Из моего прошлого 1903-1919 г.г.

Коковцов Владимир Николаевич

Цель его приезда и заключалась поэтому в том, чтобы узнать:

1) действительно ли я согласен идти на столь невыгодные для России условия, во имя ускорения постройки целого ряда железнодорожных линий, пренебрегая, в то же время, расстройством всего рынка русских бумаг;

2) разъяснить мне тот огромный вред, который наносит России такая политика финансирования железнодорожного строительства и

3) передать мне, что он уполномочен своим Министром Финансов вести со мною переговоры об изменении общих условий реализации, на французском рынке, русских железнодорожных ценностей.

Я не получил ни непосредственно от Министра Финансов, Шарля Дюмона, которого я к тому же лично

до того и не знал, ни через Французского посла Делькассе, с которым я поддерживал самые добрые и близкие отношения, никаких указаний об официальном характере миссии де Вернейля и имел все поводы сомневаться в этом, зная насколько недолюбливали его представители крупных Банков, всегда пользовавшиеся огромным влиянием в Министерстве.

Я имел поэтому значительные основания сомневаться в характере заявленных мне полномочий, но оказалось, по сделанному мною запросу, что Правительство действительно уполномочило де Вернейля говорить со мною и даже ожидает от меня письменного уведомления о результате наших переговоров. Меня не мало удивило, что само Министерство Финансов не сочло нужным предварить меня об этой миссии де Вернейля. Тем не менее мне пришлось по необходимости, вести эти переговоры и, в результате их после отклонения мною целого ряда предложенных Вернейлем совершенно неприемлемых комбинаций, явилась новая схема финансирования железнодорожного строительства, предложенная мною. За нее на меня обрушились сначала жестокие нападки в Государственной Думе, а затем ее усвоил тотчас же мой преемник Барк, который получил, правда, совершенно подготовленную операцию, но заявил себя солидарным с нею. И та же Дума открыто признала ее весьма удачно разрешившей эту сложную задачу.

Эта система заключалась в совершенном отстранении концессионеров от ведения переговоров с финансистами, в возложении этой обязанности исключительно на Министра Финансов и в соединении целого ряда небольших железнодорожных выпусков облигаций в один, так называемый, объединенный заем, разделенный на секции, соответственно отдельным железнодорожным предприятиям.

Этим разом достигалось несколько целей: 1) отстранились неумелые посредники от ведения переговоров с финансовыми кругами, 2) Все дело передавалось в руки ответственного Министра и устранялось всякое сомнение в том, что выработанные соглашения могут быть впоследствии не утверждены и 3) с международного рынка снималась, постоянно давившая на него, неизвестность, что вскоре после заключения одной операции, вновь появятся другие, которые внесут новую неустойчивость в биржевой оборот.

Немалое влияние на мои переговоры с де Вернейлем и на приятие выработанной мною схемы нашим Советом Министров имело и то, что я познакомил с Вернейлем Государственного Контролера Харитонова. Умный, схватывающий на лету всякий вопрос, понимавший и прежде, что мы вели просто глупую политику, покойный Харитонов, после беседы с Вернейлем, приехал ко мне и со своими обычными шутками сказал мне: «ну, довольно мы забавлялись с Министром Путей Сообщения, покровительствуя грудным младенцам, пора, взяться за ум и перейти с Никольского рынка (намек на всякую концессионную мелкоту) на разговор с приличными людьми».

Я просил его повлиять на Министра Путей Сообщения, с которым его связывали близкие отношения, в том, чтобы он не совал мне, обычных для него, палок в колеса, при внесении мною вопроса в Совет Министров, и на другой же дань Харитонов приехал ко мне и сказал, что С. В. Рухлов и сам хорошо понимает теперь, что его система привела только к скандалу, что и ему стало известно, что покровительствуемые им лица стали открыто заниматься перепродажей своих концессий и, в сущности, не могли провести толком ни

одного дела и дали мне, действительно, в руки большое оружие против него, и что он готов открыто сознаться в своей ошибке, лишь бы я не очень резко ставил этот вопрос в Совете. Для меня это заявление было крайне ценно.

Я не хотел вносить в Совет определенного письменного доклада, т. к. у меня не было в руках твердого предложения, окончательно принятого уже французскими финансовыми кругами, и я сделал Совету в предположительной форме словесный доклад, решительно поддержанный на этот раз не только Харитоновым и Рухловым, но даже вызвавший открытую поддержку со стороны Кривошеина, который был, впрочем, «ознакомлен мною, в частной беседе, с возникшим новым способом финансирования частного железнодорожного строительства.

На ближайшем же моем всеподданнейшем докладе, я представил весь вопрос уже в виде письменной схемы также на предварительное одобрение Государя, получил от Него полномочие начать открытые переговоры с Парижем и, если я найду полезным, то поехать для этого туда, при первой возможности.

Поездку свою я наметил не ранее осени, а тем временем, вошел в сношение с Министром Иностранных Дел, прося его предварить об этой новой комбинации Французское правительство, через нашего Посла; Извольского. Сам я сделал то же самое через Рафаловича, уполномочив ею ознакомить с этим проектом русскую группу банкиров.

После долгого времени я видел в этом деле первую крупную финансовую удачу, и мне казалось, что мне удастся поставить наше новое железнодорожное строительство на твердое основание и дать ему правильное и устойчивое направление, свободное от всяких случайностей и подчиненное определенному финансовому плану.

Вскоре после благополучного направления этого вопроса, произошло событие, достойное быть отмеченным особо.

В Петербург приехал для обычней, ежегодной встречи с нашим Начальником Генерального Штаба (такая ежегодная встреча поочередно в Париже и в Петербурге, была предусмотрена военною конвенциею, заключенною между нами и Францией) Начальник Французского Генерального Штаба, впоследствии Главнокомандующий Французскою Армиею в начале войны Генерал Жоффр.

О его приезде Военный Министр, конечно, меня не предупредил, полагая, вероятно, что мне, как гражданскому человеку, нет никакого дела до этого, чисто военного вопроса. Печать также не оповестила об этом приезде, и я узнал об этом только тогда, когда из Французского посольства прислали спросить меня в какой день и час я приму Генерала Жоффра. Я жил в это время, как и всегда летом, на даче, на Елагином Острове.

В один (поистине прекрасный июльский день, – он был исключительно жаркий – к моему подъезду подъехал целый поезд из нескольких автомобилей и парных колясок, и в моей довольно тесной гостиной скопилось большое общество: Генерала Жоффра сопровождало счетом 16 человек его свиты, состоявшей из французских офицеров и из наших офицеров Генерального Штаба. В числе последних не было вовсе высших чинов Штаба, с которыми мне приходилось ранее встречаться в каких бы то ни было заседаниях. Я знал среди них только одного – Генерала Воронина, нашего бывшего военного агента в Австрии.

Едва все успели разместиться и обменятся обычными приветствиями, как Генерал Жоффр обратился ко мне со следующими словами: «Я приехал к Вам, господин Председатель, с просьбою оказать нам Вашу помощь в деле развития русской железнодорожной сети, т. к. от этого зависит теперь вся подготовка наших общих военных сил. Вы знаете в каких тревожных условиях живет теперь весь мир, и французское правительство очень надеется на Bашу помощь и, со своей стороны, готово идти широко навстречу Ваших желаний».