Из круга женского: Стихотворения, эссе

Герцык Аделаида Казимировна

К МОИМ СТИХАМ

Из темной холодной воды Задумчиво тянутся вверх Несмелые белые лилии На тонких дрожащих стеблях. Зачем они тянутся вверх? Их листья остались в воде, — До солнца, до света дойти Они не могли. И выйдя на солнечный свет, Печальные бледные лилии Стыдятся своей наготы И ищут напрасно листвы, Чтоб спрятаться в ней.. Тоскующе смотрятся вниз, В холодную черную гладь, И стелются робко они, Ложатся на тихой воде, Боятся ее всколебать, Чтоб взор не направить к себе, И гнутся на слабом стебле, И тянутся в воду опять… Декабрь <1903>

«Спускаться

вниз и знать, что никогда…»

Спускаться вниз и знать, что никогда Уж не вернешься в царство света, Что больше для тебя с вершины этой Не заблестят снега… Расстаться с тем, чем сердце все полно, Одной остаться с мертвым горем, И оглянуться тяжким взором — И не узнать — за что?.. И мимо, мимо проходить всегда, Сменяя тусклый день ночной тоскою, И выпускать из рук все дорогое, И знать, что — никогда… Февраль <1904>

НА МОГИЛЕ

Что мне делать с любимой могилой?! Я обвила ее зеленью нежной. Бледные розы на ней посадила, Грею ее пеленой белоснежной… Я стерегу ее ночью безлунной, Тихо баюкаю черные тени, Чтоб не сгущались над нею с угрозою… — Нет ей покоя! И нет ей забвенья! Вянут на ней все цветы и все травы, Ветер их в поле уносит далеко, — Серым угрюмым холмом предо мною Высится в мире она одиноко. Все золотые ракушки и камни С берега моря сюда приношу я — Все здесь песком рассыпается серым, Всюду земля одна тускло-седая…

КАЛЛИРОЕ

Соне Герье

Там, на снежной вершине, как схимницы, ели, Облаченные в девственный, строгий наряд. Под сверкающим солнцем недвижно стоят. Там живут и родятся одни иммортели. И желанья, и думы — все к небу стремится, И как гимны из вечных, незыблемых слов, Застывают под чистым дыханьем снегов. Там живет только тот, кто земли не боится. А пониже, в долине, снега уже тают, Здесь, на светлом лугу, анемоны цветут, Своей нежной, лиловою жизнью живут И на серых пушистых стеблях умирают. И в душе, как на этой поляне зеленой, Распускаются, гибнут и вянут цветы. — Каллироя! Зачем ты спустилась с горы? Каллироя! Зачем ты рвала анемоны? Март 1904

НАД КНИГОЙ (А. и Ж.)

Ты уж кончила страницу? Хочешь дальше поскорее? Я прошу не торопиться, Я так скоро не умею! Головой склонившись низко, Нам вдвоем читать неловко. Мы прижались близко, близко. Пропускаешь ты, плутовка! Каждой строчкой дорожу я, — Ведь она не повторится! На меня ты негодуя, Крутишь уголок страницы. Ты прижмись ко мне поближе, Я боюсь — она изменит… Перечти еще раз! Вижу, Ты горишь от нетерпенья. Ждешь, что там любовь другая? Новый мир? Другие люди? Верь мне, милая, — я знаю: Лучше, чем теперь, не будет! Март <1904>

МОЛЧАНИЕ

Зачем все страшное молчит всегда? Молчит холодная, глухая ночь, Тяжелый мертвый сон, немые небеса, Молчит застывшая от ужаса душа… Есть страшные слова… Они молчат, В них самый звук безмолвием объят… Я часто женщину одну встречаю, Всю в черном… я ее не знаю, Но, проходя, боюсь ее задеть, — Мне страшно на нее смотреть… Она молчит. И все, к чему с тоскою мы взываем, Все непонятное, безбрежное, далекое, Все — вечное, нездешнее Молчит…

* * *

Мне снился сон. Лежала я в степи Одна. И вот со всех сторон пришли Беззвучные, немые тени, У ног моих легли — Ручные, кроткие… И женщина пришла И села рядом… Молчали мы… О, если б зазвучать они могли! Сгущенные безмолвием своим, Плененные своею тяжкой тайной, Неся

ее в себе, Собою тяготясь, Чудовища для всех — Не люди и не звери, Бесплотные, но тяжкие, как мгла, Они тоскливо жались вкруг меня И жаждали живого слова. И мне казалось — стоит их назвать, И распадутся страшные оковы, И, облаком они развеясь голубым, Куда-то унесутся снова… Но я назвать их не могла, И, тяжело дыша, Молчали мы… И женщина сидела близ меня, Понурив голову… Но в этот миг я не боялась, А жалела их!..

* * *

Потом проснулась я, но помнила, Что не бояться, а жалеть их надо, Смотреть на них горячим взглядом, Не прятаться от них, а их искать, Не спрашивать, а отвечать за них, Страдать молчаньем их и облегчать его, Прощать им все, не понимая…. Порой я их на миг теряю, И в душу страх закрадется опять, Но я с них глаз стараюсь не спускать… Когда я женщину на улице встречаю, Я кротко руку ей сжимаю, Зову ее с собой. Но, молча, головой она качает И грустно от меня скользит — Куда-то далеко, В тот мир, где все Молчит… Январь 1904

ГАЛЕ

Детские ручки меня Все эти дни обвивали, Детскою лаской душа Словно весной согревалась… Девочку-крошку к себе Я на колени сажала, Во взоре ее вся земля В светлых лучах отражалась… «Ты не бойся, детка! Нас никто не тронет… Едет храбрый витязь, А за ним погоня… Вот уж настигает… Вдруг открылось море — В рыбку превратившись, Он нырнул проворно… Так и мы с тобою, — Обернемся птицей, Унесемся в небо, Чтоб от всех укрыться… Ты сама не знаешь, Что в тебе за сила! Я с тобою вместе Мир бы покорила… Лишь бы твоя ручка Так меня сжимала — Все тогда сумею, Все начну сначала! Что нам люди злые! То ли мы видали! Помнишь — у Кащея Мы с тобой бывали? А сегодня ждет нас В темном лесе башня… Сядь ко мне поближе! Нам не будет страшно!» Девочка ближе ко мне Жмется и ждет мою сказку, Смелой отвагой горят Милые черные глазки… Люди не знают кругом, Как все их козни напрасны, Как хорошо нам вдвоем, Как для нас все безопасно. Апрель <1904>

«Сосны столпилися…»

Сосны столпилися Ратью угрюмою, В цепи закованы Строгою думою. Сосны зеленые! Сосны несмелые… Там, за песчаными Дюнами белыми Сосны! Вы слышите? — Море колышется… Как непохожа здесь Жизнь подневольная, Логово мшистое, Слезы смолистые — На своевольное, Чудно-привольное, Дико-свободное Море раздольное! Сами не ведая, Вы поселилися Близ все смывающей Бездны играющей, Где все решается, Вмиг изменяется, Гибель с рождением Вместе сливаются… Радость погибели Вы не узнаете, Крепко корнями вы В землю врываетесь. Тихо вы шепчете Думу сосновую, Никнут под думою Ветви угрюмые… Долго вы будете Здесь, терпеливые, Ждать, неподвижные, Ждать, молчаливые, Миг откровения, Тайны рождения — И не дождетеся… Там же, за дюнами, Вечно безродное Веще-свободное — Сосны! Вы слышите? — Море колышется… Июль <1904> Ассерн