Древнее, чем море, белее, чем соль,Вернее, чем камень, и легче огняЗамёрзшая влага, которая стольЖеланна безумию жаркого дня.Небесная манна незнаемых стран,Не странно ли то, что на севере нетНазванья, в котором не то океанВсё крепче сжимает ледовый браслет,Не то нисходящая к нам так легкоКружится холодная пыль облаков.И летнее время опять далеко,И в небе цветение белых венков.О снег, ты безмолвен, как лучшие дниИстории нашей и жизни моей,Как будто те книги, в которых одниОсколки событий и судьбы теней.О снег, ты хранишь неизменную честь,Уснувшую влагу холодных небес.Как будто на зимнем пути ещё естьЗелёной листвою смеющийся лес.
1988
Святой Франциск
(«Рассудок мой – лишь тёмное оконце…»)
Рассудок мой – лишь тёмное оконце.Но
мудрость Бога ярче света дня.Блаженно утро. Здравствуй, брат мой Солнце!Сестра-земля, благослови меня.Я только тень спасительного Слова.Я по земле скитаюсь налегкеИ сёстрам-птицам приношу я сноваБлагую Весть на птичьем языке.И пеньем мне ответят сёстры-птицы,И брат мой лес расступится в ответ,Сестра-звезда не даст мне заблудитьсяИ брат-подсолнух выведет на свет.Я всех бедней – и я же всех безбедней.Мир Божий – дом для братьев и сестёр.И брат мой вор отдаст мне грош последний,И брат-палач отбросит свой топор.Но свет далёк – и близко пепелище.Пусть долг велик – земной недолог путь.Настанет день, и на погосте нищихМне смерть-сестра предложит отдохнуть.Меч занесён, – но всё в Господней воле.Зажжён костёр, – но боль — лишь тень огня.И брат мой меч не причинит мне боли,И брат-огонь не обожжёт меня.
1980
К польской сестре
(«Это гробовая тишина…»)
1.
Анне ДобошинскойЭто гробовая тишинаПеред громом или чёрным днём.Это Польша – спящая странаМежду августом и сентябрём.Бог поможет, милая сестра,Только дни бессмертья сочтены…В сердце века – чёрная дыра.Вестерплатте. Первый день войны.
2. Польше
Не в человеческой, видно, власти,Ты торжествуешь – без торжества.Четыре раза рвали на частиТебя, но ты осталась жива.В крови, полумёртвая, ты молилась —Из крови, из пепла живых теней…Четыре раза Господня милостьСпасала тебя – по вере твоей.
3.
Нам говорят – мы вышли из пустыниИ есть вода и хлеб. И время есть.Но всё летит над тишиной КатыниК безвестным именам Благая Весть.И к Трём Крестам горящим небосклономВосходит ночь последнего суда…И в сентябре над Краковом бессоннымПоёт труба – и падает звезда.
4.
Всё изменилось – выцвело и потускнело.Нет, не от старости – всё это было вчера.Глядя на нас, люди думают: брат и сестра.Брат и сестра… мы оправдываемся неумело.Всё изменилось, но только не мы – до поры.Так обрываются письма на полуслове.Вечно: сестра без брата, брат без сестры…Но не отнять у нас солидарности крови.Цены всё выше – на жизнь, на слово, на взгляд,И вечер века грозит нам дурною славой.Всё изменилось – но именем Анна звенятГлиняные колокольчики над Варшавой…
1989
Диалог между Франсуа Вийоном и стряпчим Котаром
(«Нет в этом мире ничего…»)
– Нет в этом мире ничегохорошего, друг мой.Вот ты, Франсуа, пришёл к Марго,а у неё – другой!– Котар, о чём ты там поёшь?Налей-ка мне вина!Другой? Ну что ж, под рёбра – нож,глядишь – Марго одна…– Нет, Франсуа, мир не хороши жизнь не хороша:сегодня ты имеешь грош,а завтра – ни гроша!– Котар, к чему гроши считать?При кошельке пустомдвух-трёх торговцев обобратьмогу я под мостом…– Нет, в мире страшно всё, Франсуа,страшна и жизнь сама:ограбишь раз, своруешь два,а в третий раз – тюрьма!– Котар, все тюрьмы суть – дерьмо,все, кроме Вечной Тьмы.…Я принцу напишу письмои выйду из тюрьмы…– Ну вот, договорился самдо Вечной Тьмы. Заметь:нам жизнь страшна, Франсуа, но намещё страшнее – смерть!– Котар, твоя мораль смешна!живи хоть до седин:и жизнь одна, и смерть одна,и человек один.Котар, везде, в любом из местнаш мир всегда – одно:один над морем свод небес,одно у моря дно.Одна тюрьма, одна страна…Чего ещё нам ждать?Душа одна и плоть одна,одни отец и матьи Ад и Рай (куда едвали всё же попадёшь!).Один Господь, одна молва,одна святая ложь.– Нетрудно угадать, кудаты клонишь. Но скажи,уж если всё – одно, тогдани правды нет, ни лжи…– Котар, запомни: ложь подчассо святостью дружна,а правда – каждому из нас —неверная жена.Так
лучше будем пить, Котар,пока ещё живём.Пока никто из нас не стар,красавиц позовем!Пока с душой едина плоть —и горе – не беда.А там – пусть судит нас Господьв день Страшного Суда.
1984
Смерть Ронсара
(«Мой век на склоне дней моих угас…»)
Мой век на склоне дней моих угас.Быть может, это зрение темнеет…Но нет, любимая, я вижу Вас,Хотя Вы умерли. И кто посмеетОтнять виденье счастья у меня?И вот я Вам пишу на склоне дняПоследний мой сонет. Мне всё труднееДышать. Любовь – вот всё, что я имею.Всё ближе ночь. И больше нет огня…
1983
Дон Кихот
(«Я – последний рыцарь в этом мире…»)
Я – последний рыцарь в этом мире.Дух мой горд и старомодна речь.Шлем мой тяжелей чугунной гири,Ржавчиной изъеден длинный меч.Тощ мой конь, разбитые доспехиДержатся на честном слове. ЩитС трещиной и плащ – одни прорехи…Всем вокруг смешон мой грозный вид.Мой оруженосец, чуть не плача,Молит: «Возвратимся, господин!».…Не тверди, что я безумен, Санчо.Мудрых много – Дон Кихот один.Я воюю с неодушевлённымМиром. Неживых предметов нет.Каждый камень может стать драконом,Горсть песчинок – россыпью монет.В мельницах сокрыты великаны —Я бросаюсь им наперерез!Всюду – заколдованные страны,Мир – сплошной Броселианский лес.Что хохочешь, ведьма-неудача?Божий шут – я, рыцарь-арлекин……Говоришь, я слеп? Неправда, Санчо.Зрячих много – Дон Кихот один.Всё переменилось в этом мире:Духи зла живут в сердцах людей.Замок колдуна – в любом трактиреИ любой трактирщик – чародей.Иглами, напёрстками, ключамиСтала заколдованная сталь,И в какой-нибудь помойной ямеЗлобным духом скрыт Святой Грааль.Но пока душою не утраченПыл – и боль живёт среди руинПрошлого – забудь о смерти, Санчо!Мёртвых много – Дон Кихот один.Стала вся Испания – ареной,Полем битвы – целый мир во мгле.Пасынок исчезнувшей Вселенной,Я – последний рыцарь на земле.В старом сердце вечная тревогаНеумолчным колоколом бьёт:Люди, кто спасёт вас, кроме Бога,Если не идальго Дон Кихот?Долг велит – и мне нельзя иначе.Честь дороже старческих седин!Я старик. Но только помни, Санчо,Старцев много – Дон Кихот один.Есть ещё любовь на этом свете.Та, что стала сказкой в мире слёз.Разве только рыцари и детиМогут говорить о ней всерьёз.Для тебя, о дева из Тобосо,Поражал незримого врагаПобедитель глиняных колоссовДон Кихот, покорный твой слуга.Что – пред нищей верностью моею —Все твои богатства, Аладдин!Брось платочек, солнце-Дульцинея, —Верных много – Дон Кихот один.Санчо, друг мой, подскажи, куда мнеПуть держать? Мне нет судьбы иной:Дети мне вослед бросают камни,Взрослые смеются надо мной.Я один, и в мире слишком многоУ меня врагов, и смерть не ждёт…Люди, кто спасёт вас, кроме Бога,Если не идальго Дон Кихот?Шевелись же, рыцарская кляча!В бой идёт последний паладин…Время нас не ждёт! В дорогу, Санчо!Где ты, Санчо?Дон Кихот один.
1987
К портрету
(«Улыбнись, почтенный Льюис Кэррол…»)
Улыбнись, почтенный Льюис Кэррол,Вспомни сказку мнимого числа:Высшей математики химера,Детская незыблемая вера,Сочиненье школьного примера, —Шахматный закон добра и зла —Вот и вся бессмыслица, Чарльз ЛютвиджДоджсон. Что ж, теперь ты вечно будешьВ Зазеркалье жить, чтоб не исчезМир, и чтоб невежда не увидел,Как на склоне лет Алиса ЛидделлВозвращается в Страну чудес.
Вам голос неба слышен, друг теней,Анахорет упрямый и суровый,Любовник жизни, ставший Жизнью Новой,Единственный, кто в Рио-де-Жаней —Ровесник прежних незабвенных дней,Изведав всё и ко всему готовый,Избрал сонет незыблемой основойПоэзии, чтоб быть ещё вернейЕё таинственной незримой сути —Рожденью вечности в одной минуте —Её законам строгим и святым.Летит харбинский ветер над веками…Есть только Слово – пламя в тёмном храме.Шанхай… Пекин… Всё остальное – дым.Из глубины взываю вместе с Вами,Но Вас зову учителем моим.
33
Стихотворение посвящено поэту, переводчику и журналисту Валерию Перелешину (1913–1992). Часть переписки Г. Мосешвили с В. Перелешиным публикуется во втором томе.