Из рода Караевых
Шрифт:
Корнилов вроде бы был за республику, Деникин — вроде бы за конституционную монархию, покойный Марков, говорят, сказал однажды: «Посадим кого-нибудь из Романовых на родительский трон — и все закрутится сначала. Лучше уж тогда сразу начинать с республики!» Кутепов, ярый монархист, пытавшийся с ротой преображенцев раздавить в 1917 году Февральскую революцию на улицах Петрограда, придумал хитрую, но, в сущности, бессмысленную формулу: «Армия должна, победив большевиков, взять под козырек и отойти в сторонку. Пусть Учредительное собрание все решает!»
Но кто же пойдет сражаться за учредительного журавля, когда синица
И личная жизнь у капитана Караева тоже пошла под откос. Ната Ярошенкова жила с отцом в Екатеринодаре, куда перебралась и тетушка Олимпиада после смерти дядюшки-нотариуса от рака в Софиевской.
Капитан приезжал в Екатеринодар с фронта, хотел сыграть свадьбу, но Федор Кузьмич, Натин отец, отговорил. Все такой же деловой и преуспевающий, он занимался поставками продовольствия и кож для Добровольческой армии, был лично знаком с самим генералом Эльснером, начальником тыла у Деникина.
— Возьмем с вами, Сергей Петрович, первопрестольную и тогда уж… с богом! — внушал он капитану. — Наточка вас любит, будет ждать. Да и ждать-то, по-моему, немного осталось. Недаром Антон Иванович ставку свою перенес в Таганрог.
А сейчас… где Ната? что с ней? что с тетушкой Олимпиадой?..
А тут еще нежданно-негаданно завязался у капитана Караева роман с очаровательной женщиной, француженкой, владелицей, по наследству, крупной кинематографической фирмы в Париже Сюзанной Дюпре. Она пришла к нему в комендатуру по какому-то делу, хорошенькая, нарядная, как залетная экзотическая птичка, благоухающая тонкими духами, блондинка, как и Ната. Храбро и быстро заговорила по-русски, путаясь в ударениях и падежах. Но ведь еще Пушкин сказал, что не терпит русской речи без грамматической ошибки!
— Месье le commandant… Это мне ошень приятно, что вы есть такой молодой… officier… Не люблю иметь дела со старикашечками… Пожалюста, прошу вас помогать мне как ваша союзница…
Капитан помог, благо и дело-то у Сюзанны Дюпре было несложное и просьба вполне законная. Потом она позвонила ему по телефону из гостиницы, в которой занимала хороший номер, и поблагодарила.
— Я могу вас навестить, мадам Дюпре? — спросил месье.
— Пожалюста, я буду ошень-ошень рада!
Он пришел, принес букет алых роз и бутылку крымского выдержанного муската. Она отдалась ему в первый же вечер. Они стали встречаться каждую неделю. В любви Сюзанна была неистова и по-гурмански изобретательна. И вместе с тем бесконечно мила и трогательна. Прощаясь с ним (капитан ночевать в гостинице не оставался), она провожала его до двери из номера в коридор в длинной до пят белой ночной сорочке, вставала на цыпочки, чтобы дотянуться до его рта, и говорила:
— Пожалюста… поцелуй свою… petite Сюзанн, скажи ей bonne nuit.
— Bonne nuit, — послушно повторял капитан и, целуя ее, чувствовал, как нежность к этой маленькой уютной женщине, с такой щедростью подарившей ему себя, овладевает им все сильнее и сильнее. Но когда приходил домой в свою холостяцкую холодную комнату, которую снимал у старухи Евгении Карловны, вдовы торгового моряка, и оставался один, неизменно возникало у него другое чувство — смутное чувство своей вины (а в чем, собственно?) перед Натой. Капитан извлекал из бумажника ее фотографию и долго смотрел ни нее. А потом мысленно ругал себя сентиментальным юнкеришкой.
Капитан Караев шел в тот вечер к Сюзанне в гостиницу. Днем она позвонила ему в комендатуру порта по телефону и сказала, что ей нужно срочно поговорить с ним «об одном ошень серьезном дельце».
— Ты придешь, Серж?
— Приду!
— Целую тебя, mon ami.
Портье в гостинице почтительно поздоровался с комендантом порта и сказал с нотками игривой холуйской фамильярности в голосе, всегда бесившими капитана:
— Мадам у себя. Ждет вас с нетерпением, господин капитан.
Поморщившись, капитан кивнул нахальному портье и, позванивая шпорами, быстро взбежал по лестнице, устланной потертой ковровой дорожкой, на второй этаж, постучал условным стуком два раза в дверь номера Сюзанны. Дверь сразу открылась, и Сюзанна в распахнувшемся халатике, накинутом на голое тело, предстала перед капитаном во всем своем соблазнительном великолепии. Она положила руки ему на плечи, шепнула:
— Пожалюста… все серьезное… потом… plus tard.
Потом, когда, изнемогший от ее по-особенному в этот вечер жарких ласк, капитан закурил спасительную в подобных случаях для мужчин папиросу, Сюзанна вскочила и убежала в ванную. Вернулась оттуда свеженькая, улыбающаяся, стала вертеться перед трюмо, рассматривая себя в зеркале со всех сторон. Сказала с удовлетворением:
— Серж, правда, я ошень ничего себе…
Капитан, лежа в кровати под одеялом, послал ей воздушный поцелуй. Она послала ему ответный, потом уселась в кресле, положив одну точеную нежно-розовую ножку на другую, и сказала:
— Нашинается ошень серьезный разговор!
— Только, пожалуйста, накинь хоть халатик на себя.
— Почему? Я тебе не нравлюсь такой?
— Очень нравишься, но я не могу вести серьезные разговоры с женщинами, когда они… такие!
Она послушно встала, надела халатик, снова села в кресло, старательно одернув халат на коленях.
— Так хорошо, Серж?
— Прекрасно!
Она сказала уже совсем другим тоном — деловито и просто:
— Какое положение на фронте, Серж?
— Очень плохое. Мы уходим из Крыма.
— Когда?
— На днях. Может быть, послезавтра. Место на транспорте тебе обеспечено.
— А тебе?
— Естественно, тоже.
Опа помолчала. Он тоже молчал.
— Серж, я делаю тебе одно предложение, — взвешивая каждое слово, с той же деловитостью сказала Сюзанна. — Ты поедешь со мной в Париж, ты станешь там… mon mari — мой муженек.
Капитан взял из коробки новую папироску.
— Я тебя ошень люблю… Все дела я буду делать сама, у мьеня есть много l’argent… денег. У мьеня даже в швейцарском банке есть compte, papa оставил на мьеня. Швейцарские банки ошень крепкие, как неприступный бастион… не то что ваши, русские.
— Хорошо! — сказал капитан, бросив папироску в пепельницу. — Ты будешь делать свои дела, а что я буду делать?
— Любить меня! И пожалюста, только не изменяй мне с другими женщинами. Никаких тайных свиданий. Имей в виду, Серж: девиз нашей фирмы: «Дюпре все видит, Дюпре все знает!» — Она погрозила капитану пальчиком и улыбнулась. — Серьезное — все. Теперь давай еще немножечко вместе полежать. — Вскочила с кресла, сбросила с себя халатик и в одно мгновение оказалась рядом с капитаном под одеялом.