Из жизни императрицы Цыси
Шрифт:
Сяньфэн почувствовал, что в словах Орхидеи есть резон, и стал день ото дня возвышать Цзэн Гофаня, Цзо Цзунтана, Пэн Юйлиня и прочих. Кроме того, ему очень нравился почерк наложницы, поэтому он приказывал ей писать вместо него резолюции на докладах. Так Орхидея постепенно втянулась в дела правления».
О том, как действовали новые клевреты Сяньфэна Цыси, красноречиво рассказывает С. Л. Тихвинский книге «История Китая и современность»:
«Особой жестокостью отличался Цзэн Гофань, считавший, что „чем больше будет убито бунтовщиков, тем лучше“. В письмах своим родным он признавал, что по его приказам все взятые в плен или добровольно сдавшиеся тайпины подвергались казни. После взятия Аньцина были казнены двадцать тысяч
Но Цзэн Гофань и его соратники прекрасно понимали, что на одной жестокости долго не удержишься, поэтому параллельно они начали так называемое движение за европеизацию, которое фактически свелось лишь к восприятию отдельных технических, главным образом военных, достижений Запада. На этом «основании» одни буржуазные историки объявили Цзэн Гофаня конструктивным и передовым реформатором своих дней, а другие — фигурой, равнозначной Джорджу Вашингтону. Не забыли они и царственную покровительницу Цзэн Гофаня, сопоставив ее с японским императором Мэйдзи, под эгидой которого в 1868 году начались одноименные реформы. Но если эти реформы, открывшие перед Японией путь к буржуазному развитию, часто даже именуют незавершенной революцией, то так называемое «возрождение времен Тунчжи и Гуансюя» и Китае, теснейшим образом связанное с Цыси, почти ничего не открыло и потребовало в дальнейшем настоящего движения за реформы, которое правительница как раз встретила в штыки.
Особенно активизировалась Цыси в конце 50-х годов XIX века, когда изнеженный и больной Сяньфэн практически не занимался делами правления:
«Орхидея велела Ань Дэхаю не пропускать к Десятитысячелетнему господину никаких вестей извне. Наконец император несколько окреп, начал устраивать со своими наложницами пиры, но верховодила на них одна Орхидея. Она распоряжалась даже докладами, которые приносили Сяньфэну члены Государственного совета. Ссылаясь на занятость его величества, она решала, подписывала, накладывала резолюции, да и во время аудиенций не молчала. Сяньфэн сначала был немного обеспокоен этим, а затем дал волю своей лени и предоставил фаворитке вершить почти всеми делами.Некоторые ловкие люди, поняв это, проложили к ней путь с помощью серебра и Ань Дэхая, и она охотно брала деньги.
Потом Сяньфэн спохватился и велел императрице „править из-за опущенной занавески“, но она не справлялась со всеми делами и была вынуждена привлекать Орхидею. В помощь им император прислал князей крови Чуня и Гуна. У первого из них, довольно молодого и красивого, недавно умерла жена. Проведав об этом, Орхидея убедила его величество просватать князю ее младшую сестру Лотос. Князь не посмел ослушаться императорского приказа, и с тех пор сестра стала для Орхидеи еще одним важным агентом.
Только князь Гун и Су Шунь сторонились драгоценной наложницы и даже убеждали императора не допускать ее к правлению. Сяньфэн понимал, что их настороженность имеет под собой почву, но все-таки ничего не предпринимал. Дело в том, что его жена была очень скромной и при виде заслуженных сановников не могла произнести ни слова, а Орхидея смело и четко расспрашивала их, говорила красиво, иногда сурово, и все сановники побаивались ее. Почувствовав свою незаменимость, она возгордилась еще больше».
На третий год правления Сяньфэна (1853) один сановник подал двору доклад с просьбой разрешить ему покупку ученой степени, как бывало еще при императоре Канси. С этих пор в Китае возобновилась открытая продажа государством степеней и должностей, пожалуй, невиданная в других странах. При помощи такой узаконенной коррупции двор покрывал часть расходов, необходимых для борьбы с тайпинами. Но «наибольшую роль в пополнении цинской
ПАДЕНИЕ АНЬ ДЭХАЯ
На первых порах Цыси, конечно, не всегда удавалось добиваться своего. Это отразилось, например, в судьбе евнуха Ань Дэхая, который помог ей расправиться с триумвиратом:
«После устранения Су Шуня Маленький Ань был нежно обласкан обеими императрицами, стал главноуправляющим дворцом и очень возгордился. Однажды, желая возжечь ароматные курения на горах Очаровательный пик, он велел проложить дорогу от подножия горы до самой вершины, то есть длиною в сорок с лишним ли. Мало того, возле достопримечательностей этой горы (Двора, обращенного к солнцу; Кумирни золотого источника; Вздымающейся стены; Камня для раскалывания дынь; Очаровательной впадины и Горного потока) он приказал соорудить специально для себя шесть чайных.
Об этом узнал князь Гун и в ярости решил наказать Ань Дэхая. Придя как-то раз к императрице, он встретил во дворе Маленького Аня, который еще больше усугубил свое положение самодовольным вопросом:
— Почтенный господин (так придворным полагалось именовать князей), нравится ли вам мое синее перо?
Речь шла о пере на шапке, которое получали за какие-либо заслуги; евнухам полагалось носить не разноцветные, а только синие перья. Князь Гун взглянул на Ань Дэхая и холодно рассмеялся:
— Перо-то красивое, но шею твою оно все равно не прикрывает!
Этим он намекнул, что рано или поздно Маленькому Аню не сносить головы.
В 1869 году три южные шелкоткацкие мануфактуры прислали Цыси свои ткани, но все они ей не понравились. Ань, давно мечтавший съездить на юг, вызвался отобрать для нее шелка на месте. Цыси разрешила. Ань Дэхай пустился в путь с большой торжественноостыо, взяв с собой кроме обычных сопровождающих много певичек. По дороге он предавался роскоши и даже грабил, так что местные жители подняли ропот.
Изо всех чиновничьих управлений сыпались доносы на Аня. Узнав об этом, князь Гун послал губернатору провинции Шаньдун тайное письмо с приказом арестовать Ань Дэхая. Едва Маленький Ань вступил в пределы этой провинции, как его схватили.
— Ты куда направляешься? — спросил его начальник уезда.
— На юг, отбирать шелка для Великой императрицы, — возмущенно ответил Ань.
— Зачем же ты захватил с собой певичек? — продолжал допытываться уездный. И Ань не сумел ответить.
Уездный тотчас сообщил обо всем губернатору, губернатор — князю Гуну, а тот, получив доклад, сразу показал его императрицам и добавил:
— Жалобы на этого бандита идут отовсюду, так что его необходимо строго наказать.
Цыси не могла в открытую защищать Маленького Аня. Она взглянула на Цыань, надеясь, что та как-нибудь уладит дело, но вдовствующая императрица промолчала. Пришлось распорядиться о наказании Аня по закону.
Вернувшись в свой дворец, Цыси почувствовала некоторое раскаяние и часа через два после первого священного указа издала новый: „Привезти Ань Дэхая в Пекин для дальнейшего расследования“. Но князь Гун давно хотел расправиться с Маленьким Анем. Первый священный указ он сразу, чуть ли не ночью, послал в Шаньдун, дав гонцу самого быстрого коня, а второй указ отправил только тогда, когда из Шаньдуна пришло известие, что Ань Дэхай уже казнен. Впоследствии Цыси не раз сожалела об этом печальном для нее происшествии.