Из Тьмы, Арка 5
Шрифт:
— Империя и премьер-министр Онест… — начала было девушка, но я её перебила, вслепую дотянувшись до её рта пальцами свободной руки.
— Не в этот раз, моя милая Акаме, не в этот раз. Тем более что в то время Онест ещё не стал премьером. Тут виновата сама наша полуфеодальная система — которую, кстати, твои товарищи по восстанию не собираются принципиально менять — плюс неурожай, а также, в большей степени, местный лорд. Жадная мразь! И его старший сынок не лучше, — вспомнив ублюдочного лорда отца и его выродка-сына, посмевшего оставить шрам на лице моей матери, мне пришлось сделать над собой усилие, дабы сдержать
Про то, что, если бы не поганая крестьянская жизнь, кроме маленькой Рейки у нас мог бы иметься и младший братик, я говорить не стала.
Лишняя информация. Не самая позитивная притом.
— Какие они? — спросила притихшая Акаме.
Благодаря эмпатии я знала, что сейчас, узнав о моих поисках и части предпринятых действий, она испытывала противоречивый букет эмоций, где главенствовали одновременно радость, какой-то странный трепет и стыд. Последнее, вероятнее всего, относилось к тому, что более взрослая, как она считала, сестра не то что не искала родню, но даже не помнила о ней. Хотя для человека, изъятого из семьи в пятилетнем возрасте, забыть ранние воспоминания, омрачённые всяким-разным, и старательно их не ворошить — шаг предсказуемый и, в общем-то, не предосудительный.
— Мама больше похожа на меня. Такая же невысокая и сероглазая. Алые глаза у тебя от отца. А вот младшая сестра — словно копия тебя в детстве: столь же алоглазая, прожорливая и боевитая. Всегда хотела ощутить себя в роли старшей сестры и потискать одну кровавоокую упрямицу. Теперь, благодаря Рейке, у меня есть такая возможность. И у тебя тоже появится. Но учти: она ещё совсем маленькая, — оторвав голову от плеча сестры, напускаю на лицо строгую мину и, внимательно взглянув в глаза, предупреждающе помахиваю указательным пальцем перед носом Акаме. — Так что если старшая сестра-извращенка-зоофилка строит на неё пошлые планы, то пусть забудет о них. Минимум на несколько лет. Не думаю, что ты дольше удержишься от попыток сбить её с пути, — заканчиваю с усмешкой в стиле Кей Ли.
— Не говори так! — пихнула меня в бок Акаме. — Это я тебя назвала извращенкой! Я о таких вещах, которые ты предлагала и делала — даже не слышала!
— Хи-хи, слова-слова… — насмешливо протянула я. — Будто они отменяют кое-чью противоестественную любовь к милым младшим сестрёнкам и грудастым котодевочкам сомнительного морального облика. Поэтому — это ты угроза, сестролюбка-зоофилка-лоликонщица, коварно соблазнившая юную и невинную меня!
— Куроме, хватит уже! — с выступившим на щеках багрянцем воскликнула девушка. — Это ты первая начала ко мне приставать!
Возмущённая столь явно высказанной «правдой», раскрасневшаяся извращённая революционерка-террористка (может быть, даже сексуальная, это мы проверим… ещё раз, хе-хе) попыталась взлохматить волосы коварной некр… то есть, честной и непорочной девочки-волшебницы. Однако силы Империи в лице праведной и самоотверженной защитницы закона и порядка не поддались наглой агрессии и, в свою очередь, предприняли контратаку. Завязалась шутливая возня, э-э, то есть бескомпромиссная борьба сил печенек и справедливости со злокозненной революционеркой-зоофилкой, да.
Кто сказал, что «силы печенек» тоже неравнодушны к милым ушкам? Ложь, клевета и наветы врагов! Именно так!
«Жёсткая и непримиримая схватка»
— Куроме, скажи: родители спрашивали… про меня? — неуверенно поинтересовалась сестра, поправив сбившуюся одежду.
— Конечно. Мама спросила про тебя. Почти сразу, как до конца поверила, что эта странная девчонка перед ней — её дочь. Мы ведь всегда держались вместе. Где ты — там и я. И наоборот. В детстве так было, и когда мы в Семёрке вместе служили — тоже.
Про уродского Гозуки — земля ему стекловатой — который нас насильно разлучил по абсолютно надуманному поводу, я вспоминать не стала. Как ни крути, но Акаме испытывала к этому (точно не хорошему — но для своих воспитанников, наверное, и не слишком плохому) человеку смешанные, но во многом тёплые чувства.
Что, впрочем, не помешало ей сойтись с ним в смертельной схватке — и убить.
— Тогда… Как они отнеслись к тому, что я… — Акаме запнулась, пытаясь коротко сформулировать в одной фразе всё то, что говорили и говорят про бывшую имперскую убийцу, переметнувшуюся к революционерам.
— К тому, что про тебя пишут в столичных газетах? — усмехнувшись, договариваю вместо замявшейся сестры, и, видя короткий кивок, продолжаю:
— Никак. Я же сказала: наши родители — это крестьяне из довольно глухой деревни на границе с северо-восточным регионом. Там и грамоте не все обучены, не упоминая уж о таких вещах, как чтение еженедельных газет. Ты правда веришь, что там, у дракона в заднице, есть листовки с портретами членов Ночного Рейда? Или что деревенские вообще знают, что такое этот ваш Рейд? А если бы и знали — всё же революционные настроения бродят и там — то даже в одной провинции сотни, может, даже тысячи разных Акаме и Куроме. Имена довольно популярные. Никто не поверит, что ты и я — «те самые». Так что родители уверены, что мы отучились в некой Школе Боя. Потом я удачно устроилась в помощницы к какой-то влиятельной аристократке, а ты ушла в другую, недружественную, хех, школу. И по этому поводу мы с тобой немного разругались.
Скептически посмотрев на показавшее свою ненадёжность кресло, решаю передислоцироваться на монументальный диван, что точно устоит перед напором двух разыгравшихся девушек.
Заодно и попить можно. Так, подвинем-ка столик с напитками вот сюда, чтобы удобнее было тянуться.
— Школу Боя? — задумавшись, Акаме чуть наклонила голову в подсмотренном у меня жесте, а потом едва заметно улыбнулась каким-то своим мыслям. — И впрямь…
— Сестра, иди ко мне, — похлопав ладонью по дивану, зову задумавшуюся девушку. — Раз уж информация о родителях и нашей младшей сестрёнке тебя обрадовала, то стоит за это выпить.
Указываю на парочку бокалов и бутылку с хорошим полусладким шампанским (по словам продавца, я в марках шипучки не разбираюсь, поэтому просто заказала приличное и сладенькое).
— Конечно, Куроме, — отмерев, улыбнулась длинноволосая брюнетка и, миновав кресло, а также придвинутый ближе к дивану столик, устроилась рядом со мной.
Хлопнуло освобождённое от пробки горлышко, и я аккуратно наполнила наши с сестрой хрустальные кубки.
— За нас и за семью! — подняв свой бокал, произношу тост.