Избранное: Величие и нищета метафизики

Маритен Жак

Кто может оценить значение общности надежды между евреями и христианами, столь радикально разделенными, противостоящими друг другу в глубине этой общности, надежду одних и надежду других?

«Приди, — взывает Израиль, — приди, Спаситель Израиля и Спаситель мира, Ты, Который придешь во славе, но Который прежде не приходил в унижении!»

Но мы, христиане, иные: мы знаем, что Он уже пришел в уничижении, Мы знаем Его имя и мы также взываем: «Приди, приди в славе, Спаситель Израиля и Спаситель мира!»

VENI, DOMINE JESU [16*] .

Искусство и схоластика

I Схоласты и теория искусства

Dilectae Gertrudi-Raissae meae

Dimidium animae dimidium operis effecit [1*] .

Схоласты

не создали никакого особого труда, озаглавленного «Философия искусства». Это объясняется, скорее всего, строгостью педагогической дисциплины, которой следовали средневековые философы, глубоко и тщательно разрабатывавшие узкопрофессиональные проблемы и не заботившиеся об остающихся между этими колодцами-шахтами неисследованных областях. Однако же у них можно найти достаточно основательную теорию искусства, но искать ее фрагменты приходится среди строгих рассуждений по вопросам логики («Является ли логика свободным искусством?») или моральной теологии («Чем благоразумие, добродетель одновременно нравственная и интеллектуальная, отличается от чисто интеллектуального искусства?»).

[16*]

Прииди, Господи Иисусе (лат.).

В подобных случаях искусство выступает как некое целое, включающее в себя все, от искусства корабела до искусства грамматика или логика; при этом никак не выделяются «изящные искусства», рассмотрение которых «формально» не входит в затронутую проблему. Начинать надо с метафизики древних, где изложены их взгляды на прекрасное, затем двигаться по направлению к искусству и наблюдать, что получается из слияния этих двух терминов. Такой путь, хотя и громоздкий, по крайней мере полезен тем, что предохраняет от «эстетизма» — заблуждения, распространенного среди современных философов, которые рассматривают изящные искусства в отрыве от искусства в целом, а прекрасное — лишь как предмет искусства, искажая таким образом оба понятия: и прекрасного, и искусства.

Собрав и переработав высказанные схоластами взгляды, можно составить на их основе достаточно полную и обширную теорию искусства. Мы хотели бы указать здесь лишь на некоторые стороны этой теории. Приносим извинения за вынужденно догматический характер данной работы и надеемся, что эти замечания вокруг и по поводу схоластических максим, при всей своей фрагментарности, продемонстрируют, сколь полезно обращаться к опыту древних мыслителей, и привлекут внимание читателей к диалогу между философами и художниками, особенно интересному сейчас, когда остро ощущается необходимость выйти из унаследованного от XIX века духовного кризиса и найти внутренние ресурсы для добротного труда.

II Сфера практическая и сфера умозрительная

Существуют функции разума, направленные исключительно на познание. Они относятся к умозрительной сфере.

Таково начальное постижение основ, которое, как только мы усвоим из чувственного опыта идеи бытия, причины, цели и т. д., позволяет нам непосредственно, в силу природной прозорливости, узреть самоочевидные истины, на которых базируется все наше познание; такова наука, которая дает познание с помощью доказательств и устанавливает причинную связь; такова мудрость [499] , рассматривающая первопричины и охватывающая все вещи единым умственным взором.

[499]

Мы говорим здесь о мудрости в смысле познания, метафизике и теологии. Схоласты различают мудрость более высокую, в смысле сродства или соприродности божественному. Такая мудрость является одним из даров Святого Духа, она не ограничивается процессом познания, а познает с любовью и ради любви. «Contemplatio Philosophorum est propter perfectionem contemplantis, et ideo sistit in intellectu, et ita finis eorum in hoc est cognitio intellectus. Sed contemplatio Sanctorum, quae est catholicorum, est propter amorem ipsius, scilicet contemplati Dei: idcirco, non sistit in fine ultimo in intellectu per cognitionem, sed transit ad affectum per amorem»[2*] (Alb. Magnus (Jean de Castel). De adhaerendo Deo, cap. IX).

Эти функции совершенствуют разум в его основном предназначении, в том, что является его сущностью, ибо разум как таковой стремится лишь к познанию. Разум действует, и, в конечном счете, сама жизнь его есть деятельность, но это деятельность имманентная,

замкнутая в самом разуме, направленная на самосовершенствование, — деятельность, посредством которой он с ненасытной жадностью хватается за бытие, привлекает его к себе, поглощает, впивает его, чтобы «некоторым образом претворить все вещи в себя». Таким образом, умозрительная сфера — его стихия. Разум мало заботят благо или страдание субъекта, его нужды и нормы. Он наслаждается бытием, видит только его.

Практическая сфера противоположна созерцательной, потому что человек тут преследует не познавательные, а иные цели. Если он и познает, то не ради того, чтобы покоиться в истине, наслаждаться ею (frui), a чтобы пользоваться (uti) знаниями для создания какого-либо продукта или совершения какого-либо действия [500] .

Искусство принадлежит к практической сфере. Оно направлено на действие, а не на собственно познание.

Есть, правда, созерцательные искусства, которые смыкаются с науками, например, логика; эти научные искусства развивают спекулятивный ум, а не практический рассудок, но и они содержат в своем подходе (mode) что-то практическое; к искусствам же относятся потому, что создают некое произведение, правда, в этом случае внутри самого ума, обращенное на познание и имеющее целью упорядочить наши представления, выстроить некое положение или рассуждение [501] . Так или иначе, искусство, где бы оно ни встречалось, всякий раз связано с выполнением действия или ряда действий, с созданием произведения.

[500]

«Finis practicae est opus, quia etsi "practici", hoc est operativi, intendant cognoscere veritatem, quomodo se habeat in aliquibus rebus, non tamen quaerunt earn tanquam ultimum finem. Non enim considérant causam veritatis secundum se et propter se, sed ordinando ad fmem operationis, sive applicando ad aliquod determinatum particulare, et ad aliquod determinatum tempus»[3*] (св. Фома. In lib. II Metaph., lect. 2; Аристотель. Met., 1. И, с 1, 993 b 21).

[501]

Ср.: Хуан de Санто-Томас. Cursus philos., t. I. Log. II^a P., q. 1; Cursus theol. (Vives, t. VI), q. 62, disp. 16, a. 4.

III Творчество и деятельность

Разум замкнут на себя, однако в зависимости от того, познает ли он ради познания или ради действия, он функционирует по-разному.

Созерцательный разум получит полное и безмерное удовлетворение лишь в интуитивном постижении божественной сущности, именно он приводит человека к высшему блаженству — gaudium de Veritate [4*] . В нашем мире он лишь крайне редко может свободно проявляться — разве что у мудреца, теолога, метафизика или у занимающегося чистой наукой ученого. В подавляющем же большинстве случаев разум работает в практической сфере и служит прикладным целям.

Однако сама практическая сфера делится на две самостоятельных области, которые древние называли областью деятельности (agibile, πρακτόν) и областью творчества (factibile, ποιητόν).

Деятельность в узком смысле, как понимали ее схоласты, состоит в свободном применении наших способностей, или в осуществлении свободного выбора, не в отношении самих вещей или создаваемых произведений, а лишь относительно применения нашей свободы.

Это применение зависит от наших чисто человеческих устремлений, или от нашей воли, которая сама по себе ревностно стремится не к истине, а исключительно к благу человека, ибо только оно утоляет наше желание и любовь, только оно питает бытие субъекта или предстает его самосущностью. Если это применение сообразуется с нормами человеческого поведения и с подлинным смыслом всей человеческой жизни, то оно хорошо, а значит, безоговорочно хорош действующий таким образом человек.

Итак, деятельность подчинена главной цели человеческой жизни и направлена на совершенствование человеческой сущности. Область деятельности — это область морали, или собственно человеческого блага. Благоразумие (Prudence), добродетель практического разума, управляющая деятельностью, вмещается в человеческий диапазон. Благородная царица нравственных добродетелей, она призвана руководить нами, поскольку ее дело — соразмерять наши поступки с конечной целью, которая есть возлюбленный превыше всего Бог, но все же она отмечена низменной природой, так как предмет ее — переплетение нужд, обстоятельств и сделок, составляющих человеческую юдоль, и она подходит ко всему с человеческими понятиями.