Избранное. Из гулаговского архива
Шрифт:
С лежащим хозяином дома он поздоровался очень по-дружески. На меня взглянул без особенной заинтересованности, но с профессиональной внимательностью. Основин отрекомендовал меня, гость любезно пожал мою руку и назвал свою — довольно видную — фамилию.
Между хозяином и вновь пришедшим начался разговор: здоровье, какие-то общие дела, какие-то с кем-то о чем-то совещания. Я молчала, как всегда в присутствии незнакомых лиц… да еще и лицо такое было, с которым любой разговор мог повернуться в самую опасную сторону.
Минут через десять хозяин кивнул на меня
— Вот то, что тебе нужно… К личному секретарю… Помнишь?
Лицо гостя сделалось еще более четким. Он устремил на меня неприятно изучающий взгляд. Должна признаться: выражение «то, что тебе нужно» очень покоробило меня. Я оскорбленно насторожилась и залюбопытствовала.
— Дважды отбарабанила, — улыбался хозяин. Его широко открытые неживые глаза блестели неживым блеском. — Теперь просит реабилитации, да не дают, предлагают удовлетвориться амнистией… Ну, настроение, сам понимаешь… жить негде, работы нет. А, по правде говоря, человек хоть и очень запутавшийся, но в основе наш.
Именитый гость выслушал все это очень внимательно, оглядел меня с головы до ног, затем бесстрастно и сухо выговорил:
— Обстановка усложнилась у нас за последнее время в связи с всякими событиями и переломами… Почва для интеллигентского пессимизма очень благодарная. Педагог? Журналистка?
— Писательница, — ответила я, словно на допросе.
— Ну, вот. Ваш брат снова в трех соснах заблудился.
Вмешался хозяин:
— С ней можно прямо говорить, хоть она и поругивает нас. Да и честный человек — не выдаст.
Гость холодно улыбнулся и снова оглядел меня, будто соображая, за сколько можно купить и что можно получить.
— Не выдаст?.. Ну, этого мы не боимся. Еще бы выдала… Да и кому? Кроме того, каждый знает, чем рискует, выдавая нас.
— Кого «нас»? — подумала я, — вероятно, «тайную канцелярию». Явно этот человек занимал пост, далекий от охранки. Значит, тайный, особо ответственный руководитель?
С напряженным интересом и тайным отвращением я ожидала дальнейшего.
— Что у вас там «настроения» всякие, это даже хорошо для нас, натуральнее получится. Там вы настроения свои не скрывайте, наоборот: благодаря этим настроениям, вы скорее войдете в доверие.
Почему этот важный чин, скрытый охранник, видавший все, очень опытный, знающий людей, так откровенно разглагольствует? Благодаря ли рекомендации Основина, или же до того чувствуют себя неуязвимыми эти люди, до того всех презирают, что даже присмотреться к человеку и выждать не дают себе труда?
Внезапно, применяя излюбленный метод ошарашиванья, гость спросил:
— Если бы вы узнали о заговоре, угрожающем целости нашего государства, нашей родины, несмотря на все ваши настроения, смогли бы вы принять меры, к каким в данном случае должен прибегнуть любой честный советский гражданин?
— А разве в наше время возможны заговоры? — самым наивным тоном спросила я.
— Заговоры возможны в любое время. Другой вопрос: целесообразны ли они. Но известный вред они, во всяком случае, принести могут… Но вы не ответили на мой вопрос.
«Эге! —
— О, конечно! Как всякий честный советский человек я пошла бы и донесла.
Что же это все-таки? Провокация или спокойная уверенность, что все кругом дураки и мерзавцы?
— Прекрасно! Вот это настоящий ответ, — с восхищением пролепетал обмороженными губами жалкий калека, а важный гость милостиво улыбнулся.
— Нам сейчас нужны такие люди, как вы… с настроениями, — снова усмехнулся он. — Вы можете быть с теми почти на сто процентов искренны и в то же время… — он на секунду остановился.
А я про себя договорила:
— И в то же время с такой же почти искренностью предавала бы их… Посмотрим, что будет дальше.
— А настроения… Будьте покойны: ваша жизнь будет хорошо обеспечена. Я даже устрою вам напечатание небольшой крамолы… Это и для нас будет полезно. Вас слегка погрызет критика, вас проработают «братья-писатели», и репутация оппозиционного элемента отведет от вас все подозрения враждебной стороны.
— А не кажется вам, что все это сильно смахивает на методы зубатовщины, на азефщину? — не выдержала я.
Гость и глазом не моргнул, а хозяин возмутился:
— Что за сравнение! Какой вздор! Ты же для Советского Союза будешь работать, а не, для Николая II.
— Только и разницы! — подумала я.
Гость немедленно поправил глупость хозяина:
— Ты не о том толкуешь. Товарищ определяет самый метод, а уж в чьих интересах он применяется, это дело другое. Что же, — обратился он ко мне, — возможно, что вы и правы. Но разве не сохранились у нас сотни старых методов и даже старых учреждений. Ружья при капитализме и при коммунизме стреляют одинаковым способом. Полицейская охрана государственной безопасности необходима и в капиталистическом, и в рабочем государстве… Тюрьмы существуют, ну и существуют определенные, выработанные в тьме времен методы политической разведки и секретной службы.
Хозяин перебил:
— Я потому и сказал: все дело в том, в чьих интересах употребляются эти методы.
Гость официальным тоном:
— Итак, мы вас направим к личному домашнему секретарю одного маршала… Не к заместителям, а прямо к домашнему личному секретарю. Широким массам этот секретарь неизвестен, но это очень крупный человек, один из главнейших рычагов готовящегося заговора, правая рука маршала, главный организатор всей закулисной стряпни. Понимаете?
— Понимаю, — пробормотала я.
— Пошлем мы вас туда через Зетова. (Я несколько удивилась, услышав фамилию крупного культурного деятеля, с фрондерским душком, известного за границей.) Это наш человек. Он работает с нами, в наших интересах. Сейчас я позвоню ему.
Гость вышел в соседнюю комнату и минуты через три вернулся.
— Идите сейчас же к Зетову. Он вас ожидает.
— Но мои функции?
— Наблюдать за всем и всеми: мелкое, крупное — сообщайте все. Передавайте через Зетова. Желательны ваши личные комментарии и выводы. Всего лучшего.