Избранное

Байкурт Факир

— Эка невидаль, что ящерка живет среди камней, есть чудеса и почудней, — сказал дед. — А вот скажите мне лучше, где это видано, чтоб такой большой человек, инженер по самолетам, обижал ребенка? Выходит, раз ты богат да силен, так можешь кого ни попадя обидеть. Без стыда, без совести он…

— Не советую я вам, папаша, так громко обсуждать это здесь, — сказал седой Назми-бей. — Я бы на вашем месте не стал такой шум поднимать. Народу и так слишком много собралось. Все равно проку от этого не будет. А вот нанять опытного адвоката имеет смысл.

Адвокат обдумает все как следует, досконально изучит, наладит контакты с нужными людьми. Право, не стоит шум поднимать.

— Чем ближе к огню, тем жарче, а чем к сердцу ближе, тем больней, — уважительно ответил дед. — У кого болит, тот и кричит. Доведись тебе, господин хороший, испытать то же, что испытали мы за последние пятнадцать дней, ты бы тоже небось закричал. И в тюрьму меня сажали, и палками били. Ты бы и половины не стерпел из того, что нам стерпеть пришлось. Весь мир небось вверх тормашками перевернул бы. Нет уж, пускай он отдаст нам куропатку!

— Я ведь не говорю, что американец не должен возвращать куропатку. Но управу на него можно найти только с помощью закона. Силой или угрозами вы все равно ничего не добьетесь.

Молодые люди вступились за дедушку:

— А он и не применяет силу. Наоборот, вежливо и без оскорблений просит вернуть свою вещь. Он не грозился силу применять. Единственное, что сказал, это: «Я не уйду отсюда, пока не получу куропатку». Разве такое заявление можно рассматривать как угрозу или применение силы?

— Однако он нарушает общественный покой.

— Простите, почтенный Назми, с каких это пор закон запрещает спокойно стоять на улице в ожидании человека? Старик с мальчиком всего лишь просили вернуть их собственную вещь. Или это тоже запрещено?

— Надо смотреть в корень: к чему такой инцидент может привести, какие у него могут быть последствия? Вы, молодые, как всегда, необъективны и пристрастны. Раз замешан американец, значит, дело ясней ясного, он кругом виноват. Так нельзя…

— Браво, Назми-бей! Выходит, американец прав?

— Не знаю, не знаю… Не изучивши вопроса, ни о чем нельзя судить.

— И этот старик не прав?

— Я не в курсе дел.

— Но если вы не в курсе, так зачем оправдываете Харпера, будто заранее уверены в его правоте?

— Я никого не оправдываю и никого не обвиняю. Я всего лишь подсказываю путь для решения вопроса.

Больше он ни слова не проронил, важно прошествовал к двери, вошел и стал подниматься по лестнице.

Толпа вокруг нас поредела, кое-кто из любопытных тоже вошел в дом — значит, и они здесь живут. Один мужчина, невысокий, пухлявенький, со сладкой улыбочкой на круглом лице, приблизился к нам, не вынимая рук из карманов пиджака.

— Никак в толк не возьму, стоит ли из-за куропатки такую шумиху поднимать? — сказал он. — В деревнях полно куропаток. Я сам вырос в деревне, помню… Наш сосед — инженер, гость из дружественной страны. Разве приличествует нам требовать от гостя, чтоб он возвратил подарок? Ах, как некрасиво!.. —

И маленький господин катышком вкатился в дверь подъезда.

— М-да, не диво, что ящерка среди камней… — снова задумчиво произнес дед.

Один из молодых людей оглянулся, достаточно ли далеко ушел улыбчивый господин и не услышит ли его.

— Не обращай внимания, старик, он ведь профессор.

— А что это такое?

— Он должен книги писать, но не пишет. Только налево-направо советы раздает.

Вернулся Теджир и встал рядом с женой. У него из-за спины выглядывал их сын Гюрсель. Молодые люди подхватили чемоданы, узлы, Теджир взял две тяжелые сумки, и они вошли в дом. Вот тут-то тетушка Гюльджан приблизилась к дедушке.

— Добро пожаловать, дядя Эльван. Как поживаете? — Она оглянулась, не видит ли Теджир, и только после этого поцеловала дедушке руку.

Гюрсель сторожил оставшиеся на тротуаре вещи — два чемодана, две сетки и сумку. Он только попытался взять одну из сеток или сумку, как мать тихонько подпихнула его в спину: поди, мол, поздоровайся с земляками. Мальчишка упрямо замотал головой, набычился, но мать требовала повиновения, и он с видимой неохотой подчинился. Буркнув «добро пожаловать», он поцеловал руку дедушке и пожал мне, после чего торопливо отошел обратно к вещам. Одет Гюрсель был неплохо, но, в отличие от наших деревенских ребят, сделался здесь, в городе, какой-то бледно-серый.

Двое из молодых людей вернулись, взяли оба чемодана и сетки, а последнюю сумку тетушка Гюльджан велела нести сыну.

Теджир торопливо спустился с лестницы.

— Послали в бакалейную лавку, — бросил он тетушке Гюльджан. И, почти не сбавляя скорости, что-то шепнул ей на ухо. Она так же торопливо ответила. Наверняка об нас говорили.

Как только Теджир скрылся из виду, тетя Гюльджан подошла к нам.

— Как поживает твоя мама, Яшарчик? Как дела у отца? Надеюсь, они живы-здоровы.

— Все в порядке, — коротко ответил я.

— Да, Гюльджан, дома у нас все в порядке, — подтвердил дедушка.

— Не так давно Сейит-ага приезжал, но к нам отчего-то не заглянул. Я от Бетти-ханым узнала.

— Куда и зачем ездит Сейит, мы тоже узнаём от чужих людей.

— Знаете что? Куропатка куропаткой, а вы, может, все-таки зайдете к нам? Темнеет уже…

— Ничего, Гюльджан-ханым. Мы еще немного подождем, потом вернемся в постоялый дом, — ответил дед.

— Отужинали б у нас…

— Спасибо за приглашение, но не хочется.

— Что люди скажут, если я вас оставлю здесь одних?

— Не переживай, никто не укорит тебя.

Тетя Гюльджан все время настороженно поглядывала в ту сторону, откуда должен вернуться Теджир, но пока его не было видно, и она еще ближе подошла к нам, даже взяла мою руку в свои и погладила.

— Ты-то как поживаешь, Гюльджан?

— Так себе. Жизнь тут собачья. Никаких радостей.

— Радуйся хоть тому, что у твоего сына куропатку не отняли.