Избранное. Том 2
Шрифт:
Выше нет предопределения
— Мир
к спасению
привести!
Отец еще долго читал стихи Блока, Цветаевой, Тарковского, Ахмадулиной. А я смотрел на него и думал о том, как я люблю своего отца! Видно, каждому мальчишке, каждому парню необходим отец... быть может, больше, чем мать. Хотел бы я стать таким, как он: добрым, умным, терпеливым и мужественным. У него не было ноги, но разве вызывал он жалость? И в голову бы не пришло никому жалеть его. Он был сильным человеком, мой отец, и я
Внезапно он бросил читать стихи и попросил Женю спеть что-нибудь свое.
— Мое? После... Блока и Вознесенского?
— Каждая собака лает своим голосом,— напомнил отец слова Чехова.
— Я принесу гитару,— вызвался Виталий.
Женя охотно спел новую свою песню, сочиненную им за последний рейс.
Песенка нам всем понравилась. Вот она, переписанная целиком:
ИДУЩИЕ НА ОКЕАН
Мы, первопроходцы века,
Упрямо идем на восток,
Сквозь горы, тучи и реки...
За нами — рельсы и ток.
Мы видели странные, розовые
Цветы на искристом снегу.
В мае дремали морозы,
А мы врубались в тайгу.
Мы пели веселые песни,
Когда бесновался буран.
И мир нам казался тесен,
И рядом совсем океан.
Нам скучно в обжитой столице,
Мы будем Сибирь обживать...
Друзей загорелые лица
На старости лет вспоминать.
И мотив нам понравился, лирический и с грустинкой.
Чудесная мелодия!.. Особенно понравилась песня отцу.
— Надо спеть ее нашим работягам,— сказал он.— А зимой пошлем тебя на фестиваль самодеятельной песни. Подготовь еще несколько своих песен.
— А где будет фестиваль? — спросил польщенный Женя.
— В Тынде. Продлится три дня. Будут делегации Москвы, Ленинграда, Куйбышева и других городов, но с такими гитаристами и песенниками, как ты, и мы не ударим в грязь лицом.
— А ведь Виталий тоже поет,— вдруг сказал Алеша.— Спой,— попросил он.
Виталий сначала отказался наотрез, пришлось его довольно долго уговаривать. Затем он заявил, что аккомпанирует он себе сам, но лишь на рояле.
Рояля в пекарне не было, но мы так разохотились, что решили немедля отыскать рояль. Отец позвонил в Дом культуры, но там сегодня была лекция о международном положении, и все давно разошлись — долгие гудки свидетельствовали, что ни одного человека в Доме культуры не осталось. Тогда папа стал названивать поочередно — в театр, в НИИ, всем знакомым и, наконец, какому-то Кириллу Дроздову, который оказался дома.
Узнав, в чем дело, Дроздов пригласил нас всех к себе домой завтра вечером, предупредив только, что у него не рояль, а пианино.
— Пианино устраивает? — спросил отец у Виталия. Тот кивнул головой: «Вполне».
Вскоре отец собрался уходить
Он терпеливо ждал, пока мы договорились (дело было в Жене и Алеше, Христина ведь работала в этом институте), и, попрощавшись, ушел.
Институт произвел на меня (на ребят тоже) огромное впечатление, хотя мама вдосталь потаскала меня по всяким НИИ. (Уверен, что в душе ей страстно хотелось, чтоб я стал научным работником.)
Бросалось в глаза, что этот научный институт далекого городка Восточной Сибири был оснащен новейшей техникой. Лаборатории просто ослепляли сложнейшей аппаратурой, приборами. Я сказал об этом.
— Филиал Сибирского отделения Академии наук1 — усмехнулся отец.— А теперь, ребята, я познакомлю вас с весьма интересным человеком. Математический гений. Ему еще и тридцати не исполнилось, а уже доктор наук. Автор потрясающих открытий. Вот так-то, ребята!..
Он постучал в дверь, и мы вошли, немножко стесняясь.
Из-за письменного стола, заваленного бумагами и рукописями, поднялся навстречу нам высокий сутуловатый молодой человек. Прямые белокурые волосы, зачесанные со лба назад, падали до плеч. Темные, почти черные глаза на бледном лице смотрели иронично и дерзко.
— Садитесь, товарищи, Андрей Николаевич, садитесь...— Кирилл пододвинул кресло отцу, мы присели на стулья. Стало очень тихо. Кирилл молча смотрел на нас.
— Может, расскажете ребятам о своей работе...— нерешительно попросил отец.
Кирилл пожал плечами.
— Не обижайтесь, но... ведь никто из вас ничего не поймет? Вы мне представьте их, Андрей Николаевич. Кто из них ваш сын?
— Пожалуй, не поймем. Мне в Новосибирском академгородке рассказывали, что, когда Кирилл Дроздов защищал кандидатскую, один академик сказал, что в этом переполненном учеными конференц-зале, кроме самого Кирилла и этого академика, может, только трое-четверо ион я л и, о чем говорил Кирилл. Что-то совсем новое, непохожее — в алгебре. Бо-ольшой шаг вперед в науке. А когда его диссертация космонавтике послужила, получил и Ленинскую премию. .
— Да что говорить, характер у него...
— Ложь насчет характера,— серьезно опроверг Кирилл,— был на зимовках — не конфликтовал. А здесь? Со всеми отличные отношения. Так кто из троих ваш сын?
— Угадайте.
— Этот?
Кирилл, к моему великому возмущению, указал на Женю. Все рассмеялись. Отец представил нас, подчеркнув, что Женя — выдающийся автомобилист-гонщик, а я мастер фигурного катания.
Об Алеше добродушно сообщил, что он хороший пекарь. Виталий был дома — готовил опару. И хорошо, что его не было: как его представлять? Не подонок же? Бывший студент? Уголовник?