Из того ли то из города

Тимофеев Сергей Николаевич

Или взять вот их деревеньку. Она на холме под уклон, так что коли ливень, иной раз по улице не пройти - прямо посередине ровно река хлещет, промыла себе русло за долгие годы. Так, глядишь, когда-нибудь вместо улицы овраг образуется. И, - откуда только берется, давно б уже смыться ей должно было, - местами грязища непролазная. А тут, Илья поначалу и не понял даже. Промеж заборов бревна уложены. Плотно так, не шатаются, не проседают, почти как гать давешняя, только ухоженные. Он даже спешился, ведет коня в поводу, а сам ногой бревна пробует. И то еще удивительно, что народ спешит себе кто куда, кроме него под ноги никто и не смотрит.

А дома за заборами - все больше терема в два-три сруба вышиною. Не златоверхие, конечно, но от этого ничуть

не менее красивые. Тут каждый хозяин кто во что горазд, в смысле маковок. Их, маковок этих, что грибов в лесу, и все разные. Илье как-то и невдомек было, какую красоту срубить можно. Видал в Чернигове, но там - опятам подобны, одна к одной. Здесь же одна на мухомор похожа, другая - на луковицу, третья - что клин, а из четвертой жердь торчит, на жерди - птица. Ставни - все резьбой украшены, столбы крылечные - тоже. У иных над воротами, что во двор теремный ведут, дуга расписная имеется, вот как у саней, только широкая; радугой переметнулась с одного столба приворотного на другой. Закрыты вот только, ворота-то. И калитка, что рядом с ними, тоже. У них в деревеньке такого не принято, чтоб ворота до темноты на запоре держать. Постройки же хозяйственные в каждом дворе, где терем, - те с избу размером.

Идет себе Илья, по сторонам глядит. Никого ни о чем не спрашивает. Чего спрашивать, коли любому ясно: раз дорога деревом выложена, так куда ж ей и идти-то, как не к дворцу княжескому?

И точно, выбрался Илья на площадь, головой вертит, в толк взять не может. Потому как не один здесь дворец, а целых три; все пригожие, и все - каменные. Возле каждого дружинники прохаживаются, народишко суетится, столбы врыты, с кольцами. К кольцам этим кони привязаны. Тот дворец, что прямо напротив, он такой рыжий цветом из себя, в три избы высотою, а длиной - в десяток. Крыльцо каменное, двери, сверху полукруглые. Вправо же и влево от крыльца пристройки, одна в одну, и в них тоже как бы для дверей проемы сделаны, только самих дверей нету. Почему - непонятно. На вид красиво - ан, не практично. Должно быть, мастер какой заморский взялся дворец класть, а как первые избы понизу выложил, тут и спохватились: это зачем же столько дверей-то? Ну, и заложили камнем, а выемки эти самые остались. Что мастер заморский был, тут спору нету: таких теремов нигде нету, никто про них не сказывал, к тому же, и не похож дворец на терем-то. Может, и вообще его поперли взашей, как увидели, чего он понатворил. Только нижние и выложил, а верхние - они на наши избы похожи, и крышами, и видом привычные.

Справа-слева еще два дворца, тоже каменные, но размером поменее. На них, должно быть, камня не хватило, потому, пристройки по краям в две избы высотой, а между крайними и центральной избой - в одну. И крылечки пониже. Так что тут и думать нечего: эти дворцы для каких-нибудь мужей важных, для дружины там, а княжеский - он вот, прямо.

Посмотрел Илья вправо-влево, видит - подходят к столбам люди - кто подвязывает коня, кто отвязывает. По левую руку - там все больше на дружинников похожие, а по правую - там, должно быть, гонцы всякие разные. Значит, ему влево надобно.

Только было к кольцу приспособился, как его - хвать за плечо. Повернулся, как есть гридень перед ним, и по ухватке, и по обличию.

– Ты кто ж это таков будешь?
– спрашивает.
– Из каких краев? Что-то я тебя допрежде в дружине не видывал. Из новых?

– Да я вроде как пока не в дружине, - Илья отвечает.
– К князю мне надобно. Не подскажешь, где его отыскать можно?

А тот глаза выпучил, надулся, как мышь на крупу, аж усы с бородой дыбом встали, да как заорет:

– Так чего ж ты, бусурман, к столбу прешься? Не про таких, как ты, поставлен, а только для служилых. Или богатырей заезжих, о которых весть впереди них за сто верст летит. К князю ему, видите ли, надобно. Со свиным рылом в калашный ряд лезет. Вали отсюда, покуда я тебя не вразумил как надобно. Поутру придешь, да постоишь у дверей; как писаря выйдут, скажешься. Подать заплатишь. Они тебе порядок разобъяснят.

Понял, щучий сын?

Зря это он лаяться начал, и уж совсем зря Илью щучьим сыном назвал. Потемнело у Ильи лицо, руки в кулаки сжались, однако удержался, ничего в ответ не сказал. Просто спиной повернулся, коня к кольцу привязать.

Гридень же, видя такое дело, совсем голову потерял. Ухватил Илью за плечо, развернуть хотел, ан не тут-то было: повел Илья плечиком, рука-то и соскочила. Ну, тот взбеленился; до такого позора дошел, чтоб со спины, со всего маху, - да в ухо.

Ничего себе - порядочки киевские! Даром, что не готов был Илья к такому приему, развернулся к обидчику и, - тот уже опять размахнулся, - так в лоб вкатил, что гридень, мало того, повалился, он, перед тем как на землю упасть, еще шагов пять пролетел, только уж потом грохнулся. Народ на площади замер. Не привык должно быть, чтобы так с дружинниками княжескими обращались. А Илья только было к столбу повернулся, надо ж все-таки коня к месту определить, глядит, уж и другие гридни со всех сторон поспешают. Ну, как же, наших бьют. Правда, открыто бегут, и без оружия. Никто исподтишка не крадется. Зато криком себя подбодряют.

Покачал Илья головой: ну вроде дети малые. Нешто у них так принято - семеро на одного? Неправильно это. Ладно, выбирать не приходится. Надо только от коней подалее отойти, как бы с ними чего не случилось. Им в этой потехе делать нечего.

Только было хотел миром попытаться решить, разобраться, что, к чему, и почему, руку протянул, рот раскрыл, уже и говорить начал, мол, чего взъярились-то по пустому, а тот, который резвей прочих оказался, как подскочит, да как шарахнет Илью в грудь. С ног сбить хотел, видать. Как же! Махнул Илья с полуплеча, и второй к первому подался, разве чуть меньше летел. Тут уж и остальные подскочили, сколько их там ни на есть.

Пошла потеха. Кто знает, как собаки на медведя наскакивают, тому проще представить, что возле столба деется. Наседают гридни на Илью, лупят почем зря, да по чем попало, машут руками, что твои мельницы, а он тяжко этак ворочается, отмахивается. То один из толпы вылетит, то другой. Сидят, глазами лупают, головами вертят, в себя приходят. Кто поумнее, тот в сторонку отойти пытается, а кто умом пообносился - тот вскочит и опять в драку лезет.

В сторонку же отойти, тоже непросто стало. Потому как тишком да ладком, незаметно по всей площади потасовка учинилась. Сбежался народ посмотреть, чего случилось, а где народ, там давка, где давка, там обиды, ну а где обиды, там уж, известное дело, и до рукопашной не далеко. Кто-то коней отвязал, носятся посреди суматохи, еще больший непорядок создают.

Шум, гам - до небес. Из окошек дворца княжеского слуги высунулись, кричат чего-то, подзуживают, кидают чем-то. Подзадоривают. Только внизу подзадоривать никого не нужно. Разом позабылось, с чего замятня началась, не в поводе дело - в соучастии. Тут уже давно непонятно, кто за кого нос расквасить метит. Тут главное - не оплошать, как бы самому не расквасили.

Распахнулись двери, на крыльцо молодцы дюжие высыпали. Чинно, неспешно. Встали кто как, до самого низу, руки в боки, по сторонам поглядывают, да на главного ихнего, что на самом верху крыльца встал. Не иначе, как сам князь. Молодой, крепкий, статный, с кудрявыми волосами, аккуратной бородкой, взирает с усмешкой на потасовку, а участникам ее и невдомек. Поглядел-поглядел, легонько эдак головой качнул. Переглянулись промеж собою молодцы, что возле и вниз по ступеням стояли, пожали плечами, принялись порядок наводить. Неспешно, размеренно. Вот как косари идут. Вжикнула коса, легла трава полукругом. Снова вжикнула - снова легла. Так и тут. Идут это себе молодцы, ровно на гулянку, а вокруг них народишко снопами валится. Без разбору. Шагов на двадцать, может, от крыльца и отошли, как уж свалка и прекратилась. Стоят, места разные потирают, кому в какое больше влетело, недоумевают: и чего, в самом деле, разодрались?