Избранное в 2 томах. Том 2
Шрифт:
Так, с опустошенной душой, Ольга пролежала час или два. Под окном раздался вдруг громкий топот ног и прозвучала команда. Это привлекло внимание Ольги, и она поднялась. Она плохо слышала, что кричат на улице, но все же поняла, что это подается команда расквартировываться. Немцы собирались занять дом.
Ольга бросилась к свече — это было ее первое сознательное движение — и торопливо погасила ее. Она дрожала и никак не могла унять эту омерзительную дрожь, — дрожали ноги, руки, все тело. Она слышала, как затопотали сапоги в вестибюле, как зашаркали они, поднимаясь по лестнице наверх, как скрипнул паркет на
К Ольге уже вернулась способность мыслить: сейчас они явятся сюда!
Она торопливо чиркнула спичкой и снова зажгла свечу: упаси бог, чтобы они вошли в темноте. Ольга должна смотреть в глаза опасности! Она запахнула халатик и стала посредине комнаты как раз в ту минуту, когда раздался тяжелый удар в дверь. Но дверь была не заперта, она стремительно распахнулась — и человек, который с чрезмерной силой толкнул ее, покачнулся и едва не упал к ногам Ольги. Манерка, патронташ и вся прочая амуниция зазвенели на нем.
Гитлеровец отшатнулся — его ошеломил внезапный свет, поразило неожиданное появление в покинутом доме женщины в халатике. Он мгновенно направил на Ольгу свой автомат и заорал:
— Хенде хох! Хенде хох!
Но Ольга не могла поднять руки вверх, так как халатик был без застежек, а поясок она забыла в ванной комнате. И гитлеровец сгоряча мог за это убить ее.
— Хенде хох, фрау, хенде хох!
Ольга хорошо понимала немецкий язык, она свободно изъяснялась по-немецки, но почему-то, не из хитрости, а скорее, пожалуй, из гордости, решила притвориться, будто не понимает немецкого языка. И она стояла, запахнув полы халатика и прижимая их руками к груди.
Тогда солдат, не снимая правой руки со спуска автомата, левую поднял вверх и продемонстрировал Ольге, чего он от нее требует.
Ольга отрицательно покачала головой и показала на свой халат.
Солдат понял и весело засмеялся. Это был догадливый и смешливый немец. Он махнул левой рукой, видимо разрешая Ольге не выполнять приказ, но быстрым взглядом окинул мебель, постель, стол, проверяя, видимо, не таится ли где-нибудь опасность. Опасности он не обнаружил и опустил автомат.
— Оружия нет? — спросил он.
Ольга поняла, но притворилась, что не понимает, и улыбнулась. Ей было противно, что она улыбается, но она не могла не улыбаться, — это была нервная, непроизвольная улыбка. Солдат неодобрительно покачал головой, затем вытянул руку и согнул палец, как будто нажимая на гашетку пистолета. Он вопросительно посмотрел на Ольгу, отрицательно покачав при этом головой. Он допытывался, нет ли оружия.
Ольга тоже отрицательно покачала головой.
Солдат подошел к шкафу, растворил его и свободной рукой обшарил платья на вешалках, а концом автомата потыкал в белье. Затем он подошел к комоду, к буфету, выдвинул ящики, растворил дверцы — заглянул во все уголки. Оружия нигде не было. Не было его и под кроватью и за диваном. Тогда солдат остановился перед Ольгой и, уже совершенно успокоенный, показал ей один палец.
Ольга не поняла.
Солдат тыкнул на нее пальцем, показал один палец и вопросительно посмотрел на Ольгу. Он спрашивал, одна ли она.
Ольга кивнула утвердительно.
Солдат ткнул пальцем себя в грудь, опять показал один палец и кивнул на
Ольга пожала плечами.
В комнате было тихо, только потрескивала свеча, они стояли друг против друга и разговаривали жестами, точно глухонемые. Это было глупо и смешно. И Ольга улыбнулась.
Немец понял ее и громко рассмеялся.
— Я останусь здесь ночевать, — сказал он.
Затем он скинул ранец и швырнул его на постель Ольги.
— Здесь, — сказал он.
Ольга поморщилась. Немец понял, снял свой ранец и бросил его на пол. Затем он взял одеяло за угол и откинул его. Ольга отрицательно покачала головой.
С минуту немец пристально смотрел на Ольгу, затем взял с постели подушку и одеяло и перенес на диван. Взгляд его упал на дверцу за кроватью, и он вопросительно посмотрел на Ольгу. Но он не понял ответного взгляда Ольги и толкнул носком дверь. Наставив автомат, он осторожно заглянул за дверь — в ванную. Затем он переступил порог, и Ольга услыхала, как он отвернул кран. Из крана потекла вода. Обрадованный немец свистнул. Он не ждал, что потечет вода. Ольга слышала, как он поставил автомат. «Теперь он безоружен», — мелькнуло у нее в голове, но она не сделала отсюда никакого вывода. Ольга услышала, что немец снимает амуницию. Потом он зафыркал под струей воды.
Ольга по-прежнему стояла посреди комнаты. По дороге сюда она весь день пыталась представить себе, как увидит первого гитлеровца, как он войдет к ней в комнату, — и не могла себе этого представить. Она только думала, что это будет страшно и неизвестно, чем кончится. Но вот он вошел, — правда, неизвестно было, чем это кончится, — но страха Ольга не ощутила. Она только слышала, как немец фыркает под струей воды, как берет из мыльницы ее мыло, как бросает ее щеточку для ногтей. Потом он возьмет ее полотенце и утрется…
Дрожь отвращения пробежала по телу Ольги. Завтра же она бросит это полотенце в грязное белье. А может, и вовсе выкинет его на помойку, — она не сможет больше утираться этим полотенцем…
Солдат весело и громко фыркал в ванной, а Ольга все стояла неподвижно посреди комнаты, и сознание мало-помалу возвращалось к ней. Фашисты на каждой улице, в каждом доме. В тысячах домов они сейчас умываются, хватают мыло, щеточки для ногтей, утираются полотенцами. Они будут жить в этих домах, спать в постелях, есть из посуды, хозяйничать в квартирах, приказывать хозяевам вымести после них сор и постирать им белье. Они будут требовать, чтобы выметено было чисто и белье было хорошо постирано. Они будут чувствовать себя хозяевами…
Сердце у Ольги тоскливо заныло.
Гитлеровец кончил умываться и вернулся в комнату. Он весело улыбался. Мокрый по пояс, он с наслаждением растирался своим собственным полотенцем.
Гитлеровцу было под тридцать. Голубоглазый, с белобрысым чубом, даже теперь — без каски и мундира — он все же был сущим немцем, только немцем, именно таким, каким должен быть немец, хотя Ольга немца отродясь так близко не видывала. Он слонялся по комнате, — пламя свечи колебалось, тень немца тоже колебалась то на той, то на другой стене, скользила то по полу, то вдруг по потолку, — и вдвоем с тенью они заполняли всю комнату. Ольга по-прежнему стояла посреди комнаты.