Из жизни безногих ласточек
Шрифт:
Мама, казалось, ничуть не расстроилась: «Наконец-то он будет счастлив!» Я немного скучала по нему, но не так долго, как мне бы хотелось. Жизнь продолжалась: мама по-прежнему декламировала монологи, гостей стало больше. Но сейчас я, оглядываясь, понимаю, что монологи мама выбирала уже другие. Никаких шекспировских комедий. В шутку она называла нас «три ведьмы на пустоши».
Муся уже работала в какой-то конторе, для галочки. Остальное время танцевала свои танцы, куда нас не звала. И помогала с домашними сценками маме только я. Но и мне нужно было куда-то податься – заканчивалась учеба в
На последнем курсе, чтобы не отставать от Муси и тоже помогать, устроилась в соседнюю школу: заменять, преподавать, перебирать бумаги, сочинять для самодеятельности.
А в остальном воспоминания были обрывочными, смазанными, словно я пролетела над собственной жизнью на самолете… И, так и не сделав посадки, продолжила наблюдать эту жизнь со стороны, без особого желания как-то нарушить ее размеренный, кем-то чужим распланированный ход.
Работа в школе. После прихода сюда что-то случилось с временем. Дни тянулись медленно, а недели летели: раз, два, три, четыре – вот и октябрь. И за всем этим про стриженую знакомую из книжного магазина я ни разу не вспомнила.
Как-то в пятницу, возвращаясь с пар и сильно сомневаясь в том, что моя жизнь мне нравится, я решила заглянуть в тот подвал, где вечность назад пыталась купить маме книгу. Это была наша третья встреча.
Все та же стриженая девушка в очках, Вера, только-только пришла, еще толком не разделась. Стояла у прилавка, в черной куртке поверх черной байки, и настраивала радио. Я давно выбрала книгу, но уйти не могла: по радио уже что-то бодро пели, и ритм был энергичный, как будто жизнь только начинается и все просто. Я стояла, куда-то уставившись. Может, на большой плакат с морскими выдрами. И она просто спросила:
– Ну, как там?
– Не хочу уходить.
– Так оставайся, – она как будто даже удивилась, что для меня это проблема. Даже не посмотрела на меня.
– Мам, я сегодня буду позже, – я позвонила маме тут же.
Мама не сопротивлялась:
– Я лягу пораньше, у нас уже все разошлись. Кстати, где там твоя сестра?
Я не знала.
– Эти взрослые дочери! – и, промурчав что-то по-французски, мама положила трубку. Она могла быть нервной, злой, ироничной, язвительной. Но тогда она была спокойной. И я спокойно осталась.
Так началась наша дружба.
В тот же вечер я узнала от самой себя, что не люблю собственную жизнь. Что специально набила ее занятиями, чтобы не думать. Утром – пары, после пар – подготовка к урокам под беседы гостей, коварно бесконечные, как лента Мебиуса. Или ковыряние постылого диплома. Бег на работу. Пара уроков с громкими детьми, с бубнежом чужих, заученных слов. Удушливая толкучка в транспорте, где нужно успеть еще что-то прочитать. До поздней ночи – бесконечное чаепитие с уже другими гостями. Если пары вечером – все наоборот. И день был похож на день, вечер – на вечер…
Я говорила, а по радио пели весело и многоголосо, даже когда там звучали «меланколия» и другие очевидно пессимистичные слова, все равно было весело, и мой рассказ звучал легко и почти занимательно, как светло-грустное кино.
Прослушав его, Вера сказала:
– В целом, можешь ковырять диплом здесь, если тебя все так достало. Кроме понедельника – понедельник
И по тому, как она это произнесла, я поняла, что так и будет.
***
Когда мы познакомились, жизнь меня вполне устраивала и альтернатив ей я не то чтобы боялась – я просто не думала о том, что они могут появиться. Я знала, что мир полон ужасов и несправедливостей. Но в нашем доме казалось, что дальше интернета они не идут. У нас все было хорошо. Велись разговоры, кто-то занимался благотворительностью, мама сама организовывала сборы, иногда прямо у нас дома. И дальше все это переправлялось безымянным людям, чья жизнь никак нас (меня) не касалась.
Пожалуй, самым неприятным событием в моей жизни стал внезапный отъезд отца, но даже из этой по большому счету драмы мама не стала делать трагедии. Она нашла в этом много смешного, и так выходило, что никто не виноват и всем стало лучше. Поступок отца привел ее в восторг, поскольку она не ожидала от него таких эффектных эскапад.
Он присылал нам деньги, но мы бы и сами справились: Муся и я подрабатывали, мама репетиторствовала – обучала каким-то подсобным полезным жизненным навыкам: поднимать настроение «на раз», говорить так, чтобы всем стало хорошо, наслаждаться общением, делать особенную зарядку, ставить на место, не становясь смертельными врагами…
Все были счастливы, но я познакомилась с Верой, и оказалось, что все не так. И что все имеет конец, даже я – во что до сих пор трудно поверить. Мои родители были из других городов. Их родители были частью в разводе (и жили своими новыми семьями), частью в могиле, так что смерти мы с Мусей не знали.
Но появилась Вера, идиллия треснула, запустилось время. И 22 года жизни потребовали отчета о проделанной работе, как сказали бы на моей скучной, серой работе.
И если для того отчета еще можно было что-то наковырять, то за эти пять лет мне нечем было отчитаться. Их просто не было. Не было громких политических дел, не было раскола в обществе, не было массовых предчувствий худшего и тайной надежды на апокалипсис. Такой, чтобы как корова слизала и больше не мучиться неопределенностью. Для всех было, а для меня – нет. Время опять остановилось. И утро было похоже на утро, вечер – на вечер. Тогда, пять лет назад, каждый день был личностью – а эти просто толпились у сцены.
День четвертый
– Что-то ты кислая, – все коллеги уже известили меня об этом. Они не спрашивали, это была констатация факта, и скоро фраза стала новой шуткой.
Теплело. У всех открылось второе дыхание, пошли фестивали, выезды на природу, очереди в супермаркетах, новые дети. Коллеги массово записывались на курсы, а я отказалась. Где это все? Ничего не пропустить, не отстать. Простуду и отпуск я проводила на работе – только вперед. Как не бывало. Полный назад.
– Никакая она не кислая, – сказала новая коллега, улыбаясь открыто и долго, и пригласила всех сходить пообедать все в тот же бар. Ребята собирались, и мы с ней вышли покурить. Было пасмурно, и вместо стрижей налетели редкие ласточки. Выяснилось, что сегодня пятница, и я сказала, что боюсь пятниц.