Из моего прошлого 1903-1919 г.г.
Шрифт:
Очевидно, что при таком характере работы бесполезно углубляться в отдельные расчеты, проверять и подводить новые итоги, да это и совершенно бесцельно. Совещание не может решить этого вопроса без законодательных учреждений, и нужно только принять одно принципиальное решение, а затем поручить Военному Министру разработать весь вопрос без грубых пропусков и ошибок, что очевидно, совершенно непосильно для одного военного ведомства, и внести его в Думу без всяких новых проволочек, в которых вообще не виновен никто, кроме самого Военного Министра, постоянно разыскивающего посторонних виновников своих собственных ошибок.
Что же касается моего
Тут Государь прервал меня и сказал, обращаясь ко всем вообще, но в особенности к Великому Князю Николаю Николаевичу:
«Кажется мы можем вздохнуть свободно в сказать себе, что мы не даром собрались сегодня. Я знал всегда, как горячо любит Владимир Николаевич родину и никогда не сомневался в том, что он не откажет в средствах на оборону».
Военный Министр, как ни в чем не бывало, поспешил подтвердить, что и он очень благодарит Министра Финансов за его горячую поддержку нужд обороны.
Все молча переглядывались, Великий Князь Николай Николаевич шепнул мне: «иль а дю тупэ», и я продолжал мои объяснения. Я сказал Государю, что прошу Его разрешения коснуться только двух принципиальных вопросов, чтобы примирить новую огромную затрату на оборону с поддержанием нашего прочного финансового положения. Я сказал, что Государственное Казначейство обладает в виде остатков от прежних лет свободною наличностью свыше 450 миллионов рублей, и что я готов отдать ее полностью на нужды обороны, но прошу только помощи Государя в том, чтобы Он повелел мне сообщить Его именем всем Министрам, что эта наличность отдана на это дело, и что Министры не должны обращаться к Министру Финансов, как это они делают теперь мне ежедневно, прося новых ассигнований на счет этих запасных средств. Кроме того, новый план Военного Министра, поглощая единовременными расходами всю наличность, требует еще постоянного увеличения бюджета по крайней мере на 150 мил. рублей в год. Этот расход казна может также взять на себя, потому что наши доходы растут в значительной степени, но нужно, чтобы гражданские Министры умерили свои новые требования, т. к. одновременно давать новые средства для обороны и столь широко удовлетворять другие потребности – не в состоянии выдержать никакая страна.
Государь опять остановил меня и сказал очень просто:
«Вы имеете, Владимир Николаевич, Мою полную поддержку – с Вами нельзя не согласиться. – Пусть в Думе настаивают на всяких культурных расходах, а Я не хочу даже обсуждать Вашего предложения – оно так логично и правильно, и прошу Вас, поэтому, представьте Мне завтра проэкт Моего повеления об этом всем Министрам, и Я подпишу его с большою радостью».
Последний вопрос, которого я коснулся, заключался в том, что ежегодный призыв новобранцев дошел у нас уже до 570.000 человек и поглощает более половины всего призывного контингента, не касаясь вовсе вопроса о степени пригодности к военной службе по состоянию здоровья. В Государственной Думе, уже раздаются голоса о чрезмерной тяжести этой повинности населению, и не подлежит
Я просил, поэтому, не разрешая этого вопроса сейчас, подумать – нельзя ли увеличить продолжительность сроков службы на один год и тем достигнуть той же цели, но при меньшем контингенте новобранцев. Военный Министр промолчал, Жилинский сказал, что этот вопрос интересный и на нем полезно остановиться, а Министр Внутренних Дел Маклаков, неожиданно для всех, выступил с горячею речью против меня, развивая в ней парадоксальную тему, что не следует бояться увеличивать призыва, а нужно стремиться, наоборот, к тому, чтобы весь контингент молодых людей проходил через ряды армии, потому что армия воспитывает народ, обучает его грамотности и возвращает населению не только дисциплинированную часть его, но и лучше накормленную, окрепшую физически и морально.
Этот горячий порыв не произвел, однако, большого впечатления. Государь сказал Военному Министру просто:
«Подумайте, Владимир Александрович, над этим вопросом, но только, ради Бога, не медлите этим делом, – мы и без того потеряли слишком много, времени».
На этих словах Государь закрыл заседание, сказавши мне:
«Мы все должны благодарить Вас, Владимир Николаевич, за то, как облегчили Вы наше сегодняшнее трудное положение».
Когда я вышел из гостиной, направляясь к выходу, отказавшись от завтрака, в передней меня догнал скороход, с приглашением вернуться к Государю. Я застал Его в большом кабинете, разговаривавшим с великими Князьями, которые тут же вышли, причем Сергей Михайлович сказал мне довольно громко:
«Теперь я вижу, какие приемы практикуются у нас.
Государь, обращаясь ко мне произнес следующую фразу, воспроизводимую мною с буквальной точностью, т. к. я тогда же записал все, что произошло:
«Я все вижу более того, чем хочу говорить. Не стану благодарить Вас, потому что знаю, как благородно и открыто Вы действуете всегда. Прошу Вас об одном – помогите Мне в этом деле, подгоняйте Военного Министра, напоминайте ему и поправляйте его ошибки. Ему одному не справиться, а Я вижу ясно, что мы не надолго сохраним мир. Что же будет, если мы опять будем не готовы к войне».
Я дал тут же Государю слово, что не буду ни в чем затруднять Военного Министра, но что я бессилен помогать ему, и мои напоминания только вызовут новые жалобы с его стороны. Сославшись на мой доклад в Ливадии 22-го апреля 1912 года, я сказал Государю, что генерал Сухомлинов не в состоянии справиться с делом, и что мы опять потеряем время, и я убежден, что до роспуска Думы на лето он не сумет провести этого дела.
«Но уж на этот раз Вы ошибаетесь», ответил мне Государь, «он дал Мне слово, что к 1-му мая все будет внесено, лишь бы его не задержали».
Мои предсказания сбылись. Сколько я ни напоминал Государю, сколько ни твердил Сухомлинову в Совете Министров, – дело опять застряло. Меня уволили год спустя; 30 января 1914 года, и только в марте того года, т. е. с опозданием целого года, после совещания, дело было внесено в Думу, да и то с такими ошибками, с такою неполнотою в расчетах, что все только разводили руками. До самого моего увольнения представление так и не поступило на мое окончательное рассмотрение.
Остаток времени до выезда на Романовские торжества, ушел, главным образом, на участие в целом ряде заседаний в Думе по отдельным вопросам и, в особенности, на прения по бюджету.