Избранное
Шрифт:
Так катился к северу этот поток смертной муки, но и открытое море не сулило животным спасенья, ибо они привыкли к пресной воде, а морская соль разъедала им самые чувствительные места. Воспаленными глазами смотрели они на сушу, но берег дымился. Выбирать можно было только между смертью в море и смертью в огне.
Прометей наблюдал это бедствие, не в силах помочь. Спускаясь на Землю, он предполагал разделить устье Нила и направить воду на горячий песок, чтобы животным было где отдохнуть, но теперь он боялся, что стоит ему ступить на землю, как они начнут карабкаться по нему и столкнут в море. Уже сейчас, едва завидев его, они спрыгивали
— Будь ты проклят, огонь! — кричал он, сам пылая от гнева и бессилия. — Будь ты проклята, свирепая стихия, злейший враг всего живого, ненасытная, прожорливая смерть!
В нем пробудилась гордость титана: его предки некогда повелевали стихиями, почему бы и этой не покориться сейчас его воле?
— Погасни! — вскричал он, налетая на границу огня. — Погасни, велит тебе сын Япета!
Но крик его прозвучал каким-то сиплым карканьем, а из белого прозрачного тумана, затопившего раскаленную песчаную пустыню, дразня его, высовывались красные огненные языки. Прометей пытался своим заклинанием подавить их безмолвное торжество, но голос ему отказал, а жар погнал прочь от суши. Камни лопались с пронзительным жужжаньем; испаряясь шипели горные озера; дико трубили слоны, которым морская соль разъела хоботы. Прометей решился, презрев опасность, все же опуститься на землю в гущу зверей, как вдруг обнаружил невдалеке, на Нубийской равнине, холм, высившийся посреди раскаленного песка и кишевший птицами.
Должно быть, этот холм состоит из вещества, которое само не горит и не передает тепла! Прометей тотчас помчался туда и убедился, что его предположение верно. Холм был образован из рыхлого серо-белого камня, в котором переплетались разлохмаченные волокна и который, подобно слюде, без труда разнимался на слои, только был много легче.
Он выломал целую пластину, а вместе с ней вырвал и несколько широких и очень крепких корней сухого кустарника — единственного растения на этой возвышенности, после чего полетел обратно. Невдалеке от морского берега Прометей бросил пластину в жар и, стоя на этом острове, принялся корнем копать песок, разделяя устье реки на множество рукавов и протоков, которые в наше время называются дельтою Нила.
Он скреб и копал изо всех сил, но все больше животных тонуло. Прометей слышал, как их жалобные мольбы переходят в предсмертное бульканье, а почва была все еще такой раскаленной, что холодная вода, хлынув на нее, тотчас испарялась. Прометей раздумывал, у кого из животных копыта настолько твердые, что можно пустить их сюда на пробу, и решил погнать на берег пару дромадеров, которые как раз брели через устье. И тут он увидел, содрогнувшись еще сильнее, чем при виде бушующего огня, что поток животных поплыл вдруг в обратную сторону, задом наперед. Казалось, будто какая-то чудовищная сила высасывает зверей из моря и тащит их вверх по реке, против течения. Титанова сына охватил ужас. Неужто огонь так силен, что может поворачивать реки вспять? Или же стихия в отместку за то, что он ее проклял, развязала свои скрытые, еще неведомые миру силы и заставила уже спасенные существа добровольно броситься назад, в погибель?
Прометей не мог знать, что Посейдон прорыл в той части суши, которая в те времена соединяла Африку с Азией, ров, параллельный Нилу и более глубокий, чем ложе последнего,
Это произошло на Востоке, но и в других областях помощники не дремали: Океан и его дети с Запада гнали на пожарище волну за волной; на Юге Артемида выводила находившиеся под угрозой стада в безопасные зоны, а Деметра, сняв с себя звериные шкуры и связав их узлом, собирала семена редких растений, чтобы позднее посеять их в неповрежденную почву.
Тем временем начали таять высокогорные ледники, образовавшиеся ручьи врывались в огонь, и от этого столкновения возник самум, отбросивший огонь назад, на выгоревшую землю. Еще только раз взметнулось пламя навстречу светлому солнцу — и окончательно сникло. Появились тучи, пар, поднимавшийся с побережья и с гор, изливался крупными горячими каплями, наново испарялся и опять падал дождем, остужая жар, полосу за полосой. Докрасна раскаленный песок стал желто-коричневым, испекшиеся камни рассыпались в прах. Северная Африка превратилась в пустыню.
Спасенные звери, дрожа, сгрудились в Посейдоновом рву. Львы прижимались к газелям, газели — ко львам, степной волк пыхтел рядом с зайцем; хищники не хватали добычу, а слабые не удирали. У всех торчали изо рта языки, будто высохшие сучья, и то тут, то там кто-нибудь падал как подкошенный, ткнувшись головой в мутную воду. Даже крокодилы лежали в изнеможении. Не осталось ни одной неопаленной или неразодранной шкуры, ни одной пары глаз, не замутненных зрелищем смерти.
Горилла-мать молча качала двух умолкших детенышей, некогда слывших самыми неуемными крикунами во всей Африке. Теперь у малышей не осталось сил даже на то, чтобы хныкать, языки у них стали жесткими, как галька, а губы высохли добела, виднелись только ноздри.
Посейдон понял, что жизнь зверей все еще в опасности.
— Сюда, дочери Океана, сюда! — кричал он в сторону открытого моря, сложив руки у рта наподобие пещеры. — Возьмите пустые раковины на берегу и соберите в них дождь! Звери гибнут от жажды в этой каше из соли и пота!
— Мы спешим! Мы спешим!
— Проплывите под материком! Не теряйте времени зря!
— Мои дочери поспешают!
Последними в ров, который ныне зовется Красным морем, плюхнулись два слоненка, больше животных в реке не осталось. Сквозь отверстие в откосе берега сочилась только черная жижа — пепел с водой.
— Мы плывем! Мы плывем!
Пока Посейдон заделывал тиной брешь в откосе, ко рву подлетела Артемида, выпачканная сажей, с растрепанными волосами. Прохладными мясистыми листьями и медоносными цветами с Африканского нагорья она перевязала самые тяжкие раны. Дети Океана приволокли дождь в рожковых раковинах, а по узкому перешейку, еще соединявшему Африку с Азией, подошел и Прометей, у которого дрожали колени.
Увидев скученных во рву зверей, он улыбнулся, но потом заплакал.
— Что произошло, брат? — спросил он, рыдая.
— Ничего особенного, — отвечал Посейдон, опершись на свой трезубец. — Просто царь Зевс испробовал свое новое оружие. — Он зло взглянул на Прометея. — Его изготовил для властелина твой Гефест, — медленно проговорил он, — твой Гефест, которого ты вытащил из леса. Вот к чему привел твой замечательный план, болван ты эдакий! Ах, сидел бы ты лучше со своими в преисподней!
Прометей ничего не понимал, не почувствовал он и бешеной ненависти, звучавшей в этом обвинении.