Избранницы
Шрифт:
Гелька наклонилась ко мне.
— Если хочешь, я тебе его покажу. У него кудрявые волосы, и он такой красивый. Правда, он немного калека — припадает на одну ногу. Но это ничего. Я буду опекать его.
Шепот Гельки смешивался с топотом многочисленных ног. Было уже совсем темно. Все новые и новые толпы людей входили в костел, медленно шли, плаксиво пели. Длинные тени, трепетные огоньки свечей; кашель, эхом отскакивающий от каменного свода; ниши часовен, прикрытые железными решетками, дышащие морозом, как кропильницы, наполненные черной водой, — все это распространяло
… В монастыре нас ожидало приятное известие:
— Сегодня пришло много клиенток, — докладывала Казя, вся сияя от радостного волнения. — Получены заказы на четыре тюлевых занавески, на переделку двух пуховых одеял и на несколько мелких вещиц.
Я засыпала с мыслью о том, что мир не так уж плох. Вот ведь благодаря бесплатным починкам наша белошвейная мастерская получила заказы; будет теперь чем заплатить за морковь и, возможно, хватит денег даже на покупку картофеля.
Когда сестра Алоиза потребовала от нас письменные работы о двух разбойниках, мы твердо заявили ей, что у нас нет времени на писание божественных сочинений, так как мы должны идти в белошвейную мастерскую и заниматься починкой белья. Сестра Алоиза пришла в неистовство; она с возмущением упрекала матушку-настоятельницу, пыталась вернуть нас к прежнему образу жизни, однако все было напрасно. Матушка рассеянно выслушивала жалобы воспитательницы, произносила несколько нечленораздельных слов и оставляла опечаленную монахиню на милость взбунтовавшихся сирот. А бунтовщицы, вместо того, чтобы с диким визгом носиться по скамьям, отказывались даже от рекреации и, сидя чинно за столами, латали дыры на белье. Усердная сосредоточенность время от времени прерывалась только возгласами:
— Эта рубашка так хорошо пахнет!
— У меня уже весь палец исколот. Дайте кто-нибудь наперсток!
— Латаю уже третьи кальсоны. Кто хочет поменяться со мною?
— Глядите-ка, какой бюстгальтер! Просто игрушка!
Клиентки, приходившие в мастерскую с заказами, старательно допытывались, на самом ли деле мастерская бесплатно производит починку белья. И Казя отвечала с достоинством:
— Да, разумеется, но только нашим постоянным клиенткам, проше пани.
Тем временем новые хлопоты, возникшие в итоге бурной деятельности на белошвейном поприще, овладели нашими помыслами. Мы долго толковали о том, как быть, и вот, наконец, Казя и Йоася решительно остановили матушку-настоятельницу, когда та направлялась в свою келью:
— Проше матушку…
С беспокойством взглянув на девчат, монахиня остановилась. И снова нас поразила появившаяся в ней черта пугливой готовности к уступкам, желание сбежать или по крайней мере не касаться вопросов, поставленных перед нею самой жизнью.
— Проше матушку, — храбро повторила Казя. — Нам нужен для мастерской манекен. Сегодня были две клиентки, хотели даже заплатить
Матушка сделала неопределенный жест рукой и продолжала стоять молча, как бы удивляясь, зачем мы ее задерживаем, и не понимая, чего, собственно говоря, от нее хотим.
— И где же вы поставите этот манекен? — неуверенно спросила она наконец.
— Мы уже думали над этим, — горячо вмешалась в разговор Йоася. — На месте фигуры святого Иосифа. Святой Иосиф может стоять и в часовне.
Матушка пыталась возражать прежним повелительным тоном, но Казя категорически оборвала ее на полуслове:
— Даже стыдно, что святая фигура до сих пор стояла в мастерской, где клиентки раздеваются и меряют блузки. А манекен у нас должен быть!
— Вещь это дорогая… — начала было матушка, — и по-моему…
— Мы сделаем такую кружку — «Пожертвования на манекен» — и повесим ее возле дверей в мастерскую. Это наверняка понравится клиенткам.
— И купим манекен на деньги, которые будут собраны пожертвованиями, а дамам из общества святого Викентия скажем, что нам прислал его ксендз-опекун в память о посещении нашего монастыря — как дар для сирот из белошвейной мастерской. — И Казя, переведя дух, бросила в сторону потерявшей почему-то голос и двинувшейся к выходу настоятельницы: — Пусть матушка не принимает это близко к сердцу. Мы все сами уладим!
— Вы только скажите мне, а как, собственно, выглядит этот манекен? Кто-либо из вас видел его когда-нибудь? — Огорченная Казя внимательно оглядела наши лица, на которых замерло недоумение.
Оказалось, что ни одна из девчат манекена не видела.
— Велика беда! — презрительно отозвалась я. — Пойдем в магазин, спросим, сколько стоит, и посмотрим…
— Если бы я знала, как выглядит этот манекен, можно было бы сделать его и самим, — медленно произнесла Казя, о чем-то глубоко задумавшись.
Ее проект сразу же понравился нам всем. Самим сделать манекен — в этом было нечто привлекательное. Да и в конце концов, разве мы не делали в нашем приюте все без исключения своими руками? Сами чинили туфли, сами шили одежду, а когда появлялась необходимость, то сами орудовали и топором и молотком.
— Нужно только хорошо знать, как выглядит этот манекен, — в глубокой задумчивости шептала Казя.
На следующий день Йоася, вернувшись из пекарни, приветствовала нас громким возгласом:
— А я видела манекен! Знаю, какой он из себя!
— Где видела?
— У моей подружки отец занимается ремонтом одежды. Шить он не умеет, а штопка у него хорошо получается. Перед тем как отправиться в пекарню, я забежала к ней домой и видела. Этот манекен, правда, немного попорчен, однако подружка уверяла, что когда он был целый, то выглядел очень красиво.
— А что нам толку от этого испорченного манекена? Мы хотим знать, как выглядит целый.
— Это что-то вроде скульптурного бюста, — объясняла Йоася. — Но ни груди, ни головы нет. Есть только немного шеи, перед и зад. Ну, и рук тоже нет. Зато есть бока…