Из истории русской, советской и постсоветской цензуры
Шрифт:
В состав «триумвирата» входит и Д. А. Толстой, тесно связанный с Катковым. О нем тоже шла речь в предыдущей главе. В 65 г., при Александре II, он назначается обер-прокурором Синода (хотя совершенно индифферентен к делам веры). После покушения Каракозова, оставаясь обер-прокурором Синода, он становится министром просвещения, не без поддержки Каткова. Поклонник последнего, следуя его советам, Толстой ориентируется на систему «классического образования» (древние языки, математика, противопоставляемые естественным наукам и современной литературе). Жесткий, надменный, часто с крайне неумелыми приемами, он вооружил против себя и учивших, и учившихся, и их родителей. Он сумел завоевать дружную ненависть всех слоев общества, от радикальных и демократических до сановно-бюрократических. Хорошо знавший Толстого Б. Н. Чичерин писал о нем так: «Человек неглупый, с твердым характером, но бюрократ до мозга костей, узкий и упорный, не видавший ничего, кроме петербургских сфер, ненавидящий всякое независимое движение, всякое явление свободы, при этом лишенный всех нравственных побуждений, лживый, алчный, злой, мстительный, коварный, готовый на всё для достижения личных целей, а вместе с тем доводящий раболепство и угодничество до тех крайних пределов, которые обыкновенно нравятся царям, но во всех порядочных людях
После убийства Александра II Толстой, по настоянию Лорис-Меликова, уволен с обеих должностей. Но уже с 82-го г. (по 89-й) он стал министром внутренних дел и шефом жандармов. С 82 г. Толстой еще и президент Академии Наук. Не имеет никакой позитивной программы, но твердо убежден, что реформы, проведенные при Александре II, были ошибкой. Вдохновитель и организатор всех реакционных мер этой эпохи. «Злой гений России». План действий, составленный в 85 г. правителем его канцелярии, реакционным дворянским деятелем Пазухиным, ставленником Каткова, предусматривал широкую программу контрреформ в интересах реакционного дворянства. Смерть Толстого помешала этот план осуществить. Он умер весной 89 г. 25 апреля Александр III заносит в свою памятную книжку: «Скончался бедный гр. Толстой. Страшная потеря! Грустно» (Зай. 65).
Одним из наиболее близких императору лиц, особенно в 80-е гг., был К. П. Победоносцев. В 80-м году его назначают, по настоянию наследника (т. е. будущего императора Александра III), обер-прокурором Синода. Этот пост Победоносцев занимал в течение четверти века. Солидное образование. Училище правоведения. С 60 по 65 гг. — профессор Московского университета (кафедра гражданского права). Затем работа в министерстве юстиции. В 68 г. он сенатор, в 72 г. — член Государственного Совета. автор четырехтомного курса гражданского права, историко-юридических исследований. Уже в 60-е гг. близок императорской фамилии, преподавал великим князям законоведение. В начале 60-х гг. он восторженно приветствовал отмену крепостного права, участвовал в разработке судебных уставов 64 г., ратовал за гласное судопроизводство. Но позднее его взгляды сильно изменились. Он стал крайним реакционером, сторонником неограниченного самодержавия, поборником сохранения дворянских привилегий, врагом европейских форм общественной жизни. Сочетание большего, острого и тонкого ума, широкого образования и узости суждений, нетерпимости, мракобесия (Зай55-6). Презрение к человечеству, к человеку, к человеческой природе. По мнению Победоносцева, человек настолько плох, что единственная возможность держать его крепко в руках — не давать ему рассуждать. Ненависть к интеллигенции, к всякому инакомыслию и инаковерию: «Государство признает одно вероисповедание из числа всех истинным вероисповеданием и одну церковь исключительно поддерживает и покровительствует, к предосуждению всех остальных церквей и вероисповеданий. Это <…> означает вообще, что все остальные церкви не признаются истинными или вполне истинными». Принимается только ортодоксальное православие. Отношение к другим на практике имеет разные оттенки, от непризнания и осуждения до преследования (Зай. 56). Победоносцев вдохновляет и проводит в жизнь политику крайнего национализма. Пример её, непримиримого преследования иноверцев — Мултанское дело, о котором писал Короленко (10 удмуртов были обвинены в ритуальном убийстве). (59).
В начале царствования Александра III Победоносцев является его доверенным наставником. Близость между ним и царем возникла еще в те времена, когда будущий император был наследником. Особенно окрепла она во второй половине 70-х гг. Победоносцев посылает Александру письма, дает советы. С первых же дней вступления нового царя на престол Победоносцев поучает его, становится его ближайшим политическим советником, своего рода ментором, учителем. Он всевластен. По его рекомендации назначают и увольняют правительственных сановников. Он вмешивается во все дела. Оказывает огромное влияние на подготовку университетского устава 84 г. Его зловещая тень как бы покрывает всю Россию. В поэме «Возмездие» А. Блок пишет об его «совиных крылах» (см. эпиграф). Со средины 80-х гг. влияние Победоносцева начинает постепенно уменьшаться. Мы еще вернемся к этой фигуре, когда речь пойдет об отношении властей и печати.
Как мы уже упоминали, несколько особняком в «квартете» лиц, особенно приближенных к императору, стоит князь В. П. Мещерский. Нахал, подхалим, доносчик, сплетник, развратник («мужеложец») и т. п. Редактор журнала «Гражданин». Автор памфлетных романов из великосветской жизни. Даже единомышленники отзывались о нем с брезгливостью. Феоктистов писал о нем: «Негодяй, наглец, человек без совести и убеждений, он прикидывался ревностным патриотом — хлесткие фразы о преданности церкви и престолу не сходили у него с языка, но всех порядочных людей тошнило от его разглагольствований, искренности которых никто не хотел и не мог верить» (Зай74).
Сближение Мещерского с Александром III относится еще к 60-м гг., когда будущему императору было всго17 лет. Они очень дружны (в письмах Мещерский называет Александра просто по имени и отчеству). По рассказам, юный великий князь ухаживал за сестрой Мещерского. Разрыв произошел во второй половине 60-х гг. (Феоктистов утверждает, что Мещерский проворовался). Но позже они опять сближаются. В 72 г. Мещерский, видимо, выклянчил у Александра деньги на издание журнала «Гражданин». После воцарения Александра близость отношений сохраняется, но они не афишируются, становятся конспиративными. Мещерский регулярно посылает императору свой дневник. Это давало ему возможность доводить до сведения императора свои льстивые похвалы ему. В то же время дневник использовался как средство для доносов, не только на своих недругов, но и на ближайших единомышленников. Здесь и утверждение, что великий князь Владимир и его жена слишком привержены к прибалтийским немцам, и сообщение о неблаговидном поведении Победоносцева в деле об опеке над имуществом фон Дервиза, и обвинение покойного Каткова в связях «с жидами» и т. п. Победоносцев был какое-то время посредником между Мещерским и царем. Но позднее оба приближенных поссорились. Назойливость князя, вероятно, раздражала и Александра. Да и вообще его облик, поведение, поступки вряд ли могли нравиться императору. Очень разные они были натуры. По мнению Зайончковского, царю «полностью импонировали политические взгляды редактора „Гражданина“. И именно это, несмотря на то, что многое из нравственных качеств Мещерского не могло не отталкивать от него Александра III, сближало их» (79). Эти взгляды «представляли собою квинтэссенцию реакционности». Мещерский — убежденный сторонник розог. Он обличает тех, кто отрицает их полезность
Второй «конек» кн. Мещерского — борьба с просвещением. По его мнению, оно приносит решительный вред; следует закрыть большую часть гимназий (оставить лишь одну на две губернии), резко увеличить плату за обучение (в 10–15 раз). На деньги, полученные от уничтожения 150 гимназий, учредить профессиональные и ремесленные школы. Университеты постепенно свести к норме 500–800 человек. На каждом курсе максимум 50 студентов каждой специальности. Отмена стипендий, резкое повышение платы и в университетах. Пансион для немногих неимущих, которые будут жить на казарменном положении. Проект, который, вероятно, тоже не вызывал возражений царя. За всю историю России только Бутурлин предлагал нечто подобное. Но даже у него о гимназиях речь не шла. В заключение можно сказать: каков царь, такие и его ближайшие сподвижники.
Программа царствования Александра III — это программа дворянской реакции, что проявилось уже в манифесте 29 апреля 81 г., ориентированном на укрепление самодержавия, открыто реакционный курс. Исследователь П. А. Зайончковсий в книге «Российское самодержавие в конце XIX столетия» (см. библиографию), подробно излагая события периода 80-х — начала 90-х гг., называет весь этот период — «политическая реакция». Мы остановимся лишь на материале, рассматриваемом в шестой главе — «Пресса и администрация». Сразу после воцарения Александра III видные сановники С. Г. Строганов, П. А. Валуев, К. П. Победоносцев стали призывать к новым ограничениям печати. Валуев, например, считал, что «злоупотребления печатным словом могут иметь гибельные последствия для государства». Победоносцев называл журналистику «самой ужасной говорильней, которая во все концы необъятной русской земли, на тысячи и десятки тысяч верст, разносит хулу и порицание на власть, посевает (сеет- ПР) между людьми мирными и честными семена раздора и неудовольствия, разжигает страсти, побуждает только к самым вопиющим беззакониям». Подобные же мнения высказывает один из лидеров либерального лагеря, профессор Московского университета Б. Н. Чичерин в статье «Задачи нового царствования»: «Свобода печати, главным образом, периодической, которая одна имеет политическое значение, необходима там, где есть политическая жизнь: без последней она превращается в пустую болтовню, которая умственно развращает общество… В России периодическая печать в огромном большинстве своих представителей явилась элементом разлагающим; она принесла русскому обществу не свет, а тьму» (Жир161).
Уже в 81-м г. министр внутренних дел Н. П. Игнатьев разработал проект нового закона о печати, учитывая вышеприведенные высказывания. Сменивший его весной 82 г. Толстой в августе этого года представил в Комитет министров Временные правила о печати, в основе которых лежал проект Игнатьева. 27 августа Временные правила утверждены царем. Они существенно меняли к худшему положение печати, усиливали цензурный гнет, во многом по сути возрождали предварительную цензуру, давали фактически право министру внутренних дел прекращать издания и пр. Пункт первый этих правил гласил, что редакции повременных изданий, выходящих не менее раза в неделю и вызвавших третье предостережение, обязываются после срока приостановки представлять в Цензурный комитет номера газет не позднее 11 часов вечера до выхода их в свет; это ставило редакторов в крайне трудные условия: они должны были проходить предварительную цензуру, а кроме того заканчивать подготовку номера к 10 часов вечера, в то время, как другие издания могли включать материалы, полученные позже. Цензурным органом, в случаях обнаружения «значительного вреда» от распространения такого издания, дано право приостанавливать его выход в свет, не возбуждая судебного преследования. Второй пункт обязывал редакции газет и журналов, выходящих без предварительной цензуры, сообщать по требованию министерства внутренних дел имена авторов тех или иных статей (это требование было и в прежние времена, но часто не соблюдалось; «Временные правила» как бы подтверждали его, усиливая ответственность за нарушение). В третьем пункте сообщалось о создании Совещания (Верховной комиссии по печати), в которое входили министры внутренних дел, народного просвещения, юстиции, обер-прокурор Синода, а также руководитель ведомства, подавшего иск. Совещание четырех министров должно было решать вопрос о совершенном прекращении или о приостановке повременных изданий «без определения срока её, с воспрещением редакторам и издателям оных быть впоследствии редакторами или издателями каких-либо других периодических изданий» (Зай264). Всё это сильно увеличивало возможность действовать на печать чисто административным путем, вне суда, по произволу властей. Один из популярных журналистов того времени, К. К. Арсеньев, говоря о сущности «Временных правил», отмечал, что «они останавливают мысль в самом ее зародыше, искажают, обрезывают или совершенно подавляют ее выражение, понижают общий уровень печати <…> усиливают влияние мнений, процветающих во мраке, опирающихся на молчание» (Зай264).
1 января 83 г. начальником Главного управления по делам печати назначен Е. М. Феоктистов. В 50-е гг. он занимался педагогической деятельностью, был сотрудником тогда либерального «Русского вестника», редактировал «Русскую речь» — тоже не консервативное издание. Близок Тургеневу, Боткину. В начале 60-х гг. он сближается с либеральной бюрократией: А. В. Головниным, Д. А. Милютиным, поступает на службу в министерство народного просвещения, принимает участие в подготовке цензурного устава 65 г. Активно печатается в газете «Русский инвалид» — умеренно-либеральном издании военного министерства, вернее его главы, Милютина. Друг Каткова. Вместе с ним эволюционирует вправо. В одном из писем Щедрин отзывался о нем так: «Несомненно, что Феоктистов есть холоп Каткова» (Щед. публиц609). С начала 70 гг. сближение Феоктистова с Д. Толстым, Победоносцевым и другими «сильными мира сего». Назначение Феоктистова начальником Главного управления по делам печати воспринято обществом как усиление реакции в области цензуры. Сыграло в назначении, видимо, роль и то, что жена Фоктистова (Феоктистиха, как её называли) находилась «в более чем дружеских отношениях» с министром государственных имуществ М. Н. Островским. Поэт Д. Минаев отозвался на это событие четверостишьем: