Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая

Коллектив авторов

Люди глубокой древности знали, что жизнь внезапно приходит, знали, что смерть внезапно уносит,— и потому во всем, что ни делали, слушались сердца; не шли наперекор естественным стремлениям, не чурались житейских радостей — потому и слава их не прельщала. Развлекались, следуя природе, не противились естественным влечениям, не гнались за посмертной славой — потому и наказания их не настигали. Не размышляли они ни о прижизненной, ни о посмертной славе, ни о том — сколько лет проживут.

***

Ян Чжу говорил:

— Все сущее различается в жизни и уравнивается

в смерти. Пока живем, есть среди нас мудрецы и глупцы, знатные и низкие — этим

мы различаемся. А после смерти — смрад и гниль, распад и разложение, и это всех уравнивает. Однако быть мудрецом или глупцом, знатным или низким — не в нашей власти, как и не в нашей власти — смрад и гниль, распад и разложение. Ибо жизнь — не по воле живых, а смерть — не по воле мертвых; быть мудрецом — не в воле мудрого, а быть глупцом — не в воле глупого, быть знатным — не в воле знатного, а быть низким — не в воле низкого. Но если оно так — то все сущее равно и в жизни, и в смерти, и в мудрости, и в глупости, и в знатности, и в низком состоянии. Умирают и в десять лет, умирают и в сто. Умирают гуманный и мудрый, умирают злодей и глупец. При жизни — Яо и Шунь, после смерти — истлевшие кости. При жизни — Чжоу и Цзе, после смерти — истлевшие кости. Истлевшие кости — все одинаковы, и кто разберет— где чьи. А потому спешите жить — к чему тревожиться о том, что будет после смерти?

***

Мэнсунь Ян спросил Ян-цзы:

— Вот перед нами человек — дорожит своей жизнью, бережет свое тело. Добьется ли он этим бессмертия?

— По законам естества нет бессмертия,— ответил Ян-цзы.

— А добьется ли он этим долголетия?

— По законам естества нет долголетия,— ответил Ян-цзы.— Жизнь не сохранишь, дорожа ею, тело не укрепишь, даже если его бережешь. Да и на что она — долгая жизнь? То, к чему влекутся и от чего отвращаются пять чувств, и в древности было таким же, что и ныне. Покой и беспокойство для четырех конечностей и в древности были те же, что и ныне. Муки и радости мирских деяний и в древности были те же, что и ныне. Превращения и перемены, порядок и смута и в древности были те же, что и ныне. Всё это уже слыхали, всё это уже видали, всё это уже испытали. Этим пресытишься и за сто лет — а что же говорить о муках долгой жизни!

— Если так,— сказал Мэнсунь Ян,— то ранняя смерть лучше, чем долгая жизнь. Стоит лишь кинуться на меч или пику, броситься в кипяток или в огонь — и обретешь желаемое.

— Нет,— сказал Ян-цзы.— Уж если живешь, то отдайся жизни и претерпи ее, и в ожидании смерти изведай все ее желания. А придет время умирать—отдайся смерти и претерпи ее, изведай все ее пути и дай ей волю до конца. Всему отдайся и все претерпи — и не пытайся удлинить или укоротить жизненный срок.

***

Цинь-цзы спросил Ян Чжу:

— Если бы нужно было выдернуть у себя лишь один волосок, чтобы помочь целому миру,— вы бы это сделали?

— Миру одним волоском не поможешь,— ответил Ян Чжу.

— А если бы можно было помочь? — спросил Цинь- цзы.— Вы бы сделали это?

Ян Чжу ничего не ответил.

Цинь-цзы вышел и рассказал обо всем Мэнсунь Яну.

— Вы не постигли мысль Учителя,— сказал Мэнсунь Ян.— Позвольте, я вам ее поясню. Согласились бы вы поцарапать себе кожу — чтобы получить за это десять тысяч слитков золота?

— Согласился бы,— ответил Цинь-цзы.

— А вырезать себе сустав — чтоб получить за это царство?

Цинь-цзы промолчал.

— Волосок меньше кожи,— сказал Мэнсунь Ян,— а кусочек кожи меньше сустава — это ясно. Но ведь, по волоску собираясь, и образуется кожа, а кожа, собравшись, образует сустав. И пусть волосок

всего лишь одна из десятка тысяч частиц, составляющих тело,— можно ли им пренебречь?

— Я не сумею вам ответить,— сказал Цинь-цзы.— Но если бы ваш вопрос задать Лао Даню и Гуань Иню — ваши слова показались бы им справедливыми. А если бы мой вопрос задать Великому Юю и Мо Ди—им показались бы справедливыми мои слова.

Мэнсунь Ян обернулся к своим ученикам — и заговорил о другом.

***

Ян Чжу, посетив лянского царя, сказал ему:

— Править Поднебесной — все равно что катать на ладони шарик.

— У вас есть жена и наложница,— сказал царь,— и вы не можете с ними управиться. Есть огород размером в каких-то три му — и вы не в силах его прополоть. Как же вы говорите, что править Поднебесной — все равно что катать на ладони шарик?

— Видали вы, как пасут овец? — спросил Ян Чжу.— Когда потребуется сотню овец собрать в стадо — пошлите к ним мальчонку-пастуха ростом в пять чи и с кнутом на плече: захочет, чтоб шли на восток,— пойдут на восток, захочет, чтоб шли на запад,— пойдут на запад. А прикажите-ка Яо протащить за собой на веревке хотя бы одну-единственную овцу да приставьте к ней Шуня с кнутом на плече — и овца не сдвинется с места. Слыхал я, что рыба, глотающая корабли, не заплывает в протоки, а высоко воспаряющий лебедь не сядет на илистый пруд. Почему это так? Потому что предел их далек. Почему древний колокол не может вторить шумной пляске? Потому что звуки его размеренны и величавы. Ведь недаром говорят: кто справится с большим — не справится с малым, способный совершить великий подвиг — не совершит малого.

***

Ян Чжу говорил:

— Кто помнит деяния глубокой древности? Они исчезли. Деяния трех владык — то ли были они, то ли нет? Деяния пяти государей — наяву они были или во сне? Из тьмы деяний трех царей — скрытых или явных — не помним ни единого. Из деяний, совершенных при нашей жизни — слыхали ль мы о них или видали — не запомним и одного из десятка тысяч. Из нынешних деяний, оставшихся или уже забытых, не запомним и одного из тысячи. А лет, протекших с давней древности до наших дней, и вовсе не счесть. Лишь со времен Фу Си минуло их уже триста с лишком тысяч... Мудрецы и глупцы, красавцы и уроды, победители и побежденные, правые и виноватые— все исчезли: кто—раньше, кто—позже. Принимать близко к сердцу мимолетную хулу или хвалу, томить и изнурять и дух, и плоть ради нескольких сот лет посмертной славы... Разве сможет она оживить иссохшие кости! Так в чем же тогда радость жизни?!

***

Путешествуя по Лу, Ян Чжу остановился как-то в доме семьи Мэн.

— Стоит ли добиваться славы, если достаточно просто быть человеком? — спросил его хозяин.

— Славу используют, чтоб стать богатым,— ответил Ян Чжу.

— Почему же, разбогатев, не останавливаются на этом?

— Стремятся стать знатными,— ответил Ян Чжу.

— Почему же, став знатными, не останавливаются на этом?

— Стремятся к почетной смерти.

— К чему же можно стремиться после кончины?

— Помочь сыновьям и внукам.

— Какую же пользу может принести им слава?

— Добивающийся славы изнуряет свое тело и испепеляет сердце; возможность же использовать его славу распространяется на весь его род, а выгода от славы — на всю его деревню! — ответил Ян Чжу.

— Но ведь все, кто добивается славы, должны быть бескорыстными, бескорыстие же ведет к бедности; все, кто добивается славы, должны быть уступчивыми, уступчивость же ведет к низкому положению!