Из круга женского: Стихотворения, эссе

Герцык Аделаида Казимировна

Исключительно позитивны в этом апокалиптическом ощущении времени только вещи, толкающие авторское «Я» на мистический путь к Господу:

Обступили меня предметы И сдвигаются все тесней. Я вещам отдана в ученье. […] Целомудренны вещи, ревниво Охраняют свою мечту, И служа им, — раб терпеливый Я законы их свято чту. Но протянуты долгие тени От вещей к звездам золотым. Я их вижу и в дни сомнений, Как по струнам — вожу по ним.

Вещи в своей простой чувственности и изначальной существенности дают смысл и открывают путь к Богу.

Но не только простые вещи обеспечивают смысл в последние времена, но и художественное творчество. При этом творчество понимается поэтом более не как креативный художественный акт, возвещающий о себе, но как простое свидетельство, учреждающее противовес гибнущему миру.

А кругом стоит стон. Правят тьму похорон. Окончанье времен. Погибает народ. А душа поет…

Простое

свидетельство инобытия, которое основано на религиозном опыте, становится у Герцык единственной формулой искусства перед лицом надвигающейся тоталитарной системы. К этой формуле апологии бытия перед грозящей опасностью абсолютного уничтожения личности в последующие десятилетия обращаются многие, притом не только поэты. И все яснее становится, что искусство — это даже не свидетельство, но, как у Герцык, лишь место для свидетельствования, а само свидетельство говорит о другом, религиозном опыте. В своей поэзии Герцык выходит из литературы модерна навстречу тоталитарному XX столетию. В этом столкновении — завораживающая суть ее стихов.

Герман Риц, Цюрих

СТИХОТВОРЕНИЯ

ИЗ РАННЕЙ ТЕТРАДИ

«Что-то глубоко-певучее слышится…»

Что-то глубоко-певучее слышится В плеске и рокоте волн, Как-то свободно и радостно дышится, Мерно качается челн. Грезы забытые вновь просыпаются, Что-то творится с душой, Мысли тревожные все удаляются, Будто сливаясь с волной… Издали песня рыбачья доносится, Брызги порою летят… Тихая думушка на сердце просится, Волны шумят и шумят. 1897 Триест

КАК КО МНЕ ПРИШЛА ЖИЗНЬ

In dein Auge, о Leben, Schaute ich jungst… Nietzsche [3]

Auch Ihr liebt die Erde Und das Irdische, aber Scham ist in eurer Liebe Und schlechtes Gewissen — Dem Monde gleicht ihr… (Von den Rein-Erkennenden) [4]

3

В твоих глазах, о жизнь, Становлюсь я моложе. Ницше (нем.).

4

Вы тоже любите землю И земное, но Стыд в вашей любви И нечистая совесть, — Вы похожи на луну… (О чистом познании) (пер. с нем. Ю. А. Антоновского).

День вечерел, когда она пришла ко мне, Скользнула в комнату, склонилась надо мною И всколыхнула сон в затихнувшей душе… Она была, как египтянка, в длинном покрывале, Закрыты были все черты ее лица, И лишь загадочно-блестящие глаза С тревожащим укором на меня взирали…

«Его тихая ласка согрела меня…»

Его тихая ласка согрела меня, Взволновала душевный покой, И смущенные мысли мои залила Золотистой горячей волной. И, как солнце купается в зыбкой волне, Золотым рассыпаясь дождем, Так заискрилось счастье в согретой душе, Отразившись лучистым снопом… Он мне дал для встревоженных мыслей моих Столько нежных, сверкающих слов, И затеплилось жаркое чувство во мне, Встрепенувшись на ласковый зов. Словно кто-то невидимо водит рукой По натянутым, гибким струнам, И мелодии льются волшебной волной, Горячо призывая к словам. Затаивши дыханье, я слушаю их, Восхищенья и страха полна, И не верю, что это, волнуясь, поет Моя грустно-немая душа… Если б только умела я лучше любить И прижаться к нему горячо, Чтоб услышать он мог, как проснулась душа, Как воспрянуло сердце мое. 30 сентября 1898 Судак

НА ПРАЗДНИКАХ

Сестре

Какой был тягостный и длинный день! Как много было лиц, улыбок, разговоров, Как трудно было говорить и спорить И слушать все ненужные и пошлые слова! И ты устала, милая? Пойди и сядь сюда! Чтобы забыть, как речь звучит людская, Чтоб отогнать несносный шум и заглушить его — Подумаем и вспомним, как бывает, Когда бывает хорошо…. Ты помнишь утро раннее в горах альпийских И чистый звук рожка в прохладной дали? Свежо глядели сосны, пробудясь от сна, А сонные вершины чуть дремали. Весь мир казался храмом нам, — И как молитвы чистые к далеким небесам, Сияли там и сям снега безгрешной белизною… И

шли мы — бодрые и ясные, как это утро, Свободные, как ветер, как волна… И воздух нас ласкал струями голубыми, И на траве блестела жемчугом роса… А помнишь ты другое счастье? — праздник света… Когда с блестящими глазами над столом склонясь, Мы жили мыслями любимого поэта… Приникнув к ним — мы слушали их зарожденье, Сливались с ним взволнованной душой, И трепетали крыльями под нашею рукой Его мечты, тревоги и сомненья… Потом — у нас был друг… Ты помнишь нас тогда? Сверкающую дрожь души согретой, И солнце, озарившее нас ярким светом, И ласку теплую, и милые слова… Когда так близко счастье подходило, Что стоило лишь руку протянуть, чтоб взять его, Но мы, не шевелясь, смотрели, как оно, Сливаясь с золотым закатом, — тихо уплывало, И на душе все пело, ликовало… Сестра моя! мой друг! ты помнишь эти дни? Прости же жизни бледные и скучные часы И речи праздные… Они замолкнут все. Опять неслышной поступью к нам счастье подойдет, И засмеется, и шептать начнет Свои горячие, лучистые слова… Опять наступят тихие, как дума, вечера, Залитые серебряным мерцаньем мысли… А там, в горах, окутанные мглою, Вершины дремлют в царственном покое, И не растаяли еще альпийские снега… Декабрь 1901

«Я ушла в одинокий, запущенный сад…»

Я ушла в одинокий, запущенный сад, Словно тени, бесплотные мысли встают, Надо мной обнаженные ветви шумят, Мутной тиной подернулся пруд… Я не знаю, весна или осень в саду… Все прозрачно кругом, воздух влажен и чист, Ветер гонит и крутит безжизненный лист, Неподвижно у старой сосны я стою. На душе, как на голой и теплой земле, Прошлогодние листья лежат, Среди них зеленеет трава кое-где, Молодые побеги сквозят… Но как слабы, бледны, как бессильны они… Почерневших же листьев лежит целый слой, Заглушат ли они молодые ростки, Или те их покроют собой?.. Я не знаю, весна или осень в душе, Ветер гонит и листья, и мысли мои… Обнаженные ветви шумят, как во сне, Я стою неподвижно у старой сосны… 26 марта 1902 Ольховый Рог

«Как живучи они… Сколько жизненных сил…»

Как живучи они… Сколько жизненных сил В этих маленьких нежных цветах! Они выросли где-то в теснинах души, Как альпийские розы в снегах… Уж над ними гроза пронеслась в небесах, Туч свинцовых надвинулась рать, Уж завяли живые цветы на полях, А они… не хотят умирать. Они сотканы были дрожащей рукой Из лучей золотистых любви, Их согрела улыбка и взгляд дорогой, И от ласки они расцвели… Эта ласка и взгляд уж погасли давно, Тени черные всюду встают, На душе, как безлунною ночью, темно, А они — все живут и живут… 22 апреля <1902> Москва

ГИМН

Ей — серой женщине

Опять ты здесь? Неслышно, как всегда, Беззвучными шагами ты подкралась… Я чувствую — твоя рука Холодная на грудь мою легла, И потому так тяжело дышать мне стало… Давно уж здесь? Сидишь и смотришь на меня? И ждешь? Ты думаешь, что без тебя я все забыла — И тусклой жизни гнет, и тяжкую борьбу, Что без тебя страдать я разучилась… Постой! Не говори! Я все сама скажу… Ты мне пришла напомнить все улыбки жизни И показать, как жалки и бледны они, Ты хочешь мне сказать, что жизнь уж отзвучала, Замолкли песни все, потушены огни… Что, как всегда, играла я лишь пеною одной, Но и она растаяла, исчезла под рукой, Что сказка кончена, что мрак растет везде, Что наступила ночь… И в гаснущей душе Остался только стыд пред жизнью и собой… Ты видишь? Без тебя я знаю все… Молчишь? Я не даю тебе сказать ни слова? А может быть, ты знаешь что-нибудь еще, Чего не знаю я? Еще страшней? Я слышать все готова… Я не боюсь!.. Дай заглянуть в твои глаза, Дай руку мне — твою безжалостную руку, Вот так… Какая мягкая, прохладная рука! За что тебя не любят? Я — люблю тебя. Ты ничего не скажешь? Правда, слов не надо! Ты поведешь меня туда, где не нужны слова, Где нет их… где в душе застывшей Все вянет, не узнав ни солнца, ни тепла. Не прозвучав ни разу песней или сказкой, Не засверкав горячей, трепетной слезой, Не распустясь цветком, не отогревшись лаской, Живет и гибнет все, окутанное тьмой… Ты видишь?.. Я согласна… Ты права во всем. И говорить мне, право, нечего тебе… Как саван, надвигается густая тень. Мне ничего не жаль! Пойдем! Пусть сумерки сгущаются кругом, И гаснет бледный, истомленный день! Июль 1902 Бережки