Из записок районного опера
Шрифт:
Тот вначале отнекивался, «Ты что, брат? Я таким не занимаюсь, как ты мог подумать…» Но малолетка заканючил: «Ну пожалуйста, очень прошу!» Потапова, по её словам, отговаривала, предупреждала: будут неприятности!.. Но любимый не послушался, решил взять человека на испытательный срок. Всё равно, мол, нам люди нужны… И малолетка, по мнению Анны, оказался единственной, но роковой ошибкой Сенсэя.
Поверил ему, взял в бизнес, хоть до этого имел дело лишь с серьёзными людьми, бывшими спортсменами и т. д. А этот — уболтал. Товар он брал, распределял среди клиентов, и деньги за него отдавал исправно, но по всему району стал болтать: я такой-сякой,
Две особо запоминающиеся фразы из её откровений.
Из часто повторяемого ей женишком: «: «Это тебе не хихоньки-хаханьки, между прочим… Мы с тобою, Аннушка, уже и есть — МАФИЯ!..»
А про нас, ментов, она смешно сказала: «Опера как собачки — бегают, вынюхивают, высматривают…Один следователь — честный, такой бескорыстный… Наверно, папа с мамой у него богатенькие, ничего ему не надо… Только и кайфу — делать людям гадости, и потом наблюдать, как они мучаются!..»
…Ох, сучка!..
Кстати, упомянутого Потаповой малолетку мы нашли. С её невольной подачи, именно его показания дали возможность навесить на него ещё одну статью — за вовлечение в наркосбыт несовершеннолетних…
12. ФИНАЛ
На заключительной стадии следствия удивляло неизменно тёплое отношение Гайдуковского к Потаповой. Хотя по сути — именно она предала и сдала его и всех остальных…
Когда на одном из допросов я откровенно поведал, каким именно способом побудил Анну быть откровенным со следствием, он никаких матюгальников в её сторону по этому поводу не высказывал, а напротив, продолжал отзываться о ней с тихой грустью и нежностью. Такое было ощущение, что он чувствовал вину перед нею, и любые её действия ему во вред воспринимал как справедливую кару…
На одном из последующих допросов, собравшись с мыслями — сказал: «На суде не буду отрекаться ни от наркоты, ни от с т в о л а, если Аннушке не предъявите обвинения, проведёте её в материалах дела свидетельницей…»
Удивился я, если честно… Ну кто она ему?.. Жеребцу-производителю с такими роскошными гениталиями?!. Да стоит только свистнуть!.. Придурок…
Но предложение его было выгодным. С этим согласился и выслушавший мой доклад начальник угрозыска. Всё ж таки дельце слеплено кондово, попади оно на суде в руки зубастого адвокатишки — камень на камне не оставит!.. И мы — согласились.
Потапова тем временем уже находилась в СИЗО. Оттуда её привезли ко мне, и я сообщил, что следователь по её делу (редкостный мудак, только и путавшийся у оперов под ногами, поэтому о нём ничего и не рассказываю) изменил меру пресечения на подписку о невыезде.
Я усмешливо добавил, что сделано это по личной просьбе Валентина Евгеньевича, и не удержался от того, чтобы рассказать уж ей самой, как здорово разыграл её уголовный розыск с «письмом сладострастной Анжелы»!.. Дескать, купили деваху, на элементарную туфту, и любимого она сдала запросто!.. А он, видать, совсем втюрился, если через т а к о е переступил, и за всё равно за любимую мазу тянет!..
Я почему ей это сказал?.. Вовсе не из желания позлорадствовать над глупостью криминального элемента, упаси Боже… А исключительно — чтоб поумнела и поняла, как глупо жила до сих пор, и какие жизненные капканы её ещё могут в будущем подстерегать…
Разоралась, расплевалась, ручонками размахалась, накинулась на меня… Загнала в угол, между шкафом и стеной, царапась и кусалась, в глаза пальцами тыкала…Еле успевал отбиваться стулом!.. Хорошо, из соседних кабинетов коллеги набежали, оторвали её от меня…
При желании её действия сто пудово катили на «оскорбление сотрудника милиции при исполнении», а это — отдельная статья, запросто и посадить могут… Главное — зрения лишить меня могла, а как же оперу без глаз высматривать в окружающем мире бандитский элемент?!. Но договорённость с Гайдуковским сработала — не стали её прессовать, а просто выгнали пинками из райотдела, так и не дождавшись на прощание душевных слов благодарности за проявленное к ней оперское милосердие…
На суде она действительно проходила как свидетельница. Отпираться от прежних показаний ей уж не было ни малейшего смысла, — Валентину Евгеньевичу это не помогло бы. Раньше надо было молчать!..
Наш суд оказался как всегда гуманным, но справедливым: Сенсэю влепили аж 12 лет!.. Такого никто не ожидал, думали — года четыре дадут, ну от силы — 6–7 лет…
Сказалось и то, что Гайдуковский отказался от адвоката, и на суде защищал себя сам — бездарно и неумело, между прочим… И то, что это был первый в нашем районе случай столь крупного и доказанного наркосбыта, — судьям хотелось нарисовать на его фоне свою бескомпромиссность и решительность в борьбе с наркомафией!..
Но самый отягчающий момент — тайно хранимый обрез, в свете этого факта Гайдуковский представал личностью роковой, зловещей, способной буквально на любое злодеяние!.. Скажем: вернётся из заключения — и перестреляет посмевших осудить его судей к ядреной матери!.. Понятно желание служителей Фемиды отсрочить эту потенциальную возможность как можно дольше… Да тут ещё и вовлеченный в наркосбыт малолетка!..
Остальным, Северному и полудюжине посредников, влепили куда меньше, от трёх до семи, да и то — с возможностью выйти раньше срока, «условно-досрочно». А у Гайдуковского, при его «оружейной» статье, и такой возможности не было!..
Местные СМИ взахлёб описывали подробности судебного процесса. Немало говорилось о заслугах сотрудников милиции, «благодаря мужеству и самоотверженности» которых было раскрыто это сложное дело». Особенно большую статью на эту тему поместила городская «Вечёрка». Из неё я и мои товарищи-розыскники узнали о «деле Сенсэя» (так его окрестили газетчики) много нового и интересного.
Оказывается, за бандой тренера — каратиста мы наблюдали целый месяц, выслеживая связи главаря, каналы поступления сырья (оно, поступало чуть ли не из Афганистана!) и сбыта наркопродукции.
Этой серьёзнейшей операцией руководила группа наилучших милицейских работников, во главе с начальником горУВД и начальником РОВД!.. Непосредственно координацию действий опергруппы осуществляли начальники городского и районного угрозысков. Следствие мастерски вёл ас трудного, но столь почётного и важного обществу следовательского ремесла капитан такой-то… Ну и активно участвовали в операции ещё 23 перечисленных поименно розыскников в звании от майора до лейтенанта. Предпоследним в том списке (последним был стажёр) значился я, причём в моей фамилии ошиблись буквой, а мои инициалы зачем-то поменяли местами… То есть я вроде бы рядом с тем успехом и стоял, но — в сторонке, что ли… да и — я ли?..