Избранное
Шрифт:
— На это, ясное дело, потребуется много времени, — признался кузнец.
— Как это много? — спросил Зевс удивленно и с оттенком угрозы. — Вон ты сколько всего понаделал за одну ночь: трон, корону, двенадцать шлемов и все прочее. Почему же постройка дворца должна длиться дольше? Ведь ты собираешься начать ее сразу?
— Конечно, — ответил Гефест, — конечно. — Он, правда, намеревался сначала построить дома для женщин, чтобы они наконец выбрались из своих холодных темных пещер, однако не нашел в себе мужества противоречить Зевсу. —
Зевс прекрасно понял его тон. «Сам виноват, любезный мой сын, — думал он, — что я с тобою так строг. Принес бы подарки — трон и корону — мне одному, я показал бы тебе, как умеет благодарить царь. На глазах у всех заключил бы тебя в объятия, повел бы за пиршественный стол и усадил бы рядом с собой. А так ты поставил меня наравне со всеми, даже с Гестией и Ареем, за это будь и сам только одним из многих! Пусть это послужит тебе уроком!»
Кузнец с костылем под мышкой стоял перед ним в ожидании, наморщив лоб, подавляя в себе растущее сопротивление. Пальцами правой ноги, свисавшей с увечного бедренного сустава, он неловко поддел камешек. Это едва заметное движение растрогало Зевса, и он уже привстал с трона, чтобы все-таки заключить в объятия прилежного сына, как вдруг взгляд его упал на золотые сандалии Афины. Ее ноги нарядно сверкали, а ноги царя были босые и черные!
Исполненный холодной ярости, Зевс снова сел на место.
— Значит, все ясно, — сказал он. — Так начинай! Полагаю, что к завтрашнему дню дворец мог бы уже стоять. После этого, пожалуй, можешь несколько деньков передохнуть. Однако довольно разговоров! Вперед, за дело!
— Конечно, — упавшим голосом ответил Гефест.
В тоне царя он уловил металлический призвук, которого боялся и перед звоном которого чувствовал себя беззащитным. Точно так же звучал голос Геи, когда ее охватывал гнев, и тогда он переставал ей возражать и молча повиновался.
— Как повелит царь, — проговорил Гефест и перестал поддевать ногой камешек. И если теперь он еще сильнее наморщил лоб, то лишь потому, что напряженно размышлял, как ему справиться с такой задачей. Боги тоже должны хорошенько приложить руки, это ему представлялось непременным условием; тогда при особом старании до вечера можно возвести стены. Но захотят ли боги ему помочь? В глазах Гефеста они все еще стояли настолько выше его, что он чувствовал себя вынужденным искать их расположения.
Робко обратился он к Зевсу, чтобы тот попросил мужчин помочь, а царь немедля погнал на работу и женщин. Боги ворчливо сетовали на непривычный труд, и хуже всех бранился силач Арей, однако его-то Гефест безжалостней всего и понукал.
— В этом деле господин ты, и все должны тебе повиноваться, — сказал Зевс, и это слышал каждый, Гефест не давал богам вздохнуть. Мужчины клали стены, женщины расщепляли золото на пластины, дети морского бога тянули серебряную нить. Все это видел Гермес и ухмылялся.
«Какое у меня чутье, —
Однако до этого было еще далеко. Кузнецу весьма кстати пришлась бы сейчас помощь Кратоса и Бии, но их нигде не было.
— Они отправились по моему поручению, их я никем заменить не могу, — заявил Зевс, который сидел на троне и наблюдал за работающими, отнюдь не помышляя им помочь. Афродита тоже, раз-другой стукнув топором, забралась обратно в мох, а остальные глядели ей вслед, не говоря ни слова, ибо не желали задираться с Гефестом. Деметра была далеко, а Гера висела на скале.
— Где шляется этот Прометей? — ворчал Арей.
— О Прометее — ни слова! — вмешался Зевс.
Но, почувствовав, как неудержимо растет общее недовольство, счел нужным добавить:
— Я запретил Прометею всходить на Олимп. Он титан и не принадлежит к семье богов. Пусть отправляется к своим или подыщет себе какой-нибудь остров! Чтобы его имя здесь больше не упоминалось!
Для большинства это известие не было ни неожиданным, ни неприятным. Артемида, Арей, Афродита, Посейдон и Гера были откровенно враждебны Прометею, но и остальные, исключая Афину, не считали его своим другом. Среди богов он появлялся редко, и было в нем действительно что-то чуждое.
Даже Гефест не подумал о том, чтобы принести подарок Прометею. Сейчас это пришло ему в голову, и он на себя разозлился.
«Я разыщу его и что-нибудь ему подарю», — решил он.
Однако постройка дворца продолжалась, и через несколько минут Прометей был забыт.
— В одном я клянусь всеми клятвами, — ворчал Посейдон. — Когда этот дворец будет наконец готов, я больше палец о палец не ударю!
— Я тоже, — стонал Арей, таская на себе слитки золота.
— Тяжести могли бы возить мои кони, — предложил Посейдон. Тритон, едва услышав эти слова, вскочил и бросился за лошадьми, и они замечательно помогли.
— Надо бы нам завести их побольше, — бурчал Посейдон.
— Для такого постыдного труда годятся только животные, — вскинулся Арей. — Это позор, что богам приходится так надрываться! Громоздить эти плиты могли бы, скажем, медведи. Или слоны, обезьяны. Да что говорить! Раскалывать слитки вполне могли бы дятлы. Лучше бы Артемида их этому научила, чем скакать по лесам, как коза.
Артемида услышала это и швырнула Арею в голову золотую планку. Планка слегка его ранила, царапина была пустячная, но Арей захныкал и заявил, что больше работать не может.
Аполлон перевязал ему ранку целебными травами.
Стеная, Арей хотел было убраться в пещеру.
— Продолжаем работать, мой славный сын! — воскликнул Зевс, однако Арей противился.
— Я тяжело ранен, — ныл он, — измучен, болен, истерзан и почти истек кровью! Я должен теперь отдохнуть, иначе пострадает мое здоровье!