Я, изгнанница из пустыни,Допиваю последний портвейн.Властвуют в мире отнынеЛенин и Эйнштейн. Последние пьяные стихи я Разливаю в рюмочки всем. Ты смирилась, моя стихия, И скоро поумнеешь совсем.Теперь и в любви нерасчетливойХозяйственный важен расчет,И я отмечаю заботливоКурс сердечных банкнот. Вчера такой-то убыток Потерпела от ревности я, Дипломатической лаской покрыта Сегодня потеря моя.Да здравствует экономикаНа заводах наших сердец,Да царит в песенных томикахИнженер, страсти спец.
1923
«Упокой
нашего бога…»
Упокой нашего бога,Каменная земля,Горевала о нем немногоДвуногая умная тварь. Молились мы по уставу И так же слагали персты. Усопшему богу слава, Готовьте новым кресты,Героям — вечная память.Если скончался бог,Кто бы теперь над намиВозвыситься дерзко смог? Равно и ровно отныне, Любезное стадо, пасись. К чему счастливой скотине Какая-то глубь и высь?
1927–1928
«Смотрим взглядом недвижным и мертвым…»
Смотрим взглядом недвижным и мертвым,Словно сил неизвестных рабы,Мы, изгнавшие бога и чертаИз чудовищной нашей судьбы.И желанья, и чувства на светеБыли прочны, как дедовский дом,Оттого, словно малые дети,Наши предки играли с огнем.День весенний был мягок и розов,Весь — надежда, и весь — любовь.А от наших лихих морозовИ уста леденеют, и кровь.Красоту, закаты и право —Все в одном схороним гробу.Только хлеба кусок кровавыйРазрешит мировую судьбу.Нет ни бога, ни черта отнынеУ нагих обреченных племен,И смеемся в мертвой пустынеМертвым смехом библейских времен.
1928
«Лирические волны, слишком поздно!..»
Лирические волны, слишком поздно!Прощаться надо с песенной судьбой.Я слышу рокот сладостный и грозный,Но запоздал тревожный ваш прибой.На скудные и жалкие вопросыОтветы все мучительней, все злей.Ты, жизнь моя, испорченный набросокВеликого творения, истлей!
9 мая 1931
Последний козырь
Я знавала сухие слезы:Влаги нет, а глаза в огне.Я бросаю последний козырь —Иль подняться, иль сгинуть мне.Слишком много сыграно партий —Вечный проигрыш, вечный позор.Я склоняюсь к последней карте,Как преступник под острый топор.Отойдите, друзья. С неизвестнымЯ останусь с глазу на глаз.Нужно силы последние взвеситьВ этот мне предназначенный час.Нужно выпить черную чашу.Пусть я буду, как прежде, одна.Запоздалая помощь вашаБесполезна и не нужна.Вы — счастливцы, избравшие прозу.Страшен песен слепой произвол.Я бросаю последний козырьНа проклятый зеленый стол.
9 мая 1931
Рифмы
«Печален», «идеален», «спален» —Мусолил всяк до тошноты.Теперь мы звучной рифмой «Сталин»Зажмем критические рты.А «слезы», «грезы», «розы», «грозы»Редактор мрачно изгонял.Теперь за «слезы» и «колхозы»Заплатит нам любой журнал.А величавый мощный «трактор»Созвучьями изъездим в лоск.«Контракта», «пакта», «акта», «факта».Буквально лопается мозг.«Дурак-то»… Ну, положим, плохо,Но можно на худой конец.А «плохо» подойдет к «эпоха»,К «концу», конечно, слово «спец».С уныньем тихим рифмовалиМы с жалким «дымом» жаркий «Крым».Найдется лучшая едва ли,Чем
рифма новая «Нарым».С воздушной пленницею «клетку»Давно швырнули мы за дверь.Но эту «клетку» «пятилетка»Вновь возвратила нам теперь.Что было признано опальнымВновь над стихом имеет власть.Конечно, новая банальностьНа месте старой завелась.«Класс» — «нас», «Советы» — «без просвета» —Сама собой чертит рука.И трудно, например, поэтамИзбегнуть: «кулака» — «ЦК».
10 мая 1931
Командор
Прорези морщин на бледном лбу,Тусклый взор.Командор вошел в мою судьбу,Командор.Словно смертный грех, неотвратимЕго шаг.Вырастает ледяной вслед за нимМрак.Он стоит, стоит под моим окномИ ждет.Нет, не будет сном, только сномЕго приход.Вот я слышу на ступенях тяжкой гирейШаг ног.Ведь его когда-то в Страшном МиреЗнал Блок.Это значит, мне теперь не нуженРитм строк.Это значит, мой последний ужинНедалек.
11 мая 1931
«Где верность какой-то отчизне…»
Где верность какой-то отчизнеИ прочность родимых жилищ?Вот каждый стоит перед жизньюМогуч, беспощаден и нищ.Вспомянем с недоброй улыбкойБлужданья наивных отцов.Была роковою ошибкойИгра дорогих мертвецов.С покорностью рабскою дружноМы вносим кровавый пайЗатем, чтоб построить ненужныйЖелезобетонный рай.Живет за окованной дверьюВо тьме наших странных сердецСлужитель безбожных мистерий,Великий страдалец и лжец.
11 мая 1931
«Спокойной хочу остаться…»
Спокойной хочу остаться,На все без пристрастья смотреть.Ужели я буду метаться,Как все, бестолково и впредь?Пытаемся стройкой увлечься,Гореть и знамена вздымать,Хоть каждый мечтает улечьсяВздремнуть на свою кровать.Ничего не поделать. Устали.Человек и есть человек.Довольно мы кровью питалиБольной исторический век.Он наши надежды предал,Он нашу любовь осмеял,Он нам обещал победыИ деспотов новых дал.Мы были наивны. МечталиВвести человечество в рай.Благие найти скрижали,Взобравшись на новый Синай.Но все оказалось обманом,Как было и будет вовек.И станет развратным и пьяным,Цинически злым человек.А потом к морали вернется,Ограничен будет и строг.Увы, совершить не придетсяНам в царство свободы прыжок.
11 мая 1931
«Отношусь к литературе сухо…»
Отношусь к литературе сухо,С ВАППом правоверным не дружуИ поддержку горестному духуВ Анатоле Франсе нахожу.Боги жаждут… Будем терпеливоЖдать, пока насытятся они.Беспощадно топчут ветвь оливыКрасные до крови наши дни.Все пройдет. Разбитое корытоПред собой увидим мы опять.Может быть, случайно будем сыты,Может быть, придется голодать.Угостили нас пустым орешком.Погибали мы за явный вздор.Так оценим мудрую усмешкуИ ничем не замутненный взор.Не хочу глотать я без разбораЦензором одобренную снедь.Лишь великий Франс — моя опора.Он поможет выждать и стерпеть.