Из жизни фруктов
Шрифт:
Носят на подпись? — прикидывает Пал Палыч. Правдоподобно. Наспех подмахнул на лестнице или в подъезде… Он связывается с оперативным отделом, просит спешно выяснить, что и где Старухин.
А пока решает прибегнуть к помощи зампреда Комитета народного контроля. Зная положение Пал Палыча, тот держится подчеркнуто внимательно.
— Петр Никифорович, я встречаю на базе упорное сопротивление. Вплоть до провокаций против меня. Вы, вероятно…
— Да-да, мне известно, — мягко подтверждает зампред.
— Отчасти
Раздается телефонный звонок.
— Извините… — зампред берет трубку и, не интересуясь кто, говорит: — Попрошу через пять минут… — и снова Знаменскому: — Слушаю вас.
— Нужны человека три. Энергичных и сообразительных.
— Чтобы я понял смысл задачи. Коротко.
— Мною изъят журнал, где регистрируются номера выезжающих с базы машин. Надо отыскать по автохозяйствам соответствующие путевые листы. Затем в торгах, которые заказывали машины, проверить накладные на приемку груза. И через это сито отцедить…
Телефонный звонок.
— Извините… Попрошу через пять минут… Отцедить шоферов, возивших «налево»? — доканчивает зампред. — Добро.
Параллельно и Томин мобилизует силы. То распинается перед директором рынка, добиваясь, чтобы тот подсказал, куда откочевали его прежние перекупщики и как нащупать выходы на Шишкина. То встречает на Курском вокзале Панко и устраивает так, чтобы он был под рукой. То кого-то инструктирует, то кому-то докладывает: ОБХСС с его подачи готовит операцию против перекупщиков на рынках.
Периодически Томин крутит телефонный диск и взывает:
— Любочка! Удалось?
Он пытается разыскать Пал Палыча. Наконец Любочка «берет след».
— В антиалкогольном профилактории? — изумляется Томин. — Какая широта интересов… Ну, тогда, Любочка, отбой.
В саду при антиалкогольном профилактории картина не отличается от той, которую можно видеть при любой терапевтической больнице — вид на прудик, гуляющие пациенты.
Идя по аллее, Знаменский спрашивает встречных:
— Извините, где-то здесь Старухин Николай Яковлевич. Не подскажете?
Наконец кто-то реагирует:
— Вон там, под елкой сидел.
На скамье под елкой подремывает красноносый, рано одряхлевший человек. На плечах у него потертое пальто, в которое он зябко кутается.
— Здравствуйте, — говорит Пал Палыч.
— Здравствуйте… — моргает Старухин. — Но, извиняюсь, не узнаю. Память что-то опять…
— Я по поводу базы, — нащупывает почву Пал Палыч.
— А-а, — оживляется собеседник, — Без дяди Коли никуда? — он приосанивается. — Ладно уж, помогу. — Оглянувшись, отворачивает полу пальто. — Давай. В кармане не видно будет.
Знаменский переживает секунду растерянности — беседа развивается
— Или не принес? — строго вопрошает Старухин. — Такого уговора не было! — и наполеоновским жестом запахивается.
— Перерыв, дядя Коля, — находится Знаменский. — Не смог.
— Ну и что — перерыв? Надо было зараньше.
— Через десять минут кончится и слетаю! — обещает Пал Палыч. — Какую хотите?
— «Сибирскую»! — твердо говорит Старухин. — Пора бы знать!
— Пока побеседуем? — предлагает Пал Палыч.
— Ты тут впервой, что ли?
— Впервой.
— А-а, интересно тебе… Ничего тут интересного. Манная каша да процедуры, да обратно манная каша.
— Не пойму, от чего вам лечиться, дядя Коля, вы же в порядке, — втягивает старика в откровенность Пал Палыч.
— От того лечусь, что пить нормально не могу, — сетует Старухин. — Раз! — и забываю. Вот на тебя гляжу — будто первый раз вижу.
— Надо же! Все забываете?
— Нет, ну главное помню. В городе я с любого конца домой доеду. — Мысли его внезапно перескакивают. — Эта вот сестра — самая вредная! — шепчет он, указывая куда-то в сторону. — Так уколет — три дня боком сидишь. Ты ей когда попадался?
— Я не здешний, дядя Коля. Насчет базы я. — Знаменский быстро вынимает голубой бланк акта и протягивает Старухину.
Тот пристально читает.
— Подписанный… — говорит он непонимающе. — Значит, я уж подписал?
— Это ваша подпись?
— Чья ж еще!
Старухин сует бланк обратно Знаменскому и поспешно ощупывает карманы пальто.
— А где же?..
— Вон как вы ее помните! — улыбается Знаменский. — А на память жаловались. Пожалуй, и Васькина по имени-отчеству помните?
— Васькина? Не, не помню.
— А Малахова?
— Малахова помню. Малахов Ваня. Он меня и рекомендовал по общественной линии. Малахов Ваня, как же.
Машина Томина, где кроме него и Панко сидят двое сотрудников ОБХСС, стоит неподалеку от рынка. Приметив проезжающий мимо грузовик с немосковским номером, нагруженный мешками, Томин спрашивает:
— Поглядим?
— Давайте, — откликаются сзади. — Похоже, первая картошка.
— Картошечка стандартная, через дуршлаг не проходит, — усмехается Томин и трогает следом за грузовиком.
Перед воротами рынка грузовик притормаживает, начинает осторожно маневрировать. Публика раздается в стороны, и тут к кабине подскакивают двое мужчин, делают знаки сидящему в кабине.
— Они! — возбужденно вскрикивает Панко, прилипая к ветровому стеклу. — Вот они ко мне и подходили тогда!.. Вот так же тогда взяли в клещи!..
— Ну наконец-то!
После энергичной жестикуляции один из перекупщиков влезает в кабину. Грузовик вползает в рыночные ворота. И вдруг обе дверцы его враз распахиваются.