Из того ли то из города
Шрифт:
Не выдержала Настасья.
– Что бирюком смотришь? Говори прямо, что в вину мне ставишь?
– То и ставлю, - угрюмо Добрыня отвечает, - что при живом муже в замужество собралась. Да еще за братца моего названого...
Опешил Илья.
– Как так?
– спрашивает.
– А вот так. Молва нас с Алешкой братьями сделала... Не всерьез. Мы хоть и далече один от другого, а то он мне на дороге попадется, то я ему... Вот опять пересеклись...
– Да ты выслушаешь, вконец, аль нет!
– это Алешка встрял.
– Нешто Настастья
– Ты-то чего вступаешься?
– Добрыня напустился.
– Кабы не Илья, я б тебе... Ну да ничего, посчитаемся...
– Посчитаемся...
– поддразнил его Алешка.
– Потому и вступаюсь, что нет у нее перед тобой вины. Ни у нее нет, ни у меня. Мне моя Аленушка пуще света белого... Не своей волей свадьбу эту затеяли, князь повелел...
А князю чего? Он об земле радеет. Ему богатыри нужны. Пропали Илья с Добрыней, ни слуху о них, ни духу. Никого по себе не оставили. Тому же быть не должно, чтоб богатыри на земле нашей перевелись. Потому и решил, что и Настасья при муже, и Алеша при жене, и отчине польза. Такому же, чтоб против воли княжеской идти - не бывать тому. Он для того и князь, чтоб все блюсти. Ну а коли вернулись богатыри, живы-здоровы, так милости просим. Вместо свадьбы - по иному поводу пировать станем.
Конечно, не такими словами князь объяснился. Короче, но доходчивей. Кстати, что ты там, Алеша, про Аленушку какую-то говорил?.. Кто такая? Сестра Збродовчией? Лад с ней у вас? Вот и славно. Был пир свадебный, его и догуливать будем. Пожалуйте-ка сюда Аленушку... Где вы там, Збродовичи? Здесь ли? Князь вам честь великую оказывает, за Алешу свет Григорьевича сестру вашу сватает. Согласны ли?.. Вот и чудесно... Там как раз на подворье богатырском терем поставлен, для Потыка, ну да он погодит, его следующим женим. А терем тот - молодым.
Сумел князь дело миром уладить, сказать нечего... Так все повернул, что вроде как и обиженных нету. Кроме Михайлы, который ни за что ни про что терема лишился. Ну - он пока в отъезде, ему другой поставят. А князь, тем временем, и ему жену подыщет.
На другой день, к вечеру, Илья к Добрыне пошел. Надо ж как-то дело разрешать. Не век же им теперь с Алешкой друг на друга волками... По-дурному все связалось, ан как-никак, а развязалось. Чем кулаками махать, поначалу договориться как-то... Тем паче, что и кулаками-то уже намахались, побили друг дружку слегка. Интересно, в который уже раз?
Правду в народе говорят: ночная кукушка дневную завсегда перекукует. С Настасьей Добрыня уже помирился, это Илья сразу понял, как в горницу вошел. Иного и не ждал, если честно. Он потому чем свет один за конями к пещерке потайной отправился. Своего особо в конюшне, что для дружины назначена, поставил, а Добрыниного - на двор к нему привел.
Не хотелось Добрыне к Алешке идти, однако ж Илья уговорил. Хотела было и Настасья с ними увязаться, да сказали ей - не чествовать идут пару молодую, а на разговор. Вот как чествовать - тогда пожалуйста.
– Ты, главное, поперед меня не лезь, - Илья по дороге выговаривает, - чтоб не как надысь. Я и глазом моргнуть не успел, как ты уже того... рать учинил.
– Да я чего, - слабо отбрехивается Добрыня.
– Я ничего... Добрый я нынче. Надысь - иное дело было. Кабы ты не вмешался, не свадьбу б Алешке играть...
– Зазря ты так, - продолжает Илья укорять.
– Сам же видел, не своей он волей, княжеской. Тут, пока нас с тобой не было, больно уж все поменялось...
– Своей, не своей, - Добрыня свое гнет, - а жить по совести надобно. Ежели она тебе указ, ты однова живешь, а коли слово княжеское...
Так, препираясь, и добрели до Алешиного терема. Хотя там и брести-то всего ничего: от ворот до ворот камень кинуть. Гостей набилось - не продохнуть. Иные уж от ворот отойти не могут - воротины облапили, поддерживают, чтоб, значит, не упали. И такой это тяжкий труд, что некоторые не сдюжили, рядышком прислонились. Не вовремя пришли, однако ж Алеша, к чести его, из-за стола выбрался, встретил, как полагается. Аленушка его, в пояс кланялась, к честному пиру звала. Ну да не затем Илья Добрыню притащил, чтоб пиры пировать. Успеется.
Присели они на лавку, так, чтоб видно не было, - Илья посередке, кабы чего не вышло. Поговорили. Много чего один другому сказали, потому - у каждого своя правда, - ан то хорошо, что в себе не держать не стали. Осталось, конечно, кое-что на сердце, ну да придет срок - и тому не бывать. Рассказали Илья с Добрыней (больше, конечно, Илья), что с ними приключилось, а Алеша - что в Киеве без них деялось. Ино говорили, ино молчали.
Может, тогда-то и сбылась молва народная? Ну, о братстве, покрепче названого... Новое время наступало, лучшее ли, худшее, а новое.
Не успели богатыри толком пожить спокойно, как князь всем поручения дал. Алеша с ратью к горам подунайским отправился; Добрыня - степняков гонять, с одними замирились, так другие повадились; а Илья - греков обратно повез, с посольством, толмачом Веденей и строгим наказом - доставить в целости и сохранности, чтоб ни один волос с голов посланных никуда не делся. Хорошо ему сказать, а как за ними смотреть-то, коли половина греков - плешивые... Так что случилось у Ильи - с корабля на корабль угодить...
– И занесло, - продолжал Веденя, - каким ветром Иванища как раз к Костянтину-городу. А там в это время как раз беда страшная приключилась. Осадили город полчища неведомые, тараканы, с самым главным своим тараканом Салтаном...
– Погоди, - Илья спрашивает.
– Это ж какие-такие тараканы? Что у нас по избам живут?
Веденя уставился на него, разинувши рот.
– Кто у нас по избам живет?
– Ты ж сам сказал, тараканы.