Изборский витязь
Шрифт:
Ближе к воротам ему попался князь Ярославко-Пётр. Оба союзника вперили друг в друга гневно-пристальные взгляды.
– Надо уйти из города!
– воскликнул Даниэль, не желая признаваться этому русскому, что его заставляют это сделать.
– На просторе мы сомнём этих русских! Все за мной!
Несколько рыцарей тотчас же устремились к нему. Поняв всё по их невольно радостно вспыхнувшим глазам, Ярославко махнул рукой:
– Я сейчас!
Подозвав к себе нескольких своих ближних дружинников, он поскакал на княжье подворье. Там оставался изборский
Ян тоже искал сыновца и свою родню. В ярости не разбирая дороги, он смел попытавшихся заступить ему дорогу рыцарей и помчался к родному дому. За ним увязалось несколько дружинников - остальные отстали по дороге.
Не подозревая того, Ян и Ярославко прискакали на подворье почти одновременно - псковский изгнанник поспел ненамного раньше. Изборец ворвался на двор и застыл, удивлённо оглядывая развороченные клети, огромное кострище в середине двора, следы разора и погрома вокруг. Оставалось только ломать голову, где его родня.
– Ищите!
– выдохнул Ян своим.
– Может, кто остался!
Дружинники рассыпались по подворью и почти сразу же столкнулись с воинами Ярославка. Те, защищая князя, вступили в бой.
Подоспев на звон мечей, Ян сразу сердцем почуял неладное. Спешенные воины князя-изгоя защищали одну из подклетей. Разметав защитников, он прорвался к двери, спрыгнул с коня и на плечах Ярославка ворвался внутрь.
– Не смей!
– крикнул он.
Услышав знакомый голос, Евстафий словно проснулся:
– Стрый!
Ярославко замахнулся мечом на связанного князя, но тот успел отпрянуть, и в полутьме удар попал в пустоту. Этого мига Яну хватило, чтобы подоспеть. Не тратя на врага оружия, он ударил его кулаком в висок, Ярославко упал, как подкошенный. Перешагнув через него, Ян склонился над сыновцем. Евстафий смотрел на него во все глаза, веря и не веря.
– Успели, - прошептал он.
– Скорее, стрый!..
Торопливо освободив Евстафия, Ян помог ему подняться.
Он не мог не заметить, что волосы сыновца покрыла горькая седина, а в глазах словно навек поселилась боль и скорбь.
– Где они? Отец и...
Евстафий скрипнул зубами, покачнулся, закрывая лицо руками.
– Мертвы... все, - простонал он, - Васёна, мама…
Ян прижал его к себе, обнимая. Евстафий на миг припал к его плечу, всхлипывая, но боль, разъедавшая его душу, была слишком сильна, и он резко отстранился:
– Мне нужна их кровь! Смерть за смерть!
В углу дружинники вязали и обдирали ещё оглушённого ударом Яна Ярославку. Отстранив их, Евстафий принялся с холодной бешеной яростью сдирать с пленного князя бронь. Торопливо, путаясь и ругаясь сквозь зубы, он облачился и широким шагом, шатаясь, вышел на свежий воздух.
Ян сам подал сыновцу коня. Вскочив в седло, Евстафий поднял меч.
– Месть!
– закричал он, срывая голос.
– Смерть тевтонам!
И первым вылетел с подворья.
Легко разметавший железной стеной псковских дружинников и потому благополучно выскользнувший из ворот орденский обоз нагнали в полуверсте
Евстафий и Ян подлетели в это время. Не останавливаясь, оба князя с ходу накинулись на меченосцев, врубаясь в их ряды. Евстафий скакал, как Слепой. Он видел перед собой только белые с красными крестами плащи меченосцев и сразу ринулся убивать. Боль и жажда мести гнали его вперёд, и Ян, тоже горевавший из-за смерти отца и Любавы, тенью следовал за сыновцем, оберегая его.
Порыв изборцев увлёк и псковичей. Они навалились все разом, и отступление рыцарей превратилось в свалку, из которой выбирались лишь те, у кого был порезвее конь.
Евстафий прорывался туда, где маячили украшенные рогами шлемы комтуров и самого магистра - их он запомнил ещё на подворье и считал главными виновниками своей беды. Ведь вот тот, что впереди, отдал тогда приказ!
На пути попался другой рогатый шлем. Не разбирая дороги, Евстафий ударил всадника конём, вздыбил жеребца, наотмашь рубанув мечом.
Оглушённый рыцарь свалился под копыта коня, а Евстафий уже схватился с другим...
Он сражался, рыча и крича что-то, не разбирая, кого рубит его меч, пока сквозь застилавший разум кровавый туман до его сознания не дошло, что убивать больше некого. Обоз со всем добром был отбит, вокруг грудами железа валялись поверженные рыцари, и дружинники уже спешивались, разбирая их и ища живых, чтобы добить. По заснеженным холмам вдали россыпью уходил десяток всадников - всё, что осталось от войска. А в стороне жалкой кучкой теснились пленные. Среди них узнавался тот, в рогатом шлеме, магистр. И утолённая было жажда крови пробудилась вновь.
Заметив, что остановившийся Евстафий ещё мутным после боя взором глядит на них, Ян подъехал к сыновцу, взял его коня под уздцы.
– Погодь малость, - молвил он.
– Не тут... В город их свести нать! Пусть народ решит!
– Ты ничего не знаешь, стрый, - всхлипнул-взвыл сквозь зубы Евстафий.
– Они мою кровь пролили!.. Мне и судить их!
Отстранив Яна, он направил коня на пленных. Но едва тот сделал несколько шагов, как с ближней телеги До слуха Евстафия донеслись чьи-то испуганные робкие всхлипы. Кто-то рядом умирал от страха - сейчас, когда уже можно было не бояться.
Свесившись с седла, Евстафий приподнял мечом белый рыцарский плащ, дёрнул - и застыл, не веря своим глазам. Среди узлов и сундуков на телеге скорчилась светловолосая девушка в бледно-розовой рубахе из дорогой ткани.
Размазывая по лицу слёзы, она попыталась укрыться от обращённых на неё взглядов, но Евстафий рукой в латной рукавице развернул её к себе, вглядываясь в смутно знакомое зарёванное, опухшее от слёз лицо.
– Ты чья?
– спросил он.
– Из... Изборска я, - прошептала девушка прыгающими губами.