Избранное
Шрифт:
Оттого, что она не курила долго уже, весь спектакль и все это время, пока шла домой, от первых же затяжек болгарской «Варной» у нее приятно закружилась голова, и она только в эту минуту по-настоящему почувствовала, как устали ее ноги.
Закрыв глаза и не помогая руками, Вера Владимировна нога об ногу столкнула на коврик тяжелые туфли-платформы и пошевелила освободившимися от тесноты пальцами. Откинулась спиной к вешалке… Вздохнула умиротворенно, всей грудью, и… на выдохе… вдруг… услышала что-то такое, что мгновенно насторожило ее, а затем испугало…
Она напряглась всем телом и, мазнув подушечками
Из гостиной в прихожую просачивались звуки глубокого, с подсапыванием дыхания. Будто кто-то спал там…
Вера Владимировна нервно и непонятно почему оглянулась и увидела на вешалке массивно обвисшее чужое пальто серого цвета, а рядом с ним пиджак… С лацкана его поигрывала светлым бликом золотая остроконечная звездочка…
Вера Владимировна на цыпочках подступила к вешалке и вдруг неожиданно для себя потрогала пальцем медаль… Звездочка послушно и легко сдвинулась с места, и Вера Владимировна, снова оглянувшись, воровато, коротким движением поправила ее. Первый раз в своей жизни она так близко видела перед собой такую награду…
«Господи, — подумала, прикусывая губу, Вера Владимировна, — да кто это там?..»
Она быстро скинула пальто, одернула платье, пригладила волосы и все так же, в одних чулках, позабыв про шлепанцы, неслышно перешла к двери в гостиную. Слегка отогнув портьеру, заглянула…
На диване, уронив голову на грудь, сидел и спал Михеев… Руки его безвольно раскинулись по сторонам, вверх ладонями, белая рубаха сморщинилась на вздувшемся животе, на сдвинутых коленях лежала раскрытая книга, и мерное дыхание Михеева покачивало поднявшиеся стоймя страницы…
«Воскресение…» — с ухмылкой подумалось Вере Владимировне, и она почувствовала, как разом улетучился накопившийся за этот день радостный настрой.
Она вошла в комнату и, привалившись к дверному косяку, стала откровенно внимательно рассматривать Михеева.
Лицо Ивана Андреевича было в тени, световой полукруг торшера лишь высвечивал поредевшие, гладко зализанные назад волосы. Лоб был нахмурен, отчего гармонисто сошлись на нем крупные морщины… Штанина на правой ноге комкано задралась, приоткрыв желтоватую тонкость голени, туго обхваченной резинкой шелковистого темного носка…
«Воскресение…» — и на этот раз без ухмылки повторила Вера Владимировна и перевела взгляд на стол… Он был красиво и тщательно приготовлен к ужину на двоих.
«Ждал… — подумала как-то отстраненно Вера Владимировна и тут же спросила себя: — А я?..» Помедлив, она отрицательно покачала головой: «Нет… зачем он пришел?..»
Михеев вдруг поднял левую руку, слабо отмахиваясь от кого-то, и уронил ее назад.
Вера Владимировна вздрогнула и, выскользнув из гостиной, вернулась к ящику под вешалкой. Села, вытянув ноги, и только сейчас вспомнила про сигарету, потухшую у нее в губах. Вынула из сумки зажигалку и прикурила. Устало сняла очки, опустив их на платье, вытерла ладонью лицо.
Михеев в эту минуту входил в огромный, огромный зал… В нем не было никого, и в пустой гулкой тишине беззвучно покачивались хрустальные люстры да холодновато лоснились мраморные бока колонн. Скользкий паркет хрустел под ногами… Михеев, озираясь, остановился… Неожиданно,
— Внимание, внимание! Слово имеет директор комбината «Полярный» Михеев Иван Андреевич…
Где-то далеко и снова невидимо вздохнул начальными тактами марша духовой оркестр, и одновременно с ним впереди плавно отвернулись на обе стороны створки громадных дверей. Из них навстречу Михееву стремительно выкатился, утрачивая объем, вначале высокий рулон яркой ковровой дорожки… Он иссяк возле ног Михеева, и Михеев, едва касаясь ее, поплыл по залу…
И снова распахнулись двери. И еще. И еще… А затем путь Михееву преградил резко опустившийся перед ним автоматический шлагбаум… Рябой-рябой от свежей покраски.
Михеев удивленно потрогал его рукой и осторожно, чтобы не испачкаться, поднырнул под него и оказался в промежутке между двумя путями, наезженными до зеркального блеска. По ним в разные от Михеева стороны пошли и пошли тяжело груженные рудой вагоны. Людей в них не было, но почему-то слышал Михеев, как то справа от него, то слева кто-то стал требовать:
— Говори…
— Говори!..
— Ну, го-во-ри же!..
Движение все ускорялось и ускорялось, а Михеев молчал… Он стоял, вертел головой, не успевая сосредоточиться ни на одном из вагонов. И все быстрее и быстрее доносилась до него внятная команда:
— Го-во-ри! — сливаясь с бешеным перестуком колес — Го-во-ри!..
Михееву показалось, что на одной из открытых площадок железного хоппера он увидел Кряквина… И обрадованно вскинул рукой, пытаясь привлечь его внимание…
Внезапно все прекратилось — разбежались составы в разные стороны. Михеев стоял один посреди рельсовых путей. Бесконечно один, в солнечном вареве… Ветер шевелил на железнодорожных откосах высокие травы. Жаворонок, зависая в струистом, горячем воздухе, задрожал невысоко, роняя на землю дробные переливы…
Михеев снял строгий, совсем неуместный для такой вольницы черный пиджак, растянул душный узел галстука, сбросил ботинки, носки и, держа все эти вещи в руках, раскинутых крыльями, пошел босиком по одному рельсу, покачиваясь, стараясь держать равновесие и улыбаясь…
Что-то стукнуло. Совсем рядом. Тупо, но отчетливо…
Михеев проснулся. Сел прямо и повертел головой, разминая уставшую от неудобного положения шею. Выдохнул из себя остатки сонного дыхания и кашлянул. Поводил глазами, вспоминая, где находится, и увидел упавший на пол томик Толстого. Поднял и встал с дивана. Взглянул на часы — двенадцать… Подошел к столу, положил книгу и с хрустом потянулся, широко, со звуком, зевая… Ему захотелось есть, и он направился в кухню, чтобы приготовить яичницу…
— Загуляла, загуляла где-то наша… — вслух произнес Михеев, выходя из гостиной, и не договорил…
Он увидел Веру Владимировну и, ошеломленный, замер, вытягивая лицо:
— О-о… Вы?..
Гринина молча и неподвижно смотрела на него сквозь очки.
Иван Андреевич сделал еще шаг… Совсем уже растерянно остановился:
— А я… гм… что вы здесь делаете? — как-то глуповато вырвалось у него.
Вера Владимировна хмыкнула, откинулась спиной к вешалке и, поглядев куда-то вверх, отчего в стеклах ее очков зажглись ломкие лучики, тихо и равнодушно ответила: