Из Тьмы, Арка 5
Шрифт:
Но хватит о пьянствующих вояках, чья пирушка всё набирала разгон. Мы с Акаме тоже не сказать, чтобы вели себя, словно благовоспитанные пай-девочки.
Ну, как «мы»? Я.
Отчасти из озорства, отчасти из своеобразного и, признаем честно, довольно мелочного и лицемерного желания отомстить за возможные измены, одна злобная и мстительная убийца-некромантка, ещё когда начала рассказывать о северо-восточной кухне, стала как бы невзначай распалять в сестре желание. Обладая навыком эмпатии и способностью разгонять сознание, довольно несложно определить, какие действия заставляют девушку реагировать определённым образом.
Особую пикантность происходящему придавал тот факт, что внешне я вела себя вполне невинно и всеми силами демонстрировала, будто ни о чём таком даже не думаю.
Акаме, с которой у нас пусть уже был секс, но только один раз (во время той первой встречи в заброшенной церкви), всё ещё не привыкла к новому положению дел. Старшая девушка считала подобную тягу к младшей сестре неправильной, даже аморальной. При посторонних данный дискомфорт только усиливался. Что придавало игре одной доброй, но чуть-чуть ревнивой и немного мстительной девочки-волшебницы особую пикантность.
Неужели этот уродец Гозуки воспитывал Семёрку на традиционных ценностях? Странно. Не то чтобы я против моральных столпов человеческого общества, даже «за». (Разумеется, если эти ценности — вроде счастья замужества и материнства — не пытаются навязать лично мне). Всё же то, что хорошо для общности людей, не всегда подходит отдельным её частичкам. Хотя не важно! Вопросы отношений общества и личности в данный конкретный момент волновали меня в последнюю очередь. Глупая старшая сестра так забавно смущалась, тщетно пытаясь натянуть на себя излюбленную холодновато-отстранённую маску, коя с завидным постоянством — не без моего активного участия — с неё сползала, что удерживаться от более открытых провокаций с каждой минутой становилось всё сложнее.
Ну да. Это и являлось местью за «измену». Всё же при всех своих недостатках я прекрасно осознавала, что в этом плане тоже имею за собой вину. Пока мы не определились с позициями в данном вопросе, высказывать претензии, тем более мстить (ну, то есть не так шутливо и обоюдоприятно, как сейчас) — верх лицемерия. Однако, как уже говорилось, всласть поиграть с мило стесняющейся сестрёнкой сие, конечно, не мешает.
Всё же Изабелла таки сумела научить меня плохому. Ведь именно южная аристократка любила развлекаться подобным образом. На её младшую подругу в моём (не)скромном лице такие фокусы действовали не слишком хорошо — вместо смущения вызывали ответные действия определённой направленности — однако в памяти данные приёмчики отложились. Как и сама Белла.
Интересно, наглая кошка-воровка хотя бы научила Акаме делать массаж? Или только пьянствовать, как подсказывали воспоминания о читанном в прошлом мире «каноне»?
Впрочем, нет — это скорее подсказывала ревность, что подбрасывала причины, по которым следует избавиться от соперницы. Мне определённо стоит сосредоточиться на нежно «терзаемой» любимой девушке, а не на желании убить её подружку.
— Сестра, что с тобой? — спрашиваю с притворным беспокойством и хорошо скрытыми нотками своеобразного садизма. — Ты вся горишь, — будто желая убедиться в своих словах, ласково провожу ладонью
— Н-нет, со мной всё хорошо, — выдавила из себя девушка.
— Точно? — «не поверила» я. — Хочешь, младшая сестра проявит заботу о напряжённой старшей и покормит её сладеньким?
Подобрав под себя ноги и повернувшись так, чтобы, сидя на коленях, оказаться лицом к Акаме, я под взглядом алых очей наблюдающей за этим длинноволосой брюнетки, облизала свою десертную ложку. После этого, зачерпнув кусочек мягкого пирожного, поднесла полную ложку сливочного лакомства к алым губкам ещё сильнее раскрасневшейся сестры.
— Ну же, открой ротик.
— Я… ам, — ложка, коварно проскользнувшая в открытые уста, не дала девушке закончить. — Я в порядке. Не нужно этого делать, Куроме, — сосредоточено — даже часть красноты с лица ушло! — произнесла Акаме.
Впрочем, эмоции, в отличие от внешнего их проявления, сестра толком подавить не сумела. В них так и читалось: «Продолжай! Я хочу ещё! Я хочу большего!» и «Нет! Это неправильно! Мы не одни! Что о нас подумают?! Нельзя! Но… Ах-х!»
Хи-хи, весело! Как же весело!
Хотя, говоря о посторонних и их взглядах, стоит признать, что наша возня всё-таки привлекла внимание. То есть Булат, как эталонно-деревянный мужиГ, конечно, ничего не заметил, максимум углядев милую заботу одной сестры о другой. Но вот многоопытный Генсэй-Юрэй, в конце концов, обратил внимание на происходящее на нашем конце стола и вполне успешно расшифровал его подоплёку. О чём не замедлил сообщить, демонстративно задержав на мне свой вопросительный взгляд.
Играть со стесняющейся девушкой, когда вас могут заметить — весело. Но вот если заметили, то это уже не круто. Эксгибиционизм — это не по мне. Пришлось перестать «мучить» старшую сестру и потянуть уже совершенно размякшую и растаявшую девушку в отдельные покои. Думаю, несложно догадаться, для чего.
* * *
— Молодёжь… — глядя на парочку девушек, вежливо попрощавшихся с ними и в обнимку направившихся в отдельные покои, усмехнулся Юрэй, и с ностальгической улыбкой погладил свою вновь обзавёдшуюся изрядной долей седины бороду.
— Что вы сказали, сенсей? — спросил наполняющий кружки Булат.
— Говорю, что ты зря так тепло вспоминаешь Ривера. Этот авантюрист затянул в своё движение много хороших людей, а когда всё развалилось — вывернулся. Зато множество генералов и офицеров рангом ниже — посадили, отправили в отставку или вынудили дезертировать, как тебя. Ты не мотай головой — помолчи, подумай.
Когда ученик действительно замолчал и, несколько преувеличенно нахмурившись, — признак определённого подпития — стал думать, старший воитель вновь посмотрел в ту сторону, куда удалились девушки.
Увлечений своей новой госпожи он не осуждал. На фоне многого и многого из того, что творили и творят аристократы Столицы, нежная любовь сестёр, которая несколько выбивалась за рамки родственной — это такая мелочь! Всяко лучше, чем быть приглашённым в круг «высоких лиц», напиться как свинья, проиграть в карты девственность своей десятилетней дочери, а потом, после подобного акта родительского сутенёрства, продолжить вести привычную жизнь, считая себя благовоспитанным членом высокого общества. Ещё и заслуженно получившим повышение.