Из Ро?ссии с любовью
Шрифт:
Знакомый предупреждающий шорох — и из стены выходит дух-хранитель замка Драгиньян и графства Венессент месье Эймери.
— Доброе утро, мадемуазель Мария… — на грани слуха приветствует меня он.
— Вы уверены, что оно доброе? — сажусь я на лавке, служившей мне постелью, и скептично осматриваю помещение. — Не подскажете, где я?
— Это моя вина, Мария… — дух покаянно склоняет голову. — Простите старика, но у меня не было другого выхода. Там, — призрачный палец показал на дощатую стену, — почивает единственный наследник графства, который вчера практически отказался от оного.
Я задумалась: когда же это было?
— Вы прогнали нас с мальчиком из замка за то, что у ребёнка случился нервный срыв? — возмутилась я.
— Не только с мальчиком. Девочки тоже здесь…
Мамочка дорогая! Да он с ума сошёл!
— Послушайте, месье Эймери, — начала было я, но дух меня перебил.
— Нет, Мария, это ты меня послушай. Я не могу допустить, чтобы наследником стал слабый, изнеженный, не готовый к трудностям человек. Хоть и жаловался вам на то, что слаб, но пока ещё в силах кое-что сделать для будущего процветания графства. Этот дом находится в самой далёкой от замка деревне. Здесь живут простые люди самой незатейливой жизнью — каковой и вам предстоит жить. Пока не знаю, сколько времени потребуется, чтобы вы смогли вернуться. Но до тех пор, пока я не пойму, что наследник действительно стал достойным продолжателем великих предков, вы не сможете уйти из деревни.
— Но детей будут искать! — возразила я.
— Нет, Мария, никто искать не будет. Все знают, что девочки уехали учиться в пансион в пригороде Марселя, а Гильом уплыл с отцом на корабле. А вас и вовсе в замке никогда не было.
Бред… Бред! Бред!!! Ничего себе «ослабел», он всем сумел ложные воспоминания внушить.
— Уважаемый месье Эймери! Хорошо, пусть вы решили заняться воспитанием виконта, но девочки-то тут причём? — я и о себе хотела спросить, но дети важнее.
— Вы все причём, — припечатал дух. — Вы, мадемуазель, думайте, когда даёте обещания. Сказали, что ни в какой ситуации не бросите воспитанников? — Я кивнула. — Теперь не жалуйтесь. Инес тоже нуждается в смирении гордыни. Получать результат за счет других это неправильно. Пока юная, пусть поймет, что и самой необходимо уметь многое делать для достижения цели.
— Авелин-то в чём провинилась? — устало спросила я.
День только начался, а у меня уже никаких эмоциональных сил нет. Ежедневные потрясения — это, знаете ли, слишком.
— Малышка? Ни в чём. Но ей без вас будет плохо.
— А с нами, рядом с хлевом, просто замечательно, — съязвила я.
— Это будет зависеть от вас троих…
Сказал и исчез. Хотелось добавить ему вслед: «Чтоб ты провалился!», да толку-то…
Под дверью опять заорал петух. Наверное, животинку кормить пора, — ленивой медузой проплыла в сознании мысль.
Навыки ухода за животными у меня были. Бабуля и козочку время от времени держала, однажды даже поросёнка выкормить пытались, куры в сарайке не переводились, радуя нас свежими яйцами и иногда ароматным бульоном. Но если я сейчас возьму заботы о хозяйстве полностью на себя, то ножки, конечно, не протяну, но и молодые господа не получат должного воспитания. И можем мы здесь сидеть годы.
Вновь что-то зашуршало. Брезгливо морщась, Гильом отодвинул пыльную занавеску в проходе между комнатами, прошёл через комнату и сел рядом.
— Я всё слышал. Это из-за меня, да? Потому
— Ну, будет ли этот дом хлевом или уютным жилищем, зависит только от нас. Да и ты же вчера сам так пожелал. Помнишь?
— Но я же не всерьёз это говорил! — закричал Гильом.
Я развела руками. Что сказать… мы все сюда, кроме Авелин, за свои слова попали.
— Пойдемте принимать хозяйство, виконт, — поднялась я и придирчиво осмотрела себя.
Хорошо, что не в ночнушке, хоть и была она у меня скромнее некуда. Полосатая юбка, корсаж, блузка, фартук. Похоже на крестьянскую одежду. Когда это меня переодели? И Гильом одет почти так же, как при первой нашей встрече, исключая шёлковые чулки, бархатные штаны и жилетку с серебряными пуговицами. Обо всём позаботился предусмотрительный Эймери.
Хозяйство было. По двору, завидя людей на крыльце, заметались куры, из-за щелястой загородки хлева высунули морды две козы и две овцы. Мне показалось, что даже поросёнок хрюкнул, но это не точно.
— Это всё наше? — невольно отступил на полшага назад мальчик. — И что с ними делать?
— Кормить! И, кажется, доить, — добавив в голос максимум оптимизма, бодро ответила я. Доить я не умела…
— Кого? Кур? А как их ловить?
Поначалу я подумала, что парнишка шутит, но, глянув на его озабоченную мордаху, поняла, что нет. Ой, как всё запущено!
— Доить коз… и, может быть, овец. А куры яйца несут. Они птицы, и молока у них нет, — на ходу прочитала краткую лекцию по зоологии, спускаясь с крыльца.
— Но говорят же «птичье молоко». Или там другие птицы? — осторожно следуя за мной, и стараясь не наступать в свежие следы, оставленные на земле недоенными курами, уточнил Гильом.
— Это выражение такое шутливое, об изобилии говорящее. Нам до такого состояния ещё работать и работать.
К счастью, овец доить не надо было, только выгнать на лужайку, пусть пасутся. Чем я и озаботила виконта. Зато козы… Вот недаром они с чёртом схожи. Рога, копыта, глаза со странными прямоугольными зрачками. Если бы ещё хвост длинный был, то вовсе одна модель. Как и характер. Доиться козы не желали. Вернее, желали — вымя раздулось и, скорее всего, доставляло неудобство, — но из-за природной вредности не давались.
— Слушайте, собаки злые, или вы ведёте себя как приличные домашние животные, или… — я задумалась, чего бы эти тварюшки могли испугаться? — или я пущу вас на мясо!
То ли поняли, то ли устали отбиваться, но сначала одна, а потом и другая позволили себя привязать на короткий поводок. Я, приговаривая что-то ласковое да нахваливая красавицами и умницами, обмыла вымя тёплой водой, вытерла чистой тряпицей, помассировала разбухшие шары и потянула за сосцы, направляя струю молока в ведёрко.
С непривычки уже через пять минут руки устали, сгорбленная спина ныла, ноги занемели. Не такое это простое дело — дойка. Надо как-то по-другому козочку ставить, чтобы не стоять перед ней на коленях, думала я, растирая поясницу. Не готова я за два литра молока так убиваться.
Вернулся запыхавшийся Гильом.
— Эти овцы, — пожаловался он, утирая пот со лба, — хуже осла! Пока отогнал их в загон на лужайке, сил потратил больше, чем на тренировке у капитана.
— Это ещё что, тебе сейчас ещё коз отвести надо будет. Поверь, это куда сложнее, — «порадовала» я мальчика.