Избранное. Том 2
Шрифт:
В то время в крае славились три новых громадных здания, построенных на деньги известного богача Юлдашева. Первым было здание медресе в Яркенде. Вторым — банк в Кульдже. Третье выросло тоже в Кульдже, на севере города. Это было самое крупное, самое грандиозное в городе сооружение. Теперь здесь расположился штаб дивизии гоминьдановских войск. Но тут же размещались и другие руководящие учреждения режима. Здесь находилась и резиденция особого представителя генерал-губернатора Синьцзяна.
В сентябре 1944 года от генерал-губернаторского поста был освобожден Шэн
На его место пришел У Чжунсинь. Этот старый гоминьдановский лис с целью смыть кровавые следы правления Шэна повел политику ублаготворения и наобещал народу много хорошего в неопределенном будущем. Однако все-таки он вынужден был освободить томившихся в тюремных застенках края политических заключенных. Многие из освобожденных сразу же направились в отряды Патиха и Гани, а другие добрались до Кульджи и влились в подпольную организацию. У Чжунсинь привез с собой из Внутреннего Китая давнего своего ставленника дивизионного генерала Дау, которого назначил своим чрезвычайным и полномочным представителем в Кульдже. С его приходом Любинди потерял былую власть, но поскольку он все же прекрасно знал здешние места и нравы жителей, то новый хозяин Кульджи с ним считался и в каждом важном деле запрашивал его мнение.
Вот и сегодня, собрав ночью приближенных на чрезвычайное совещание, Дау не начинал его из-за отсутствия Любинди. Он сделал жесткое внушение начальнику штаба за то, что тот не доставил Любинди вовремя. Но, наконец, толстяк появился, запыхавшийся и красный, хотя было совсем не жарко. Он прошел в глубь комнаты, вытер платком обильный пот и обратился к Дау:
— Я не очень задержал вас?
— Ничего страшного.
— Судя по времени нашего свидания, новости, наверно, малоприятные? — с иронией спросил Любинди.
— Как это и раньше бывало, господин Любинди. Наши войска из-за того, что они плохо знают местность и не привыкли к боевым действиям в горах, вынуждены отступать. От лиц, указанных вами, от этих чаньту Мухтара-хаджи и Нодара, мы не получили никакой помощи в наших затруднениях, — Дау воткнул сверлящий взгляд в глаза Любинди.
— Да, да, я слышал об этом, это прискорбно… Но что могут сделать эти два бедных безоружных человека, когда наши отлично вооруженные воины бегут при виде отрядов этих воров с гор. Этих двух господ еще следует поблагодарить за то, что они не переметнулись к мятежникам.
Слова Любинди были как нож в сердце для нового начальника вилайета. Оба сановника, хотя и понимали истинную причину поражения, но страшно боялись высказать ее вслух и старались поэтому переложить вину один на другого, чтобы снять с себя ответственность. Им, конечно, не следовало бы обмениваться шпильками с самого начала военного совещания. Один из них был отстранен от власти и, в общем-то, мог быть сейчас не более, чем советником, второй же только-только приступал к своим обязанностям. Но хотя они и понимали, что ссориться им бессмысленно и вредно, тщеславие затмевало рассудок, возбуждая взаимную неприязнь и даже ненависть.
После освобождения Нилки власти Илийского вилайета предпринимали все возможное, чтобы не допустить продвижения партизан дальше в глубь территории и продолжали строить планы уничтожения
В этой битве Гани-батур потерял своего близкого старого друга Акбара. Он легко мог погибнуть и сам, потому что весь бой находился на самых решающих участках, совсем не заботясь о своей безопасности. Но об этом батур не думал ни во время боя, ни после, когда на него всей тяжестью обрушилась боль потери верного товарища.
После этого поражения гоминьдановцы перестали мечтать, что партизаны будут разбиты при первом же появлении регулярных войск. Они убедились, что «шесть воров» — это совсем не разбойничья шайка, готовая разбежаться при звуке первого выстрела, а достаточно хорошо организованный и обученный вооруженный отряд, которым руководят талантливые командиры. Мышь превратилась в льва, как говорит китайская поговорка. Теперь в Кульдже оценили партизан и поняли, что ликвидировать вооруженные силы повстанцев, — задача не из простых.
— Мы слушаем вас, Сао-цаньмоучжан, — обратился Дау к начальнику штаба. Тот подошел к большой карте, висевшей на стене, и взял в руки указку.
— Мятежники-зиваза (на последнем слове он сделал ударение) в настоящее время имеют своей основной базой городок Нилка. Сейчас они держат под своим контролем районы Нилки, Кунеса и Токкузтара. Продукция государственных ферм и предприятий этих мест поступает прямо в Нилку в руки руководителей мятежа. Бунтовщики усиленно агитируют население против законной власти…
— Какова ныне численность их войск? — прервал его Любинди.
— Около двух тысяч человек. Но у них лишь немногим более тысячи винтовок. Правда, и безоружные участвуют в боях — берут на крик, неожиданно выскакивают на своих конях из засады, пугая наши войска…
— Подождите, цаньмоучжан. Объясните мне, почему бунтовщики, захватив Султан-увайс, тут же оставили его и вернулись в Нилку?
— На мой взгляд, они боятся слишком далеко отрываться от своей базы.
— Нет! Это не так! — резко отверг Любинди предположение Сао. — Бунтовщики рассчитывают на то, что мы снова предпримем наступление. Они намереваются заманить нас в горы, там уничтожить и таким образом пополнить свои запасы оружия.
— Конечно, у них есть такие планы. Но, согласно полученным данным, имеют они и другие намерения и сейчас усиленно готовятся к выступлению на Кульджу, — сказал Дау. Глядя на карту, он добавил: — Мы сделаем передней линией фронта Мазар, Тар и Сиптай, создадим оборону вокруг этих селений, встретим там врага и перекроем ему дорогу на Кульджу.
— Мы начали с заявления, что, дескать, «уничтожим врага, не выпустив его из его норы», а теперь уже планируем, как не пропустить его в Кульджу, — холодно усмехнулся Любинди. — Если мы будем продолжать сражаться с противником так, как это было в Нилке, Улустае, Карасу, Басилгане, то, господа, может, правильнее нас освободить от должностей, которые мы занимаем? — Он с силой ударил по ручке своего кресла.