла в дом на Эрлинг Скалгссонсгат, 26, она вела себя так, словно все происходящее было абсолютно нормальным. Чувствуя себя совершенно свободно, она таскала меня по всей квартире, рассматривая все до мелочей, выворачивая все наизнанку в доме, который был центром моих самых заветных мечтаний. И ее пренебрежительные замечания заставляли меня чувствовать, что я здесь лишняя.

Видкун никогда не говорил со мной о Маре, даже когда мы оставались наедине, она же часто на него жаловалась: «Он меня раздражает. Он скучный, он ничего не понимает и не чувствует, он мне действует на нервы». Я не хотела обсуждать ее отношения с человеком, который по-прежнему был моим мужем, и никак не реагировала на эти вспышки.

Отношения между мной и Марой были светскими и дружелюбными, но в ее отношении ко мне я чувствовала крайнюю осторожность, как будто я была пороховой бочкой, готовой взорваться в любую минуту. В течение этого времени Видкун был очень внимателен и даже нежен ко мне — так относятся к больному ребенку. Он держался как можно ближе ко мне, словно я нуждалась в защите, и открыто демонстрировал свою привязанность и заботу. Думаю, что я никогда не узнаю, было ли это необыкновенное внимание выражением искренней заботы и раскаяния или же он просто был осторожен и действовал в соответствии с выдуманной историей про дружбу между нами и про родительскую заботу о такой несчастной молодой девушке, как я, — жертве голода, войны и революции.

Мне стоило невероятных усилий жить с Марой и Видкуном под одной крышей, не зная об их истинных планах. Родственники Видкуна и мои норвежские друзья по-прежнему избегали общения. А я отчаянно искала собеседника, которому смогла бы довериться.

Все эти порядочные люди, которые так тепло встретили меня менее двух лет назад, одаривали меня подарками и вниманием, теперь молча принимали условия Видкуна и Мары для спасения его репутации. Так как я не знала о своей дальнейшей судьбе, меня очень смущало то, что все вокруг, казалось, смирились с этой гротескной ситуацией, с тем, что Видкун открыто держит жену и любовницу под одной крышей. Жена Йоргена Ингрид очень хотела помочь Видкуну разрешить проблему, которую он сам себе создал. Поэтому я воспользовалась первой же возможностью, когда мы остались с ней наедине, чтобы сказать, что необходимо предпринять какие-то действия для разрешения этой неприличной ситуации. Я сказала ей, что Видкун должен куда-нибудь увезти Мару хотя бы до тех пор, пока он не разведется со мной или не найдет другого выхода из ситуации. Я попросила ее и Йоргена как-то повлиять на Видкуна. Она обещала помочь.

На следующий день Видкун долго говорил по телефону. А после обеда подошел ко мне и озабоченным голосом сказал: «Ася, Ингрид говорит, что тебе неудобно жить здесь с Марой и предлагает временный выход. Она хочет поговорить с тобой об этом».

Я взяла трубку. Ингрид на своем неуверенном французском сказала мне: «Ася, дорогая, ты знаешь, что Йорген уже уехал на нашу дачу, и я тоже сегодня еду туда. Мы хотим предложить тебе пожить пока в нашем доме».

Так как она не очень хорошо говорила на французском, я решила, что она не поняла меня накануне. Считая, что она поддерживает меня, я хотела ей объяснить, что это Маре надо пожить где-нибудь до разрешения этой ситуации, а не мне, законной жене Квислинга! Я не хотела вдаваться в подробности, так как Видкун и Мара вертелись вокруг меня, прислушиваясь к каждому слову. Поэтому, поблагодарив Ингрид, я сказала, что позвоню ей позже.