Всё дальше уносит течение тёмной рекиТвои очертанья – и падают медные зёрнаНа мёртвую землю, чья древняя повесть печальна,Чья память бессмертна, чья горькая участь бесспорна.О музыка меди! Природа любви музыкальна,Но только твои очертания столь далеки.А может быть столь высоки, что и в водах речныхЯ вижу всего лишь неясное их отраженье —И этому тёмному зеркалу верить не стоит,И лучше следить облаков и созвездий движеньеНа
том небосклоне осеннем, где время не скроетЗатерянных в царстве дождей очертаний твоих.И всё же, не зная, в какой из бесчисленных странБездонной, всевидящей памяти ты обитаешь,Прошу тебя, вспомни, что Прошлое вновь наступает,Когда умирают любимые люди. Ты знаешь,Я, кажется, болен. Мелеет река. ИсчезаютТвои очертанья. Меня окружает туман.
1987
«Умирает век. Посмотрим прямо…»
Умирает век. Посмотрим прямоВ будущие – прошлые века:Пётр и Павел, Колыма и Кама,Русский бунт и русская тоска.Вольность. Власть. Сибирь.Мороз по коже.Адский холод. Райское житьё.…Умирает век. Одно и то же:Suum cuique – каждому – своё.
1991
«Душа событий скрыта в мелочах…»
Душа событий скрыта в мелочах,В каких-то измененьях незаметных,В обыденных невидимых вещах,В пустых словах, бесплотных и бесцветных.Всё наше настоящее – намёкНа будущее – или на былое?Смысл бытия затерян между строкТой рукописи, названной судьбою,В которой время рвётся из оковЦензуры, страхом искажая лица.Но все разгадки скрыты между словКакой-нибудь неизданной страницы.
1986
Художнику Владимиру Яковлеву
(«Дотронуться тонкою кистью до белой бумаги…»)
Дотронуться тонкою кистью до белой бумаги —И жестом небрежным печальный воссоздан цветок.И взмах лепестка, словно весть о неведомом благе,Далёк от вечерней земли и от неба далёк.Цветы возникают, как горькое напоминанье,Они одиноки средь серых дорог и равнин.И взмах лепестка, словно весть о грядущем прощанье,Один на вечерней земле и на небе один.Цветы, как скитальцы, приходят в наш мир и уходят,Лишь кистью на белой бумаге их свет отражён…И взмах лепестка, словно весть о далёкой свободе,Зажжён на вечерней земле — и на небе зажжён.
1977
Элегия ранней осени
(«Раннею осенью падает тень на неровной стене…»)
Елене Кричевской
Раннею осенью падает тень на неровной стене.Вновь произносится имя невесты царя Менелая.Пальцы Елены танцуют, сухие страницы листая:Войско Приама разбито и древняя Троя в огне.В спящем осеннем саду хризантем ослепителен цвет.Сонные пчёлы на них свой последний нектар собирают.В парке Елена с деревьев увядшие листья срывает,Чтоб меж страниц Илиады вложить их — на тысячи лет.Как белоснежные всадники в небе плывут облака,В небе, пока ещё синем от гомона птиц перелётных.…Мысли Елены о Трое на крыльях скиталиц свободныхВдаль от Москвы улетают, сквозь лето, весну и века.
1978
«Все граждане вселенной стали пылью…»
Все граждане вселенной стали пылью,Небесной пылью на страницах книг.А мы… примерим мраморные
крыльяИ посмеёмся – слишком страх велик.Наш смех спокоен и дыханье ровно,Речь осторожна, жизнь почти легка.И солнечное прошлое безмолвно,И мы не помним тёмные века.Мы проживём достойно и безбедно.И пусть на сумасшедшем кораблеДругие смерть найдут. Мы незаметноСкончаемся – без неба на земле.Никто не спросит нас, зачем мы жили,В душе ребёнка оживёт старик……А те, кто стал бессмертнойзвёздной пылью,Что нам до них? Мы не читаем книг.
1987
«Ты входишь в туманный холод…»
Ты входишь в туманный холодИ держишь огонь в руках,Ты видишь холодный город,Сияющий в облаках.И там, где гранит расколотВолной на двух берегах,Ты видишь войну и голодИ послевоенный страх.Кресты каналов и линийИ снег над землёй. Взгляни:Во тьме над зимней пустынейПогашены все огниИ к вечности чёрно-синейЛетят недолгие дни,А утром – блаженный инейИ в городе мы одни.Но слышишь? – кто-то смеётсяИ вечность ведёт конвой,И в недрах дома-колодцаВосходит голос живойИ горькое пламя льётсяНа призрачный город твой —Холодное пламя – солнцеНад облачною Невой.
1987
«… Мне кажется, кто-то меня зовёт…»
Татьяне Дементьевой
… Мне кажется, кто-то меня зовётПод вечер, сквозь тишину.Через зелёное поле ведётДорога в твою страну.Твой голос – зелёное поле – дом.Ночью мы видим сныО том, что нам суждено, о том,На что мы осуждены.На сны о счастье. Ни я, ни тыНе помним счастья. НиктоНе помнит. Сны о счастье пусты,Как пейзажи Ватто.Вот оно, счастье – солнце без слёз,Вино из жёлтых цветов.Наши блаженные души унёсВетер счастливых снов.Вечность. Зелёное поле. КустШиповника. Уголь. Мел.Приторный привкус любезных устИ обречённость тел.Так было. Так будет. Твой голос лжёт,Не ведая лжи. Прощай.Поле нельзя перейти. ВедётДорога в холодный рай.
1981
«В городе, где я живу один…»
В городе, где я живу один,Мне знакомы лица горожан:Вот владелец выцветших картин,Продавщица пудры и румян.Вот непроходимый постовой,Тихий, неизбежный почтальон,Вот аптекарь – он почти живой,Вот больной – он полуисцелён.Плюшевые пьяницы стоятУ пивной, стараясь не упасть,Взрослые играют в детский сад,Детям снятся деньги или власть.Каждый – пусть уходит день за днём —Сам себе и раб и господин...Весело мне в городе моём,В городе, где я живу один.
1983–1997
«Венки на заржавленных стрелах…»
Венки на заржавленных стрелах.Ограда. Незапертый вход.Два дома. Приют престарелых —И рядом больница сирот.Домишки, глядящие косоНа выцветшую резеду.Две девочки в креслах. КолёсаИз кресел скрипят на ходу.Две бабочки. Пыльные крылья.Безрукие статуи, ницУпавшие. Пахнущий пыльюРозарий. Кормушки для птиц.Две куклы. Деревья и тень их.Песок. Куличи из песка.Два старца на детских качелях.Ограда. Венки. Облака.