Из тьмы
Шрифт:
Но затем она выхватила Саксбур из колыбели и затанцевала по квартире с ребенком на руках. Саксбур это понравилось; она завизжала от ликования. “Оно того стоило. Клянусь высшими силами, это того стоило!” Ее маленькая дочь ни за что на свете не стала бы спорить. У нее было лучшее время в жизни. Она снова завизжала.
“Ты знаешь, что я сделала?” Спросила Ванаи. “У тебя есть какая-нибудь идея , что я сделала?” Саксбур понятия не имел. Она все равно хихикнула. Все еще танцуя, не обращая внимания на наждачную бумагу на своих губах, Ванаи продолжила: “Я положила четыре заглушки в его рагу. Не одну, не две,
Прелюбодействующий альгарвейец прав, свирепо подумала Ванаи. Во рту у нее болело, но ей было все равно. Я бы прикоснулась губами к его зубцу, чтобы заставить его взять миску с тушеным мясом. Подземные силы съели его, почему бы и нет? Не то чтобы он не заставлял меня делать это раньше. Научи меня фокусам, ладно? Видишь, как тебе понравится тот, которому я тебя только что научил!
Спинелло, без сомнения, чувствовал себя сейчас прекрасно. Это была одна из вещей, которая делала death caps и их близких родственников, destroying powers, такими смертоносными. Люди, которые их ели, не чувствовали ничего плохого в течение нескольких часов, иногда даже в течение пары дней. К тому времени им было уже слишком поздно блевать тем, что они съели. Яд оставался внутри них, действуя, и ни один целитель или маг так и не нашел лекарства от него. Достаточно скоро Спинелло узнает, что она натворила.
“Разве это не прекрасно?” Ванаи спросила Саксбурха. “Разве это не самая великолепная вещь, которую ты когда-либо слышал за все свои дни?” У малышки было не так много дней, но, судя по тому, как она булькала и извивалась от радости, это могло быть.
Все фортвежцы охотились за грибами при любой возможности. В этом, если не в нескольких других вещах, каунианцы из Фортвега были согласны со своими соседями. Никто - даже альгарвейские солдаты, больше никто - не обращал особого внимания на людей, идущих с опущенными головами, опустив глаза в землю. И кто мог заметить, какие грибы попали в корзину? Одной вещи, которой научил ее дедушка Ванаи, было то, как отличить ядовитое от безопасного. Все в Фортвеге усвоили эти уроки. На этот раз Ванаи решила поставить их с ног на голову.
“И значит, у тебя тоже есть какая-то доля мести, мой дедушка”, - прошептала она на классическом каунианском. Бривибас никогда бы не одобрил, если бы она сказала ему что-то подобное на простом фортвежском.
Глаза Саксбура - они должны были быть темными, как у Эалстана, потому что они уже потемнели от голубизны, свойственной глазам почти всех новорожденных, - расширились. Она могла слышать, что звуки этого языка отличались от звуков фортвежского, на котором обычно говорили ванаи и Эалстан.
“Я научу тебя и этому языку тоже”, - сказала Ванаи своей дочери, все еще на классическом каунианском. “Я не знаю, поблагодаришь ли ты меня за это. Это язык, носителям которого приходится больше, чем на их долю неприятностей, больше, чем на их долю горя. Но он такой же ваш, как и фортвежский, и вы должны его выучить. Что ты об этом думаешь?”
“Dada!” Сказал Саксбурх.
Ванаи рассмеялась. “Нет, глупышка, я твоя мама”, - сказала она, снова переходя на фортвежский, не замечая, что сделала это, пока слова не слетели с ее губ. Саксбур
Зная, что это значит, еще до того, как почувствовала запах, Ванаи присела на корточки, положила Саксбур на пол и вычистила свою задницу. Саксбур даже подумала, что это забавно, ведь она часто суетилась из-за этого. Ванаи тоже засмеялась, но ей пришлось приложить немало усилий, чтобы уголки ее рта оставались приподнятыми. Она не использовала бы фортвежский так часто, прежде чем начала маскироваться. Это действительно было так, как если бы Телберге, фортвежское подобие, которое она должна была носить, приобретало ценность за счет Ванаи, внутренней каунианской реальности.
Даже если альгарвейцы проиграют войну, даже если ункерлантцы выгонят их с Фортвега, на что это будет похоже для блондинов, оставшихся здесь в живых? Будут ли они -будем ли мы -продолжать носить колдовские личины и говорить по-фортвежски, потому что так проще, потому что тогда фортвежцы -настоящие фортвежцы -не будут так сильно ненавидеть нас? Если мы это сделаем, что произойдет с каунианством, с ощущением самих себя как чего-то особенного и обособленного, которое мы поддерживали с тех пор, как пала Империя?
Она тихо выругалась. У нее не было ответа на это. Она задавалась вопросом, сделал ли это кто-нибудь еще, мог ли кто-нибудь еще. Если бы это было не так, даже если бы альгарвейцы проиграли дерлавейскую войну, разве они не выиграли бы великую битву в своей бесконечной борьбе с каунианцами, которые были цивилизованными, когда все еще красились в странные цвета и бегали голышом по родным лесам, метая копья?
Знакомый кодированный стук, который использовал Эалстан, прервал ее мрачные размышления. Она схватила Саксбур и поспешила отодвинуть засов на двери. Эалстан поцеловал ее. Затем он сморщил нос. “Я знаю, что ты делала”, - сказал он. Он поцеловал Саксбура. “И я тоже знаю, что ты делала”. Он забрал ее у Ванаи и покачал в своих объятиях. “Да, хочу. Ты не сможешь меня обмануть. Я точно знаю, что ты делала”.
“Она ничего не может с этим поделать”, - сказала Ванаи. “И это то, что все остальные тоже делают”.
“Я должен надеяться на это”, - ответил Эалстан. “Иначе мы все лопнули бы, как яйца, и кто бы тогда убирал за нами?” Ванаи не думала об этом с такой точки зрения. Когда она это сделала, она хихикнула. Эалстан продолжил: “И что ты сделал со своим утром?”
Прежде чем Ванаи осознала, что она это сделает, она ответила: “Пока Саксбур дремал, я надела сине-белую повязку, вышла и притворилась, что я одна из помощниц Хильде”.
“Силы небесные, ты шутишь!” Воскликнул Эалстан. “Не говори таких вещей, или ты заставишь меня уронить ребенка”. Он изобразил, что делает именно это, что заставило Ванаи вздрогнуть и Саксбура рассмеяться.
Ванаи сказала: “Я действительно это сделала. И ты хочешь знать почему?”
Эалстан изучал ее, чтобы убедиться, что она не разыгрывает его. То, что он увидел на ее лице, должно быть, удовлетворило его, потому что он ответил: “Я хотел бы знать почему. Единственная причина, которая приходит мне в голову прямо сейчас, это то, что ты сошел с ума, и я не думаю, что это правильно ”.