Из уст в уста

Макклеллан Тьерни

Глядя на Матиаса, я вдруг подумала, что, возможно, возвела напраслину на Барби. Совершенно не исключено, что не только деньги влекли ее к этому парню. В синей рубашке, потертых джинсах и кожаных сапогах с облупленными носами Матиас походил не на профессора колледжа, коим он являлся, а на ковбоя с рекламы "Мальборо".

Ковбой Мальборо, который не курит.

Мой некурящий ковбой высок ростом, широк в плечах, зеленоглаз и обладает каштановой гривой, спадающей почти до плеч. Кроме того, у Матиаса есть одно отличие от

прежних моих близких приятелей: он бородат. И я обожаю запускать пальцы в его густую, аккуратно подстриженную бороду.

Матиас исключителен и еще кое в чем: он на год моложе меня. Я могла бы назвать наш союз неравным, если бы не пример Марвина Каррико, — до этого педофила мне далеко.

Мое сердце учащенно забилось, когда Матиас улыбнулся:

— Проголодалась, детка?

Как я уже говорила, он ни разу не признавался в любви, но всякими ласковыми словами меня называет.

Я не возражаю.

Я также не возражаю, когда в первую же секунду нашей встречи Матиас долго и нежно меня целует.

Когда мы добрались до входной двери, события, не дававшие покоя целый день, показались мне сущими пустяками. Что верно, то верно: Матиас умеет целоваться.

Еще он умеет готовить. Такой эксперт в кулинарии, как я, понятия не имеет, почему еда у моего друга всегда получается изумительно вкусной. Конечно, я знала, что сегодня, например, он использовал кусочки бифштекса, чесночное масло и какие-то невероятно белые макароны из пшеницы очень твердых сортов. А также много всего прочего, обнаруженного в моих кухонных шкафах.

Матиас изменил мою кухню до неузнаваемости. Прежде я считала ее ненужным помещением, пользовалась только микроволновкой, купонами со скидкой в ближайшие рестораны и списком телефонов заведений, где отпускали обеды на дом.

А теперь — о чудо! — в моей кухне появились продукты. И приправы. И всякие приспособления вроде деревянных лопаток. И дуршлаг. И разные другие штуковины, которые я раньше видела только в журналах.

Матиасу пригодились все эти штуковины, пока он колдовал над плитой. Я же в это время готовила то, что у меня лучше всего получается. Мое фирменное блюдо.

Правильно: два больших стакана колы со льдом.

Закончив приготовление наших фирменных блюд, мы двинулись в столовую. До этого момента я проявляла похвальную сдержанность. Дождалась, пока мы сядем за стол и приготовимся отведать кулинарной фантазии с чесночным маслом, и только тогда выложила, что со мной сегодня стряслось.

Поначалу Матиас отреагировал на мой рассказ так, как мне и хотелось.

— Что-о-о? — Он уже подхватил макароны, намереваясь отправить их в рот, но со звоном опустил вилку на тарелку. — Ты напоролась на перестрелку? Бедная моя! Как ты себя чувствуешь?

Я едва не расплылась в улыбке, настолько мне нравится, когда со мной носятся. Однако сдержалась. Не следует рассказывать жуткую историю с улыбкой

на устах — вам могут и не поверить. Не говоря уж о том, что Матиас перестал бы надо мной причитать.

— Ну, это была не совсем перестрелка. — И я подробно изложила, как нашла раненого Бартлета и что он мне сказал.

С этого момента реакция Матиаса нравилась мне все меньше и меньше. Он долго смотрел на меня и наконец осведомился:

— Ты уверена, что он сказал "больно стало", а потом застонал?

Я кивнула:

— Так я его поняла.

— Наверное, плохо расслышала. — Матиас покачал лохматой головой и продолжал, словно беседовал сам с собой: — А если ты неправильно поняла эти слова, то, возможно, насчет девочки Мередита, стрелявшей в него, тоже ошибаешься.

Я грозно хмыкнула.

— Что слышала, то и слышала. Я ничего не выдумываю.

Матиас принялся за еду, ответил он уже с набитым ртом:

— Гм.

Это «гм» прозвучало очень скептически.

И последующая речь Матиаса тоже. Поверите ли, он начал анализировать каждое мое слово!

— Возможно, Бартлет сказал не «стало». — Он задумчиво поскреб бороду. — Возможно, опустившись на колени рядом с ним, ты нечаянно придавила ему что-нибудь, например руку, и на самом деле он сказал "больно, встань".

Настал мой черед долго и пристально разглядывать Матиаса.

— Так вот, ничего я ему не придавила, а то бы заметила. И ему не пришлось бы тратить последние силы, чтобы сообщить мне об этом.

Что он себе воображает? Что я могу навалиться на лежащего мужчину и ничего при этом не почувствовать?

Мой друг пожал плечами:

— Что "больно, встань", что "больно стало" звучит одинаково несуразно. — Тон у него был обиженным.

Я снова хмыкнула. С ума сойти: самый близкий мне человек сомневается в моих словах! Да он не многим лучше Солонки и Перечницы!

— Дорогой, — подавшись вперед, начала я. Полагаю, легкая язвительность в моем голосе была вполне оправданна. — Я потратила кучу времени, доказывая полицейским, что ничего не выдумываю и лишь повторяю слова Бартлета. А теперь ты вынуждаешь меня делать то же самое.

Но Матиас не так прост, как кажется. С минуту он молча жевал, а потом вдруг сказал, словно только что заметил:

— Послушай, ты ведь не съела ни кусочка. Попробуй и скажи, как получилось.

Однако я тоже не лыком шита. На удочку Матиаса не клюнула и тему сменить отказалась.

— Эдвард Бартлет четко произнес…

В этот момент зазвонил телефон. Матиас явно обрадовался перерыву в нашей теплой беседе. Что ж, его можно понять.

Автоответчик стоит в гостиной. Гостиную отделяет от столовой арка, как и в доме Каррико. Посему я слышала каждое слово. Трубку я снимать не собиралась, но, услышав знакомый истерический голос, вздохнула, бросила салфетку на стол и двинулась в гостиную.